Право и политика в дни переворота
Нина Беляева, Анатолий Ковлер
Главная догма теории правового государства - политика должна ограничивать себя правом, а политики - действовать в рамках закона - мифологема, так как само право рождается в результате действий политиков и политических сил, и только на этапе стабилизации общественного развития право приобретает самостоятельное значение, ограничивая деятельность политиков, осуществляя все больше контрольных функций над политикой.
Фаза "стабилизации" очень удобна для описания модели правового государства, где нормы права отфильтрованы и отшлифованы практикой реализации общественных потребностей, закрепленных в сознании граждан как рациональные и необходимые.
В нашей стране представить такую модель почти невозможно из-за постоянного доминирования политики над правом. "Новая политика" формирует "новое право", расставляя свои флажки на границе отвоеванной у "старого" территории; "старая политика" и ее приверженцы - отсиживаются за баррикадами прежних норм, не сдавая без боя ни одного правового редута.
Правовая чересполосица - явление временное, поскольку она никого не устраивает, и поэтому "война законов" должна была в конце концов разрешиться победой одного из основных направлений. У нас разрешение этого конфликта приняло форму попытки государственного переворота, с возвращением к единой "старой" системе, когда все было поперек.
Обе стороны конфликта, условно представляющее "старое" - Союзное руководство и "новое" - руководство России, защищая свои политические интересы, в равной мере апеллировали к праву, к законности, к Конституции СССР, отстаивая при этом свою модель права и свое понимание законности.
Исключительно важно, что процесс внедрения в политику если не правового сознания, то хотя бы уже правовой риторики и аргументации, начавшийся в конце восьмидесятых годов, в период кризиса, проявился в противостоянии нормативных актов - в "войне законов". Если раньше противостоящие политические группы в поисках аргументов своей легитимности ссылались на "интересы народа", на "исключительное", "истинное" или "наиболее полное" их воплощение, то теперь мотивация политической деятельности неизбежно дополняется установлением либо защитой подлинной законности.
Важность этого факта заключается в том, что "интересы народа" каждый волен понимать по-своему, и этот критерий утрачивает всякий смысл. В то время как защита права и законности имеет вполне объективизированный критерий - текст закона.
В определенной мере именно правовая артикуляция позиций политических сил, участвовавших в конфликте, через их нормативные акты позволила быстро взвесить их политический рейтинг в общественном сознании, ускорив разрешение конфликта,
Итак, государственный комитет по чрезвычайному положению, с одной стороны, и Российское руководство, решительно поддержанное правительством и мэрией Москвы, - с другой, за четыре дня своего короткого и бурного противостояния, издали значительное количество нормативных актов, мотивируя это необходимостью защиты конституции, законности и правопорядка.
Интересно уже сегодня рассмотреть эти акты, отвлекаясь от содержания, с точки зрения соотношения в них права и политики, чтобы понять формы существования законности в период кризисов, проследить перекройку правового пространства, оценить возможные перспективы баланса политики и права в нашей общественной жизни в ближайшем будущем.
Противостояние и победа России
Рассмотрим акты двух субъектов нормотворческой деятельности 18-22 августа: ГКЧП и Президента РСФСР.
Акты ГКЧП
После того, как со всех возможных трибун, экранов, газет и листовок объявлено, что члены ГКЧП - государственные преступники (хотя суда над ними пока еще не было), может показаться бессмысленным разбор декретов группы неудавшихся мятежников. Однако 18 августа члены ГКЧП представляли мощные и наиболее организованные институты власти, обладающие прочным правовым статусом, предоставлявшим им огромные полномочия.
Однако, именно созданная актами комитета правовая и политическая ситуация детонировала шквал политического противодействия, хотя тексты, изданные комитетом изобилуют ссылками на Конституцию СССР и советское законодательство.
Очень важно обратить внимание на то, что с самого начала комитетом был избран определенный стиль политического поведения- попытка сохранить имидж законности, легитимности своих притязаний, что отчасти и привело к провалу. "Правовой" метод деятельности связывал руки, оставлял мало места для оперативного маневра, не позволял действовать решительно, жестко и откровенно.
* * *
Напомним основные нарушения и противоправные действия государственного комитета по чрезвычайному положению.
1. Основания для объявления чрезвычайного положения предусмотрены Законом Союза СССР "О правовом режиме чрезвычайного положения" от 3 апреля 1990 г. К ним относятся, согласно ст. 1 Закона:
- необходимость обеспечения безопасности граждан СССР при стихийных бедствиях, крупных авариях или катастрофах, эпидемиях, эпизоотиях (т.е. эпидемиях скота), а также при массовых беспорядках. При этом целью объявления чрезвычайного положения является "скорейшая нормализация обстановки, восстановление законности и правопорядка".
Очевидно, что ни одного из этих оснований на 19 августа не существовало. В заявлении ГКЧП было сказано, что чрезвычайное положение вводится: "в целях преодоления глубокого и всестороннего кризиса, политической, межнациональной и гражданской конфронтации, хаоса и анархии, которые угрожают жизни и безопасности граждан Советского Союза, суверенитету, территориальной целостности, свободе и независимости нашего Отечества". Иными словами, использовался набор произвольно трактуемых понятий, не имеющих оснований в законе.
2. Процедура введения чрезвычайного положения, определяемая ст. 2 Закона предусматривает введение его в определенной местности или регионе Верховным Советом соответствующей республики с уведомлением об этом Президента СССР, Верховного Совета СССР. Введение чрезвычайного положения по всей стране является прерогативой Верховного Совета СССР. Что же касается полномочий Президента СССР, то он "предупреждает об объявлении чрезвычайного положения в отдельных местностях, а при необходимости и вводит его, по просьбе или с согласия Президиума Верховного Совета или высшего органа государственной власти соответствующей союзной республики". Как ясно видно из заявления ГКЧП, тройка Янаев - Павлов - Бакланов прибегла к введению чрезвычайного положения якобы "идя навстречу требованиям широких слоев населения". Источник волеизъявления весьма сомнительный, однако используемый разными представителями "советского руководства" с завидным постоянством.
Поскольку отсутствовало согласие на введение такой меры со стороны органа государственной власти, следовало бы прибегнуть к положению ст. 2 Закона о "незамедлительном внесении принятого решения на утверждение Верховного Совета СССР", при этом соответствующее постановление Верховного Совета по данному вопросу должно приниматься большинством не менее двух третей из общего числа его членов. На это у самозваного государственного комитета шансов практически не было. Таким образом, ссылки на ст. 127 Конституции СССР и ст. 2 Закона СССР "О правовом режиме чрезвычайного положения" несостоятельны. Кроме того, сама форма акта объявления чрезвычайного положения - "Заявление советского руководства" - представляет собой акт индивидуального творчества его создателей, лишенный всяких правовых оснований и оставляющий открытым вопрос: почему вице-президент Янаев, премьер-министр Павлов и заместитель председателя Совета обороны Бакланов составляют "советское руководство"?
3. Мотивы объявления чрезвычайного положения. Нарушена и статья 3 закона, требующая четкого указания мотивов принятия такого решения и территориальных границ его действия ("отдельных местностей" в Заявлении).
4. Ограничение гражданских прав и свобод. В перечне мер по поддержанию режима чрезвычайного положения (ст. 4 Закона) речь действительно идет о запрещении проведения собраний, митингов, уличных шествий и демонстраций (ст.4.6), дается право и приостанавливать деятельность политических партий, общественных организаций, массовых движений, самодеятельных объединений граждан, препятствующих нормализации обстановки (ст. 4.16), но отнюдь не установление контроля над средствами массовой информации (Постановление # 1 ГКЧП, пункт 8) в виде запрета на выход газет и журналов (Пост. # 2 того же комитета от 18 августа 1991). Речь идет о явном превышении полномочий, требуемых в ст. 4.14 Закона как "контроль под средствами массовой информации", а также никем не отмененных положений Конституции СССР и текущего законодательства, регулирующего правовой статус средств массовой информации, не говоря уже о ст. 19 Всеобщей декларации прав человека и положений международных пактов о гражданских и политических правах.
Наконец, абсолютно незаконно само формирование так называемого Государственного комитета по чрезвычайному положению. Закон о правовом режиме чрезвычайного положения предусматривает в ст. 16 введение президентского правления в отдельных местностях- при условии, что "органы государственной власти и управления не обеспечивают надлежащего осуществления своих функций". При этом приостанавливаются полномочия соответствующих органов государственной власти и управления, а осуществление их функций возлагается на создаваемые Президентом СССР органы или назначаемое им должностное лицо. Как известно, задним числом были приостановлены функции Совета безопасности при Президенте, однако взятые на себя полномочия ГКЧП явно превосходили полномочия Совета безопасности.
* * *
Приходится констатировать, что ни Президиум Верховного Совета СССР, ни его председатель Лукьянов, ни Комитет конституционного надзора СССР не дали оперативной четкой правовой оценки действиям самозваного ГКЧП, многочисленным нарушениям Конституции СССР, законов СССР и международных обязательств Союза ССР. В заявлении Комитета конституционного надзора СССР забота о правовой оценке принятых актов перекладывается на Верховный Совет СССР как "постоянно действующий законодательный и контрольный орган государственной власти СССР" и лишь робко напоминается, что согласно п.13 статьи 113 Конституции СССР и п. 13 статьи 2 Закона СССР "О правовом режиме чрезвычайного положения" введение чрезвычайного положения по всей стране может быть осуществлено только Верховным Советом СССР. Как говорится, и на том спасибо, хотя и Конституция, и законы СССР наделяют Комитет конституционного надзора правом по собственной инициативе давать оценку соответствия Конституции СССР актов верховных органов власти, а при выявлении противоречий акта или его отдельных положений Конституции СССР или законам СССР направлять органу, издающему акт, свое заключение об устранении допущенного нарушения. При этом принятие Комитетом такого заключения, согласно букве Конституции, приостанавливает исполнение противоречащего Конституции СССР или закону СССР акта, либо его отдельных положений.
Подобная пассивность высшего органа конституционного надзора значительно укрепила шаткий правовой статус ГКЧП, особенно в условиях, когда Кабинет министров на своем заседании 19 августа поддержал решения ГКЧП, и Верховный Совет фактически самоустранился. Конституционный Суд остался практически единственным органом, полномочным дать независимую оценку деятельности комитета. Половинчатое и невнятное заявление Конституционного Суда по сути легитимизировало деятельность чрезвычайного комитета до созыва чрезвычайной сессии Верховного Совета СССР, дало ему необходимую передышку, своеобразный "костыль" авторитетного мнения, на которое можно было опереться.
Однако использование этого "костыля" - согласия на созыв чрезвычайной сессии Верховного Совета - глубже завело ГКЧП в тупик попыток оправдать свои действия. Вместе с усилиями по сохранению международного престижа, игрой в объективность с показом баррикад у "Белого дома" по Центральному телевидению и претензиями на публичность своей работы - организацией пресс-конференции - была окончательно утеряна реальность ситуации и контроль над ней. Логика государственного переворота не допускает заигрываний с правовыми демократическими процедурами. Нельзя насильственно захватить власть, сохранив образ радетелей конституционного порядка и законности.
Акты Президента РСФСР
Нельзя забывать, что у создателей чрезвычайного комитета было достаточно времени, чтобы продумать свои нормативные документы; Президенту России пришлось принимать решения в ответ на сложившуюся ситуацию в предельно сжатые сроки.
Ситуация делала Президента РСФСР лицом чрезвычайно заинтересованным, и не ввязаться в драку он просто не мог, так как суть правовой политики ГКЧП - "обеспечение исполнения законов СССР на всей территории Союза" - была направлена непосредственно против Декларации о суверенитете России, против российской государственности и, в значительной степени, против самого Президента РСФСР.
Прежде всего ему необходимо было определиться по отношению к возникшему комитету. Поэтому в первом же указе (принятом 19 августа в 10 часов 10 мин. согласно рукописной поправке на полях сразу же вслед за обращением "К гражданам России") Президент РСФСР постановил "считать объявление комитета антиконституционным и квалифицировать действия его организаторов как государственный переворот, являющийся не чем иным, как государственным преступлением". Все решения от имени данного комитета признавались незаконными и не имеющими силы на территории РСФСР. Более того, "действия должностных лиц, исполняющих решения указанного комитета, подпадают под действие Уголовного Кодекса РСФСР и "подлежат преследованию по закону".
Учитывая экстренность ситуации, необходимость дать самую резкую и определенную оценку факту создания комитета и отсутствие возможности просчитывать возможные варианты, стоит только удивляться корректности юридических формулировок "подпадают под действие" и "являются не чем иным, как", а также ссылке на законную процедуру преследования. В этом самом первом указе, состоящем из 3 пунктов, были заложены необходимые основы для дальнейшей правовой работы Президента, принятия системы мер по восстановлению нарушенных интересов граждан России. Причем ответственность за исполнение решений незаконного комитета распространялась, согласно первому указу, только на должностных лиц. (Это позволит впоследствии поставить вопрос об ответственности за информационную блокаду, ввод в город боевых воинских частей, захват и удержание ряда гражданских объектов и, наконец, за гибель людей в ночь с 20 на 21 августа.)
К одному лишь слову в этом указе можно придраться юристу, "квалифицировать" действия - ведь квалификация действий как преступных - исключительная компетенция судебных органов.
В последующих указах, когда конфронтация нарастала, Президент РСФСР выражался все решительнее и резче. Так, в указе от 19 августа (в 22 ч. 30 мин.) действия организаторов комитета уже прямо назывались "тягчайшим государственным преступлением".
Указы Президента были дополнены постановлением Президиума Верховного Совета РСФСР, где тема преступности не только участников комитета, но и всех исполняющих его решения уже безоговорочно квалифицировалась "как участие в совершении государственного преступления со всеми вытекающими последствиями" (п. 2 Постановления Президиума Верховного Совета РСФСР # 1624-1 от 19 августа 1991).
После наступления психологического, а затем и политического перелома, в ночь с 19 на 20 августа, когда российский "Белый дом" был окружен баррикадами и отдельные воинские подразделения стали переходить на сторону России, а также поступили сообщения о поддержке российского руководства решениями ряда местных властей, - перевес сил на стороне России был обеспечен и в издающихся указах Президента РСФСР появилось еще больше решимости и металла. В политической борьбе побеждает политическая сила, которая опирается на поддержку молчаливого либо активного большинства, чтобы затем закрепить свое верховенство в нормативных актах. Перевес в политической силе немедленно отразился в текстах российских указов: политика снова активно диктует, каким быть праву.
Вполне понятно ликование и напор лидеров демократического блока, сумевших мобилизовать себе поддержку против реакционного переворота. Волна праведного народного гнева создает исключительно благоприятные условия для концентрации власти в руках побеждающего Российского Президента. И вот уже появляется Указ # 61 от 19 августа, где в пункте 1 говорится о переходе "всех органов исполнительной власти Союза ССР, включая КГБ СССР, МВД СССР, Министерства обороны СССР" в непосредственное подчинение избранного народом Президента РСФСР (п.1), а потом и Указ #64 от 20 августа "Об управлении Вооруженными Силами Союза СССР на территории РСФСР в условиях чрезвычайной ситуации", где особо подчеркивается, что с 17 часов 10 минут московского времени 20 августа 1991 года командование Вооруженными Силами СССР на территории РСФСР Президент принимает на себя. Оба указа являются явным превышением полномочий Президента РСФСР, и не спасает даже ссылка на чрезвычайную ситуацию и описание преступного характера деятельности комитета.
Наша история начиная с 1917 года богата примерами, к чему приводит обоснование принимаемых мер чрезвычайными ситуациями, а в особенности закрепление этих мер в нормативных актах. Ведь и ГКЧП тоже ссылался на кризисную ситуацию и необходимость восстановления порядка и законности. Такая тенденция очень тревожит, даже если трудно спорить против ее оправданности.
Однако, к чести юридических советников Президента РСФСР, формулировки обоих указов содержат важные положения об ограничении во времени действий этих особых полномочий Президента, в первом случае - "до созыва внеочередного Съезда народных депутатов СССР", во втором - "до восстановления в полном объеме деятельности конституционных органов и институтов государственной власти и управления Союза ССР". Эти формулировки - как таблички на пограничном столбике у развилки дорог, одна из которых ведет к законодательному закреплению тоталитарной власти. На этот раз мы ее избежали. И последующее развитие российского нормотворчества пока этого не опровергает.
На митинге перед ликующей толпой после возвращения Президента Горбачева и арестов членов бывшего комитета Президент Ельцин сказал, что им подписаны указы, гарантирующие укрепление российской государственности, - о переводе под юрисдикцию России предприятий союзного подчинения, находящихся на ее территории, о передаче Всесоюзной телерадиокомпании в ведение правительства РСФСР, об отстранении от исполнения обязанностей председателей облисполкомов, не подчинившихся указам российского Президента, о подготовке Закона о создании Российской гвардии... Победителей реакционного переворота не судят, во всяком случае, на второй день после общей победы. А потом? Победившая демократическая политика снова будет сочинять заново "свое" демократическое право?
Очевидно, что государственный переворот - в принципе ситуация неправовая, и маятник, отведенный вправо, всем ходом политического противостояния теперь шарахнется влево, волоча за собой и политику и право.
Однако, даже небольшой срок существования российской государственности позволил создать юридический контрольный механизм в его правотворческих структурах, которые в условиях нормального развития могут соблюсти баланс между политикой и правом.
Победителей не судят
Последующие события доказали, насколько шатким было временное равновесие между политикой и правом: не встречая больше никакого сопротивления, российские победители смело двинулись вперед, завоевывая новое правовое пространство. Наиболее заметно выпал из "нормальной" законности Указ Президента #76 от 22 августа 1991г. о закрытии коммунистических газет, полное название которого говорит само за себя: "О деятельности ТАСС, Информационного агентства "Новости" и ряда газет по дезинформации населения и мировой общественности о событиях в стране".
Преамбула указа безапелляционно констатирует, что ТАСС, "Новости", "Правда", "Советская Россия", "Гласность", "Рабочая трибуна", "Московская правда", "Ленинское знамя" и другие вели "активную компанию клеветы против представителей законной власти, дезинформировали народ", что почти дословно воспроизводит формулировки обвинений 70-80-х годов против диссидентов по статье 190 Уголовного Кодекса и являет собой грустную аналогию.
Более того, в части 3 п.1 указа Прокуратуре РСФСР только предложено "дать правовую оценку действиям вышеуказанных газет", тем не менее уже в преамбуле заявлено, что эти издания "по сути явились соучастниками государственного переворота", хотя степень их соучастия в преступлении может быть определена только судом. Хотя приговор изданиям подписан Президентом лично, нельзя не отметить попытку оправдать эти действия ограничениями, установленными Законом СССР "О печати и других средствах массовой информации", в связи со злоупотреблениями свободой слова, в частности с целью "призыва к насильственному свержению или изменению существующего государственного или общественного строя" (ст. 5 Закона). В части 1 ст.1 указа Президента РСФСР предпринимается попытка подвести под акцию закрытия газет законную базу, называя принимаемые меры "временной приостановкой выпуска за активную поддержку противозаконных действий... направленных на насильственное свержение конституционного строя".
Однако, часть II ст.1 указа разрушает иллюзию правомерного пресечения противоправных действий, так как содержит требование "передать имущество указанных средств массовой информации в ведение государственных органов РСФСР". Таким образом, прежняя форма существования опальных изданий прекращается административным путем и даже определить формы их дальнейшего функционирования поручается министерству печати и массовой информации РСФСР (ч.11 ст.1 указа).
Но ведь Закон о печати допускает возможность прекращения выпуска издания лишь "по решению учредителя, либо органа, зарегистрировавшего средство массовой информации, либо суда" (ст.13).
Остается только напомнить еще ст.З6 Закона СССР о печати, никем пока не отмененного: "Воспрепятствование со стороны должностных лиц государственных и общественных органов законной профессиональной деятельности журналистов, принуждение журналистов к распространению, либо отказу от распространения информации влекут уголовную ответственность и наказываются штрафом до пятисот рублей."
Но как быть в этих случаях с ответственностью, когда речь идет о личных указах Президента РСФСР?
Сегодня не вызывает сомнений, что Президент РСФСР - сам себе "Закон", особенно если законным органом власти ему такие полномочия предоставлены. Можем ли мы сейчас обвинить российского Президента в узурпации власти, когда сами обеспечили ему такую возможность Конституцией РСФСР и Законом "О Президенте РСФСР"? По этим законам единственный баланс президентской власти - Парламент, а он сам на последней чрезвычайной сессии предоставил Президенту РСФСР чрезвычайные полномочия. Так что не на кого пенять: чрезвычайная ситуация продолжается.
Чтобы ни у кого не было сомнений по поводу полномочий Президента на текущий момент, появляется Указ Президента РСФСР # 75 "О некоторых вопросах деятельности органов исполнительной власти РСФСР", где на трех с половиной страницах приводится внушительный перечень полномочий, которыми обладает глава исполнительной власти в РСФСР, с подробными ссылками на российскую Конституцию и Закон о Президенте.
В частности, кроме издания указов и распоряжений, обязательных к исполнению на всей территории РСФСР, назначений и освобождений от должности Председателя Совета Министров РСФСР (с согласия Верховного Совета РСФСР), а также министров, руководителей комитетов и ведомств ( по представлению Председателя Совета Министров РСФСР) Президент вправе "приостанавливать решения органов исполнительной власти на территории РСФСР" (то есть всех без исключений) ... и отстранять от исполнения обязанностей должностных лиц этих органов в случае нарушения ими законодательства РСФСР. А поскольку "законодательство РСФСР" часто трактуется широко, как все нормативные акты общего характера, сюда могут включаться и акты самого Президента.
Таким образом, Президент волен отстранять от должности по единственному признаку невыполнения его указа, что, разумеется, он вправе решать единолично.
Такой поворот события может действительно привести к "перевороту", но в полном соответствии с Конституцией РСФСР.
Любопытно, что в указах от 22 августа еще есть попытки обоснования хотя бы мотивации предпринимаемых мер. Например, указ о деятельности органов исполнительной власти, согласно его преамбуле, был принят "В целях укрепления государственной дисциплины, организации эффективного управления народным хозяйством РСФСР и обеспечения единства деятельности органов исполнительной власти в РСФСР", а указ о закрытии коммунистических газет ссылается в своей преамбуле на имевший место в РСФСР государственный переворот и попытку насильственного свержения законной власти в РСФСР, показавших "опасность монополизации средств массовой информации". При всей навязчивости этих попыток сохраняется хотя бы намерение убедить граждан в необходимости предпринимаемых мер. Насколько это удалось, судить трудно, но во всяком случае никакого заметного отпора не последовало. Победителей никто не осудил - и всякая необходимость самоограничения отпала вообще.
Серия распоряжений Президента РСФСР от 25 августа 1991 г. изумительна по своей лаконичности, кристальной ясности, отсутствию тяжеловесных идеологических прикрытий. "О деятельности таможенной службы на территории РСФСР": п.1. "Передать в ведение РСФСР таможенную службу, находящуюся на территории РСФСР. Руководство таможенными органами возложить на Совет Министров РСФСР" (25 августа 1991г.); "Об упорядочении учета и использовании государственного имущества РСФСР в г. Москве": "Предоставить право Государственному Комитету РСФСР по управлению государственным имуществом по согласованию с правительством Москвы принять на баланс Комитета нежилые помещения, здания и сооружения, занимаемые в г. Москве Кабинетом министров СССР, министерствами, ведомствами и организациями СССР"." (25 августа 1991г.); "Об упорядочении деятельности финансовых органов и банков на территории РСФСР": п.1. " Установить, что финансово-валютные операции и операции с драгоценными металлами и камнями, проводимые Минфином СССР, Госбанком СССР и Внешэкономбанком СССР осуществляются с 25 августа 1991г. исключительно с согласия Минфина РСФСР, Центрального банка РСФСР и Внешэкономбанка РСФСР" (25 августа 1991 г.)
Получив право действовать "от имени демократии", Россия снова устремилась на союзную пирамиду, с которой совсем недавно так хотела размежеваться, добиваясь независимости. Теперь же, пользуясь политической победой, она пытается откусить побольше от союзного пирога, расставляя российские знамена на всех завоеванных союзных вершинах, не забывая об "обеспечении экономической основы" своего суверенитета, вдруг разом позабыв об аналогичных интересах других республик, об их праве на часть общего пирога, который Россия хочет теперь раздавать из своих рук.
Очень показателен в этом смысле Указ # 90 от 25 августа 1991г. "Об имуществе КПСС и коммунистической партии РСФСР", который уже без всяких предисловий, ссылок, объяснений и обоснований гласит буквально следующее:
"В связи с роспуском ЦК КПСС и приостановлением деятельности Коммунистической партии РСФСР постановляю:
1. Объявить государственной собственностью РСФСР все принадлежащее КПСС и Коммунистической партии РСФСР недвижимое и движимое имущество, включая денежные средства в рублях и иностранной валюте, помещенные в банках, в страховых, акционерных обществах, совместных предприятиях и иных учреждениях и организациях, расположенных на территории РСФСР и за границей.
Средства КПСС, находящиеся за границей, распределяются по соглашению между республиками после подписания ими Союзного договора".
Это даже в сегодняшней ситуации маленький (локальный, может быть) апофеоз "новой российской законности", не поддающийся правовому комментарию из-за незатейливого "объявить", - нет такого в полномочиях Президента. Однако, своя рука - владыка. " Объявить" - и все тут! Это звучит почти как "и решил он, что это - хорошо". Остается за пределами логики, почему имущество КПСС, принадлежащее всем коммунистам Союза, самолично присваивается "государственной собственностью РСФСР"? Осудят ли победителей на этот раз? Посмотрим.
Перспектива
Кто решится быть судьей?
Итак, налицо тенденция к развитию "правового беспредела". Что этому противостоит?
Первое. Старинное правило гласит, что "строгость законов смягчается необязательностью их выполнения". Вполне вероятно, что многое в грозных указах Президента РСФСР будет "спущено на тормозах" при исполнении и приведет к разумному компромиссу с союзными органами управления.
(Степень этого компромисса можно угадать- она будет зависеть от реальной "сопротивляемости" каждого из этих органов в отдельности.) Подобный компромисс, безусловно, сработает на стабилизацию обстановки, но одновременно на дальнейшее "размывание" права, поскольку в этом случае конфликт Союз - Россия будет опять решаться неправовыми средствами.
Второе. Возможный вариант заключается в том, что займет, наконец, самостоятельную позицию Президент СССР.
Сейчас ситуация выглядит таким образом, что безудержное правотворчество Президента России осуществляется под прикрытием актов Президента Союза о роспуске ЦК КПСС и Совмина СССР, по существу о полной передаче контроля над формированием новых союзных органов правительству России. Поэтому, строго говоря, Президент РСФСР может всегда сослаться на необходимость реализации указов Президента СССР, которому в свою очередь высшим законодательным органом страны уже были даны самые обширные полномочия, вплоть до введения чрезвычайного положения.
Однако, откровенные имперские претензии России, заявлявшей о "недопущении" участия автономных республик в подписании Союзного договора и возможности пересмотра границ с союзными соседями привели к реальному развалу Союза, который в итоге лишает Президента СССР его президентства.
Это непременно должно вызвать активные действия союзного Президента в качестве модератора российских амбиций в отношении других субъектов федерации вплоть до приостановления актов, откровенно нарушающих права и интересы республик.
Третье. Противодействие растущему "беспределу" указов Президента РСФСР неизбежно начнется и в самой "ельцинской команде", среди "демократического лагеря". Причем в первую очередь возникнет со стороны либералов-правозащитников, традиционных критиков Ельцина, увидевших опасность безграничного роста единоличной власти еще во время избирательной кампании РСФСР. А в ближайшее время этого следует ожидать и от верных соратников - во всяком случае, наиболее трезвых и дальновидных из них. Из чисто прагматических соображений они будут требовать отказаться от резких выражений и претензий на узурпацию союзной собственности, чтобы сбить нарастающую волну противодействия со стороны республик.
Как будет развиваться в этой ситуации право? Оно по-прежнему будет управляться политикой, зависеть от расстановки политических сил. А "по закону маятника", теперь уже сильно оттянутого влево, можно ожидать, что после прохождения критической точки снова начнется откат вправо.
Неизвестно только, прошли ли мы уже критическую точку в единоличном правотворчестве Президента РСФСР, но было бы печально снова убедиться на политических примерах, что действие равно противодействию, и как бы "сверхдемократической" атакой на старую бюрократическую систему не спровоцировать действительный, а не просто "антиконституционный" переворот.
Во всяком случае, нынешнее противостояние Центр - Россия дает возможность проверить, появится ли у нас какая-то "третья сила", дающая начало плюрализации, либо одна монополия будет заменена другой.
