Хрестоматия нового российского самосознанияWinUnixMacDosСодержание


КАТАСТРОФИЧЕСКАЯ ЦЕНА ОБНОВЛЕНИЯ
Андрей Васильевич Фадин

 

Андрей Фадин полагает, что эволюция советского общества к началу горбачевской перестройки дошла до точки невозвращения, и Дэн Сяопин на месте Горбачева едва ли добился бы большего. Система стала принципиально нереформируемой сверху. Он подробно объясняет, почему мы - не "китайцы". Социальным фактором, ставящим крест на попытках авторитарной рыночной модернизации, автор считает не только косность номенклатуры, но и установки советского среднего класса (ССК). По его мнению, этот ССК создал мощную (запад-ническую в целом) культурную традицию, проникся антивластным мироощущением и стал главной силой, взорвавшей возможность консервативной эволюции режима.

А коль скоро путь эволюции был заказан, то выжечь неэффективные отрасли, структуры, институты могла лишь КАТАСТРОФА. "Да, страшной ценой, и поэтому ни радоваться ей, ни желать ее нельзя. Но цена попыток избежать катастрофы не будет ниже, результатом же может стать лишь социальное гниение, относительно плавная многодесятилетняя деградация". Фадин идет дальше и обосновывает, что катастрофа - вообще цена обновления русской истории. "Катастрофой региональных социумов были собирание российских земель под московскую руку, а затем централизация государства (стоит ли напоминать, чту последняя означала для Твери, Новгорода, Рязани...). Катастрофическими для традиционных социальных структур были опричнина, петровские реформы, сталинская индустриализация и коллективизация деревни".

Автор считает меньшим из зол признать императив катастрофы ("Делай, что нужно рынку, или - выпадай в осадок") и искать варианты "смягчающей страховки" для миллионов выпадающих. Бедность для большинства неизбежна, значит надо возрождать "культуру бедности", противостоящую нищете, идеологию солидарного выживания.


О себе Андрей Фадин пишет:

"К сорока двум годам пришел к странному ощущению, что писать о себе не то что неловко - как-то нечего. А что есть - то как-то неудобно. Для исповеди вроде рано, да и не место (дело-то вроде интимное) и не объем, для объективки - поздно, и тоже - не объем и не место... Но может, кому-то и будут интересны некоторые наобумные пояснения, откуда берутся такие уроды.

Родился в 1953-м - и полжизни оказались странным образом связаны с этой датой. Бог - к изумлению современников - оказался смертным, хотя, как стало очевидно чуть позже, - лишь в первом приближении. Для живших во чреве Системы она казалась незыблемой, орвеллиански безнадежной. Два предыдущих поколения прожили в ней, росли, мутировали и умирали вместе с ней. Мы, ее третье поколение, казалось, обречены стать следующими в этом ряду...

Жить и процветать в Системе казалось постыдным, сшибаться в лоб - безнадежным и бессмысленным, отъезжать - банальным и не совсем приличным. Приличным выбором казалось жить слегка на отшибе, во "включенно-выключенном" состоянии, отчасти во внутренней эмиграции, отчасти в не до конца переваренных Системой сферах деятельности. Но соблазн социального успеха и страх аутсайдерства были, если честно, равноправными элементами той жизни. Ежедневно приходилось идти на компромиссы, о которых не принято было рассказывать друзьям. Этой ситуации - при нашей жизни - не было видно конца.

От источников какой-то серьезной идеологической альтернативы люди моего круга были изолированы, искать приходилось "под фонарем". Здесь все было просто: достаточно только отказаться от двоемыслия и всерьез воспринять провозглашенные Системой ценности, чтобы автоматически стать ее противником.

Банально. Всерьез воспринятые идеалы социальной справедливости, равенства возможностей, интернационализма и пр. неминуемо превращали любые знания о красном терроре, голодоморе 1930 - 1933, репрессиях или депортациях народов - в мотив борьбы с Системой. В этом смысле марксизм был вполне антисоветской идеологией (Мао: "Марксизм состоит из тысячи истин, но главная из них - это право на бунт").

Но при таком посыле - где искать опору? В 60 - 70-е для моего круга это было очевидно: в живой революции, там, где Система еще не сложилась, где "еще все может быть". Революционное Эльдорадо двадцатилетия - Латинская Америка, герой - Че, фигура которого одновременно противопоставляла нас Системе и буржуазному Западу, сближая с Западом антиофициальным, бунтарским, антисистемным. Советский геварист выходил в перпендикуляр не только к "своему", но и к мировому истеблишменту, к стандартной системе координат "холодной войны", эмигрируя в иную реальность, подсознательно избегая лобового самоубийственного столкновения не только с властью, но и с родным дерьмом советской реальности.

Как ни странно, "нас" было довольно много, и, что особенно поразительно, - в наглухо запечатанной от внешних влияний российской провинции. Конечно, было в этом много простого стремления куда-то туда, прочь от тоскливой муки будней и скуки воскресений ("на далекой Амазонке не бывал я никогда"), самоутвержденческого стремления выделиться из стада. Но была и не менее наивная жажда разделить с "проклятьем заклейменными" мирового Юга их невыносимую судьбу.

Для меня все эти общие вещи имели оттенок личной драмы, ибо многие напряги совцивилизации проходили через семью, отношения с родителями и между ними.

Мать - из семьи репрессированного еврея-революционера (Харбин, КВЖД, подпольные соцкружки, ген. Хорват, Колчак, Чита, ДВР, КУТВ (1), работа в Китае с Блюхером, 1938, арест, 58-я, расстрел). Мать молчала, но бабуля дрожала от ненависти, произнося слово "сталин". Пунктиром - память о "деле врачей", о еврейском корне.

Отец - из семьи полусельского рабочего-мельника. Дед с Рязанщины (мировая, австрийский плен, побеги, Украина, коллективизация, бегство от голода в Башкирию). Отец: школа в Чишмах под Уфой, война, минометное училище, полностью почти сгинувшее на днепровской переправе, ВИИЯ (2) со шведским, служба радиоперехвата в Карелии, дембель в 1947, Москва, пединститут, школа, Академия педнаук - и, наконец, аппарат ЦК с его странновато-страшноватым внутренним миром, охватывающим жизненный цикл человека в полном смысле от колыбели до могилы (от своих больниц и детсадов - до своих кладбищ).

68-й стал годом какого-то слома, прибивавшего тебя к какому-то берегу помимо твоей воли. В семь утра 21 августа отец разбудил меня словами "Наши в Чехословакию вошли". Когда я в ответ спросил "По какому праву?", мы оба поняли, что очутились по разные стороны.

Опуская детали (хотя, как всегда, в них все дело): через эту семью, как и через миллионы других, прошла дуга напряженности между советской историей - и ее результатами. Механизм этого напряжения я попытался проследить в тексте статьи.

Далее все довольно автоматично - и потому на уровне объективки. Истфак МГУ. Первые контакты с "самиздатом" и "несанкционированной политической активностью". Невоздержность на язык и на перо (зрелый, хлебнувший советской жизни рабфаковец как-то среагировал - "комнатный революционер", запомнилось до сих пор). Соответствующая отдача, от которой спасло положение отца.

Институт мировой экономики и международных отношений. Латиноамериканистика. Тексты. Вечно недописанный диссер.

Одновременно - новый круг ("надо что-то делать"). Афган. Польская "Солидарность". Опять самиздат, на этот раз - свой. 1980-82: попытка издания аналитического журнала "Варианты" (и организация нелегальной структуры для этого издания).

Передача материалов на Запад - 1982: арест всей группы - год под следствием в Лефортове - пошив "дела молодых социалистов" - смерть Брежнева - "помиловка". Со всеми неизбежно сопутствующими и вытекающими...

Новый круг. Возвращение. Завод ГПЗ-2. Промсоциология. Странноватый НИИ культуры...

Затем - 1987 и далее, "perestroika", клуб "Перестройка", раскачивание лодки. Иная реальность, новый опыт - "Коммерсантъ", мир денег.

Но нет, не пошло, шаг обратно и вперед - "Век ХХ и мир". Его (и мои?) лучшие годы - и умирание.


И вот теперь, блин..."

 


(1) Ком. университет трудящихся Востока. Назад

(2) Военный институт иностранных языков. Назад

 


В начало страницы

ИНЫЕ. Об авторах "Хрестоматии нового российского самосознания"
КАТАСТРОФИЧЕСКАЯ ЦЕНА ОБНОВЛЕНИЯ Андрей Васильевич Фадин
http://old.russ.ru/antolog/inoe/fadin_o.htm/fadin_o.htm