http://community.livejournal.com/ru_humanities
http://community.livejournal.com/ru_humanities/profile

Надеюсь, многие читатели "Дара" присоединятся к этому сообществу, где будут обсуждаться, в частности, вопросы лингвистики и ее взаимодействия с другими дисциплинами.

В этом выпуске хотелось бы обратиться к проекту в целом. Мы помещаем здесь статью, которая рассматривает связь Проективного словаря и других метаязыковых проектов в России с культурными движениями их времени. *

Сопоставим Проективный словарь, как тип знакопорождающей деятельности, с теми проектами, которые в поле русского языка были осуществлены Владимиром Далем и Велимиром Хлебниковым. Вклад каждого из них в русское словотворчество исчисляется,  по подсчетам исследователей, более чем десятью тысячами новообразований. [1]

Каждый из этих проектов, при всей своей уникальности,  вписан в культурную парадигму своего времени. Владимир Даль - лексикограф великой эпохи реализма, и его  работа по собиранию  слов мотивирована именно необходимостью представить язык  в том виде, в каком он реально употребляется народом, а не отражается на бумаге: отрешиться от иностранных и книжных влияний и максимально приблизить письменную речь к устной. "С той поры, как составитель этого словаря себя помнит, его тревожила и смущала несообразность письменного языка нашего с устною речью простого русского человека.... Язык народа, бесспорно, главнейший и неисчерпаемый родник или рудник наш, сокровищница нашего языка, который на письме далеко уклонился от того, чем бы ему следовало быть". [2]. Даже когда Даль вносил в словарь слова собственного чекана, отчасти чтобы вытеснить заимствования,  отчасти чтобы показать все возможные корневые связи слов и заполнить пробелы словообразования, - он старался выдать их за подслушанные, записанные с живого голоса, предполагая, что язык народа есть объективная данность, которая должна словарем отражаться.  Например, он вводит слова "пособ", "пособка", обогащая ими словар "Коли есть глагол: пособлять, пособить, то есть и посабливать, хотя бы его в книгах наших и не было, и есть: посабливанье, пособление, пособ и пособка и пр. На кого же я сошлюсь, что слова эти есть, что я их не придумал? На русское ухо, больше не на кого". (Предисловие к Словарю). В "красной строке", т.е. в заглавии словарных статей, ни одного созданного Далем слова нет,  поскольку всякая откровенная "отсебятина" воспринималась бы как нарушение того принципа научности, видимость которого он старался соблюсти, - хотя и не мог остаться лишь сторонним наблюдателем и удержаться от того, чтобы броситься самому в  бурлящую стихию словотворчества.  Отсюда и название: "Толковый словарь живого великорусского языка", в том же смысле, в каком "живая жизнь" составляет и предмет, и цель, и высшее оправдание искусства для таких разных современников В. Даля, как Н. Чернышевский и Л. Толстой. "Жизнь", "живое" - ключевое слово второй половины 19 в., эпохи реализма, натурализма, позитивизма, философии жизни...

Вряд ли нужно доказывать, что языкотворчество Велимира Хлебникова вписывается в умственный склад совсем другой, авангардистской эпохи. "Словарики" Хлебникова, все эти длинные экспериментальные перечни лексических новообразований, из которых только немногие попадали в его собственно поэтические и прозаические тексты, ставят целью именно создание небывалого, "заумного" языка. Этот язык, как и "звездная азбука", мерцает далеко от повседневного языка и даже не расчитан на употребление в речи, он существует сам по себе, как окно в иное мироздание. В системе хлебниковского миропонимания заумное противопоставлено живому.
"Отделяясь от бытового языка, самовИтое слово так же отличается от живого, как вращение земли кругом солнца отличается от бытового вращения солнца кругом земли. Самовитое слово отрешается от призраков данной бытовой обстановки и на смену самоочевидной лжи строит звездные сумерки".  [3] Подавляющее большинство хлебниковских новословий не только остались неупотребленными им самим, они вообще неупотребимы, они не вмещаются ни в какую речь, не служат никакому общению или сообщению.  Это вещее косноязычие не желает иметь ничего общего с "живым"  языком;  новые слова - это знаки высших смыслов, которые могут быть изречены только прорывами, мощными звукоизвержениями в кругу благоговейного молчания. Языковая  фантазия и эксперимент художника совершают программный отрыв от настоящего в сторону будущего.

Данный "Проективный словарь" - это проект не реалистического и не авангардистского, а скорее постмодерного типа. Он исходит из того понимания знаковых систем, которое сложилось в последние десятилетия 20-го века. Между языковой действительностью и языковым творчеством нет  твердо очерченных границ. Язык - это не какая-то самодостаточная реальность, которая поддается объективному словарному описанию. Те слова, которые входят в словари, сами были когда-то сконструированы, и их значения продолжают конструироваться в процессе их словарного описания и  толкования.  Поскольку нет самодовлеющей языковой реальности, то и языковое  творчество не  позиционируется в противостоянии этой реальности или в отрыве от нее, как полагалось авангардистскому проекту. Новые слова не уходят в область чистой языковой фантазии и эксперимента, не гнушаются  бытовой речью и вообще любым речевым  контекстом. На смену "самовитому" слову авангарда приходит "деловитое" слово, которое пытается внедриться в язык, доказать на деле свою причастность речевым практикам современности. Оно не удаляется в будущее, чтобы противостоять оттуда настоящему, а напротив, всячески смазывает разницу между будущим и настоящим, между возможным и существующим. Проективный словарь - это собрание словопроб, запущенных в виде эксперимента в образчики разговорной или книжной речи. Слово, представляемое в  проективном словаре, не есть ни "живое" слово в далевском смысле, изошедшее из уст народа (или втайне, по-суфлерски подсказанное ему самим составителем), ни  "заумное" слово  в хлебниковском смысле, изошедшее из уст поэта-визионера. Это виртуальное слово -  слово-гипотеза, слово-предположение, которое не скрывает своей сочиненности (как у Даля), но и не настаивает на своей самовитости (как у Хлебникова),  а пытается проложить себе путь из словаря в речь.  Посредством речевых примеров новое слово  вводит себя в практику языка, в самые разные ее стилевые  зоны, от просторечия до философии, от газеты до научной фантастики.

Поэтому в одном речевом примере "Проективного словаря" никогда не бывает более одного новообразованного слова, - иначе создалось бы впечатление зауми, "другого", искусственного языка. К такому эффекту остранения стремились футуристы, создавая большие скопления  новопридуманных слов, вроде "Немь лукает луком немным/ В закричальности зари" (В. Хлебников, 1908).  Для ситуации рубежа 20 - 21 вв. существеннее, напротив, прием освоения, свыкания с чем-то непривычным и странным, одомашнивание экзотических новшеств,  вторгающихся в нашу жизнь и язык в результате гротескного смешивания разных культур и ускорения техно-информационного прогресса. Цивилизация рубежа веков обновляется столь стремительно, "авангардно", в ней столько всего странного, непривычного, непостижимого, что акцент в культуре ставится на обживании этих революционных элементов, на жизнеподобии наших фантазий.  В какой бы элитарной или экспериментальной области (технической, эстетической, экономической) ни рождался новый знак, он просится в язык общества, в повседневный обиход, пытается войти в сеть знаковых обменов, связывающую всех носителей данного языка.

Этот прием, в отличие от остранения и по аналогии с ним, можно назвать опривычением. С одной стороны, овозможение языка, с другой - опривычение неологизмов. Особенность гипереальности, которая создается в сетях массовых коммуникаций, в том, что она более реальна, жизнеподобна, чем "реальность" вне этих сетей. Точнее, она и представляет собой "подлинную" реальность, созданную более интенсивными методами  визуальных, языковых, информационных интервенций, чем методы построения "естественной" реальности, которая складывалась стихийно тысячелетиями.  Наряду с гиперреальностью  визуальной создается и гиперреальность знаковая - гиперязык, или сверхъязык, о котором нельзя сказать, "реален" он или "ирреален". Реальна или ирреальна электронная сеть, реальны или ирреальны телевизионные зрелища? Они предъявляют более интенсивный способ актуализации знаковой системы, более высокую степень гиперреальности - сделанной вчера и сегодня.

Точно так же гиперязык, создаваемый, в частности, проективным словарем, не есть чистый эксперимент авангардного толка; напротив, это расширение существующего языка, раздвижение его гипотетического объема,  подобно тому, как воздушный задник живописной панорамы составляет одно целое с предметами на переднем плане.  Представьте себе, что по мере вхождения в панораму нарисованные очертания задника превращаются в объемные, трехмерные предметы. Таково предназначение гиперязыка - на протяжении многих лет и десятилетий входить в область употребления или по крайней мере употребимости, подобно тому как научная гипотеза предназначена для проверки, соразмерной физическим или историческим масштабам самих предположений.  Испытание слова в языке - одно из самых долгих исторических испытаний, поскольку и язык меняется медленнее, чем  другие знаковые системы:  литература,  наука, техника.

Сошлемся на Алана Меткалфа, американского лингвиста, президента Диалектологического общества США, в  ведомство которого входят также слэнг, жаргоны, неологизмы.  Алан Меткалф полагает, что испытательный срок для новых слов, определяющий долговременную перспективу их приживания или отвержения в языке, - 40 лет. "Даже если новое слово или фраза впечатляют своим успехом, опыт прошлого свидетельствует, что только жизнь двух поколений, или примерно 40 лет, являются достаточным сроком, чтобы судить, войдет ли слово в постоянный языковой запас"[4]. Однако двузначная логика: войдет или не войдет - не самая надежная при оценке полезности и "живучести" слова, особенно если судить об этом  по его наличию в общеязыковых словарях.  Слово  "мерцает"  на границах языка, может забываться и заново возрождаться, вступать в игру и уходить на скамейку "запасных". В будущем, очевидно, вообще не будет словарей как  устойчивых, замкнутых компендиумов, рожденных эпохой бумажной печати. Виртуальный словарь будет автоматически составляться из суммы употребления  всех слов в электронных сетях. Каждое новое слово будет автоматически добавляться в алфавитный словарь и занимать свое место в  общем частотном списке. Собственно, уже сейчас  Гугль и другие поисковые системы интернета автоматически выполняют  словарную функцию определения частотности каждого слова. При этом все труднее установить, какое слово считать существующим, а какое нет.

"Дар слова" как проект имеет и художественную, и научную составляющие.
С одной стороны, это  словотворчество, логопоэйя, создание минимальных произведений словесности размером в одно слово (такой жанр можно назвать "однословием"). С другой стороны,  эти новые слова представлены  лексикографически, описаны как в аспекте семантики, так и прагматики. Им дается определение, они соотнесены со своими синонимами и антонимами, уже существующими в языке, и с аналогичными словами в других языках; их введение в язык мотивируется наличием пробелов  среди  понятий и задачей их  артикуляции, т.е. лексическая новация подкрепляется концептуальной.  Логопоэйя и лексикография в этом проекте дополняют друг друга.

Наконец,  каждое слово дается в действии, в примерах его употребления. Ввести новое слово в речь нельзя лишь логическим определением значения, ибо, как сказал Л. Витгенштейн,  "значение слова - это его употребление". Поскольку же новое слово никогда раньше не употреблялось, то и словарные речения становятся жанром литературно-лингвистической композиции. Конструктивная лингвистическая задача - обоснование и введение нового знака в систему знаков - может быть решена только созданием маленького литературного произведения в жанре "примера" или "речения", как правило, размером в одно или два предложения.   Эти речевые примеры, принадлежащие  автору-составителю, имеют сложную жанровую природу, в них литературное сочинительство соединяется с лексикографическими задачами. Сходный случай описывался великим английским лексикографом Сэмуэлом Джонсоном в Предисловии к его "Словарю английского языка" 1755): "...Снам поэта было суждено наконец разбудить лексикографа". Верно, однако, и обратное: снам лексикографа о всемогущем, всеобъемлющем языке дано разбудить поэта...

Русский язык, каким мы его сейчас знаем и употребляем, - это лишь частный случай того сверхъязыка, или "виртуального" русского, который относится  к русскому как потенциальное относится к актуальному. Сверхъязык, или гиперязык- это совокупность параллельных миров данного языка, пространство его лексических и концептуальных возможностей, которые не противопоставляются наличному языку, а продолжают и углубляют его, как  объемная панорама, уходящая в будущее.  Посредством проективного словаря гиперязык встраивается в "первичный", "наличный" язык или, точнее, достраивает его до себя.

Наличного языка, как совокупности точечных фактов, по сути и нет. По мысли Вильгельма Гумбольдта, основоположника языкознания как самостоятельной дисциплины, "язык есть не продукт деятельность (Ergon), a деятельность (Energeia)... Язык представляет собой  постоянно возобновляющуюся работу духа, направленную на то, чтобы сделать артикулируемый звук пригодным для выражения мысли". "Язык есть как бы внешнее проявление духа народов; язык народа есть его дух, и дух народа есть его язык, и трудное представить себе что-либо более тождественное".  [5]  Чем больше проективной деятельности в языке, чем больше создается проективных словарей  - разных  по стилям и тематическим областям - тем больше язык становится тем, чем он может и призван быть: не только аккумулятором, но и генератором духовной энергии народа.

-------------------------------------------
* Эта статья  вошла как заключение в мою работу "Проективный словарь русского языка. Неология времени", в кн.  Семиотика и
авангард. Антология. Ред.-сост. Ю.С. Степанов, Н.А. Фатеева, В.В. Фещенко, Н.С.
Сироткин. Под общ. ред. Ю.С. Степанова. М.: Академический Проект; Культура,
2006, сс. 1031-1076.

1.  "В Словаре Даля действительно имеется немало слов (около 14 тыс.), которые являются его новообразованиями." Т. И Вендина. В. И. Даль: взгляд из настоящего. Вопросы языкознания, 2001, #3, с. 17. Такого же порядка число неологизмов у В. Хлебникова. По мнению Р. Вроона, их число "определенно превышает десять тысяч". В. П. Григорьев упоминает о числе 16 тысяч. См.   Наталья Перцова. Словарь неологизмов Велимира Хлебникова. Wiener Slavistischer Almanach. Sonderband 40, Wien-Moskau, 1995, сс. 425-26, с. 17.

2. Владимир Даль.  Толковый словарь живого великорусского языка, в 4 тт., М., Олма-пресс, 2002,  т.1, сс. 11, 32.

3.  В. Хлебников. Наша основа, в его кн. Творения. М., Советский писатель, 1986, с. 624.

4.   Allan Metcalf. Predicting. New Words: The Secrets of Their Success. Boston, NY.: Houghton Mifflin Company, 2002, p. 168.

5.  Вильгельм фон Гумбольдт. Избранные труды по языкознанию.  М., "Прогресс", 2000, С. 68, 70.

_________________________________________________________________
Сетевой проект Михаила Эпштейна "Дар слова" выходит с 17 апреля 2000.  Каждую  неделю  подписчикам  высылается несколько новых слов, с определениями  и примерами  употребления. Этих слов нет ни в одном  словаре, а между тем они обозначают существенные явления и понятия, для которых  в языке и общественном сознании еще не нашлось места. "Дар"  проводит также дискуссии о русском языке, обсуждает письма и предложения читателей.  "Дар" может служить пособием по словотворчеству, введением в  мир языковых фантазий и мыслительных технологий. "Слово управляет мозгом, мозг -  руками, руки - царствами"  (Велимир Хлебников).

Подписывайте на "Дар" ваших друзей и знакомых
Форма для подписки - там же, где все предыдущие выпуски

PreDictionary  - собрание английских неологизмов М. Эпштейна.

Ассоциация Искателей Слов и Терминов (АИСТ) - лингвистическое сообщество в Живом Журнале.