Объявление.
Накануне нового года вышло полное собрание эссеистики М. Эпштейна:
Все эссе, в 2 тт. т. 1. В России, 544 сс.;  т.2. Из Америки, 697 сс. Екатеринбург: У-Фактория, 2004. 10 тыс. экз.
http://www.ozon.ru/context/book_detail/id/2161855/

                                      Автор - Григорий Марк

Григорий Марк - поэт, прозаик, однословец. Печатался в журналах Звезда, Знамя, Дружба Народов, Новый Мир, Октябрь и др., а также в периодических изданиях в США, Франции и Германии. Выпустил четыре книги стихов и книгу прозы:   Гравёр. Стихотворения. Нью-Йорк,  Эффект, 1991; Среди вещей и
голосов. Тенефлай (Нью Джерси),  Эрмитаж, 1995; Оглядываясь вперед, СПб., Фонд Русской поэзии, 1999, и др. В настоящее время живёт в Бостоне, США.

Толковый Словарь Г. Марка содержит более 1000 однословий. Полный текст - по адресу: http://grigomark.tripod.com

Ниже печатаются фрагменты Словаря, а также посвященная Г. Марку глава из
работы М. Эпштейна "Слово как произведение. О жанре однословия" (полностью - в его кн. Знак пробела. О будущем гуманитарных наук, М.: НЛО, 2004).
____________________________________________________________

Аэроглазье - воздух, засеянный глазами

Внутрисловие  - лингвистическая матрёшка: слово, внутри которого находится другое слово,  внутри которого может находиться ещё слово и т.д.; напр., глаголандия - страна голых  глаголов.

Вместоимение  - местоимение, вставляемое вместо другого местоимения; напр., гмых вместо гях

Воскресательный Знак  - знак, помеченные которым  воскреснут.

Гееннограмма - (шифрованная) телеграмма из ада, шифрадка.

Голостволосы - голые стволы, напоминающие  волосы на коже крупным планом.

Живоязычник - тот, кем жив язык.

Мизантропоморфизм  - учение, согласно которому неодушевлённые предметы ненавидят людей.

Мнемонизм  - монистическая точка зрения, согласно которой всё принадлежит мне

Мнетебенам  - местоимение, выражающее взаимную принадлежность, предназначенность двух  любящих, грамматизированный андрогин; напр., праздник  "мнетебенам".

Морщинопись  - клинопись морщин; напр., морщинопись в пергаменте лица, как древний текст.

Надоумение  - умение делать как надо

Невменяемая Идея  (идея, которая в меня войти не может)

Ноостальгия  - ностальгия по разумному (от греч. "ноос" - разум).

Окантовка   - добавление цитат из Канта в начале и конце текста.

Окнариум - аквариум окна; на дне окнариума могут быть, напр., трамваи, набитые икринками   голов и глотающие кислород жабрами дверей, и т.д.

Осемиотиться - означить себя, придать значимость самому себе.

Ословотворение  - процесс создания нового слова в результате слияния двух существующих слов ; напр., в  результате слияния "мглы"и "голоса"  возникает  'мглаголос'.

Ослышь - горизонт слуха

Прижизниться  - приспособиться  жить так, как будто всё происходящее действительно с тобой  происходит.

Прттр - партитура с утерянной огласовкой.

Тучюг - утюг тучи; напр., тучюг разглаживал небесное сукно.

Тврдстъ - твёрдостъ спрессованных согласных.

Урбосемиотика  - наука, изучающая города как каменные тексты (буквы зданий, фразы улиц,  вкрапленья античных цитати)

 Чаплинка - фраза из чаплинских жестов;  напр., трость восклицательным знаком в конце чаплинки.

____________________________________________________________

     Терминоиды и постмодерн. Двусмысленность и обратимость однословия.

"Толковый словарь однословий" Григория Марка  - один из самых развернутых и выразительных опытов по созданию целой системы внутреннего склонения и скорнения слов. Здесь выделен третий компонент словотворчества: не поэтический и не прозаический (как у В. Хлебникова и А. Солженицына), а научно-терминологический. "Мизантропоморфизм (точка зрения, согласно которой неодушевленные предметы ненавидят людей)". В подтексте этого словообразования, конечно, "антропоморфизм", человекообразное представление о мире нечеловеческом (боги, вещи, природа). Г. Марк создает новые термины, хотя и относятся они не столько к научным дисциплинам, сколько к общественной и повседневной жизни. Это, скорее, наукообразия, терминоиды, которые заимствуют у науки  метод образования терминов и прилагают его ко вполне ненаучным предметам. Отсюда же обильное использование иностранных и международных словообразовательных элементов, чего нет ни у Хлебникова, ни у Солженицына. "Окнариум (аквариум окна...)". "Виртуалить (проводить время в виртуальном пространстве)"."Коллюзия (коллизия иллюзий)". Иностранное слово, лишенное корневых сцеплений и метафорических отзывов в системе языка,  семантически более однозначно, легче терминируется, чем  родное. Отсюда же и резкий нажим на толкование слова, которое нуждается в дефиниции, подобно научному термину,  и, в отличие от поэтически образного или прозаически разговорного слова, не может быть понято само по себе, нуждается в толковании специалиста.

Заметим, что у Солженицына редко даются такие толкования: иногда он приводит возможный контекст данного слова, одним примером демонстрирует способ его употребления ("обследить зверя"), но редко определяет его значения. Хлебников же часто избегает и примеров словоупотребления, он неистово  разбрасывает по бумаге новые слова, не заботясь об их понятности,  смысловом приспособлении к окружающей жизни и как бы рассчитывая на то, что они сами разлетятся роем по будущему, вызовут к жизни новые вещи силой их называния-выкликания.

Новообразования Григория Марка подчеркнуто тяжеловесны, искусственны, постмодерны, симулятивны. В отличие от хлебниковских, они не стремятся к авангардному преображению мира и, в отличие от солженицынских, не стараются реалистически его отобразить. Скорее, они выставляют наружу свою собственную производность, сочиненность, что может оттолкнуть читателя, привыкшего к более живым, "органическим" способам словосложения. Не сразу понятно, то ли эти слова издеваются над действительностью, над теми простыми явлениями, которые обозначаются с такой наукообразной напыщенностью и терминологическим изыском... То ли слова эти содержат издевку над самими собой, как пародия на называние вообще, на извечный, потный, мучительный труд состыкования слов с понятиями...

Однословия Г. Марка часто отсылают к конкретному слову и передразнивают его, выступают как "инословия", пародийные подстановки. "Либидоносец"  отталкивается от "победоносца", "травматургия" (искусство нанесения травм) - от "драматургии". Порою Г. Марк имитирует наив народных этимологий-неологий: "обдирекция" (ср. "дирекция"), "мылодрама" (ср. "мелодрама" и одновременно "soap opera"). Разумеется, это не примитивы, а именно "имитивы", в которых сказовая манера коверкать иностранные слова в свою очередь коверкается.

Вообще у каждого словаря есть свой образ составителя, своя концептуальная персона, подобно тому, как у поэтических произведений есть лирический герой, а у прозы - образ повествователя. "Составитель"
у Григория Марка резко отличается от лирического героя его же стихотворений, своего рода ангела, спущенного за шкирку с небес, чтобы мучительно  осязать свое вхождение в шершавую плоть земной жизни. [1]  Марковский составитель -  скорее схоласт-номиналист, рассуждающий обо всем, в том числе и об ангелах, и дающий обильную классификацию тончайших вещей, подчас и вовсе не существующих или исчезающих в самом процессе их наименования. Как и "домодерное" средневековье, постмодернизм склонен к схоластике, к многоярусной символике и семиотизации вещей,  надстраиванию метауровней означающих над означаемыми. Перед нами лирика схоластики и ее герой, педант-лингвоман, для которого "быть" значит давать имена, продолжать первый труд Адама, порученный ему Господом, - без внимания к тому тривиальному обстоятельству, что подавляющее большинство вещей уже имеют свои имена и нуждаются в метафорических намеках больше, чем в терминологических определениях.

Кажется, многие слова придуманы Г. Марком  для того, чтобы продемонстрировать их нарочитость, натужность, ненужность - а может быть, и ненужность слов вообще. Язык бесстыдно показывает "язык" всем сторонникам "экономии мышления", "общей семантики" и "верификации" ("фактическая проверка" соответствия слов наблюдаемым явлениям - принцип логического позитивизма). Кратчайший, "экономнейший" жанр оказывается способом демонстрации избыточности самого языка, который бесстыдно вываливается изо рта, разбухает и своей шершавой мякотью заполняет все пространство истины и целесообразности. "О-префисировать", "прохореенный", "метаморфий"  "эгоцентростремительнобежный" (с пояснением: "суетноэгий") - раздается этот кимвал бряцающий над душами погребенных вещей, развороченных понятий, над пустынным миром,  в котором уже не осталось ничего, кроме языка.

"Словарь" Г.Марка, благодаря или вопреки замыслу его создателя, представляется мне эпитафией-пародией на могиле того культурного периода, который называл себя "постмодернизмом" и объявлял мнимость всех означаемых по ту сторону языка. В соответствии с учением о "diffеrance", многие однословия Марка демонстрируют постоянную задержку или отсрочку значения, поскольку именно их определения  оказывается еще менее значимыми и вменяемыми, чем сами слова. "Флюидыш (флюидное отродье)". "Эгопальпирование (пальпирование эго обследуемого вопросами, анамнезировка)". "Эвридикость Аидная (попытка подражания Эвридике, попытка вернуться из царства Аида)". Цепь толкования начата  - и оборвана, отброшена в  условную бесконечность, поскольку "отродье флюида" - вещь еще более абстрактная, туманная, неопределимая, чем сам флюид. Это семантическая пытка слова, из которого выпытать ничего нельзя, оно умирает в своей дефиниции - и не может умереть, как будто претерпевая ад бесконечного самоповтора, "отсрочку" означаемого как муку означивания. Толкование не проясняет, а усиливает невнятность слова.  Слова тщательно определяются именно для того, чтобы обнаружить свою неопределимость,  беспредметность и безысходность самого этого процесса привязывания одних слов к другим. Словарная статья у Г. Марка - микромодель постмодернистского сознания, которое от одного уровня языка переходит к другому, к метаязыку, двигаясь по ступеням этого "метаметизма" в кругах бесконечных самотолкований.

На примере "Словаря" Г. Марка можно выделить метафорическую обратимость как едва ли не главное свойство однословий, построенных на сращении двух корней или основ. Обычно для метафоры необходимы как минимум два слова: "березовый ситец", "птица-тройка", "зарницы - демоны", "шелк ресниц", "страниц войска" и т.п. Если мы находим метафорический первообраз в некоем  слове, то опять же лишь по сравнению с другим словом, например, "рок" (предреченность, обреченность) по отношению к однокоренному "речь" или "искренний" по отношению к "искре". Однословие так "скореняет" разные слова, что метафора начинает жить и мерцать в одном слове. Так, в слове "вопрошайка" у Г. Марка соединились "вопрошать" и "попрошайка", точнее, префикс первого слова ("во") соединился с суффиксом второго слова ("айк") вокруг общего корня "прош".  Вопрошайка - это человек, задающий вопросы так же настойчиво, жадно, бесцеремонно, не считаясь с собственным достоинством и правилами приличия, как попрошайка попрошайничает.

При этом новобразованное двусоставное слово может, как правило, и толковаться двояко, в зависимости от того, какое значение берется как исходное (буквальное, тематическое), а какое - как итоговое (образное, переносное). Например, в слове "словелас" скореняются "слово" и "ловелас", и одно служит метафорой другого. Но если рассматривать "слово" как первичное (буквальное) значение, а "ловелас" как метафору, тогда словелас - это  человек, влюбленный в слова, Дон Жуан и волокита слов, иначе говоря, фило-лог, слово-блуд или графо-ман. Если же первичное значение "ловелас",  тогда "словелас" - это человек, обольщающий  посредством слов, источающий словесную похоть и соблазн.

По определению Хлебникова, словотворчество - это "художественный прием давать понятию, заключенному в одном корне, очертания слова другого корня. Что первому дает образ второго, лик второго".   Но суть в том, что первое и второе в словообразе могут меняться местами, придавая слову мерцательность и двузначность: то ли это ловелас по отношению к словам, то ли это слова как орудие ловеласа. То же самое "словкач", ловкач слов: то ли он ловок в словах, то ли ловчит посредством слов (слова как предмет ловкости или ее орудие: разница тонкая, но все же заметная). В своих дефинициях Григорий Марк дает, как правило, только одну интерпретацию означаемого, но в его собственные словообразы вписана двузначность.

Н. Перцова приводит  следующие примеры скорнения  из Хлебникова (сама она называет этот прием "контаминацией"): "вружда" от "вражда" и/или "врать" и "дружба"; "бьюга" от "бить" и "вьюга"... И добавляет: "Буквально на наших глазах контаминация распространяется в русском языке все шире, ср. катастройка - катастрофа, перестройка (слово А. Зиновьева); демокрады - демократы, казнокрады; прихватизация - прихватить, приватизация..."
Все это -  политико-сатирические однословия, в которых, естественно, преобладает негативная оценочность, но и они по своей семантике двусмысленны.  Кто такие "демокрады"? Те, что украли и присвоили себе демократию, власть народа - или те, которые крадут и присваивают (деньги, имущество), пользуясь демократией? Обычно имеется в виду второе, но само двуосновное слово  захватывает оба значения и, поскольку оно носит резко оценочный характер, разность этих двух означаемых не осознается, как правило, носителями языка.

Или что такое хлебниковская "бьюга": вьюга, которая бьет, сшибает с ног, - или страшное избиение, бой, подобный вьюге? Все опять-таки зависит от того, какое значение считать буквальным, а какое переносным: вьюга ли подобна битве или битва подобна вьюге? Что такое лживопись: живопись, которая лжет? или ложь, которая живописует? Григорий Марк отсылает только к первому значению:  "Лживопись (а-ля русская, глазуновщина-китч)"; но "лживописью" можно назвать не только пафосно-китчевую живопись, но и машину пропаганды, которая преподносит живописно, образно, картинно, плакатно свои лжеидеи. Кто такой  "тленинец" - тот, "в ком еще тлеет ленинизм" (как объясняет Г. Марк) - или тот, кто сам превращается в тлен вместе с Ленином и ленинизмом?

Следует оговорить, что однословие метафорически обратимо, а значит, и двусмысленно только в том случае, если в нем имеет место скорнение, сложение двух знаменательных морфем, одна из которых выступает как "фигура" другой. Если же к корню одного слова присоединяется префикс или суффикс другого, лишенные самостоятельного лексического значения, то метафорическая двойственность, как правило, не возникает.

-----------------------------------------------------------------
1. См. М. Эпштейн,  Путь ангельской плоти (О поэзии Григория Марка).  "Звезда", #4, 1997, с. 219-222.

____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Сетевой проект Михаила Эпштейна "Дар слова" выходит с 17 апреля 2000.  Каждую  неделю  подписчикам  высылается несколько новых слов, с определениями  и примерами  употребления. Этих слов нет ни в одном  словаре, а между тем они обозначают существенные явления и понятия, для которых  в языке и общественном сознании еще не нашлось места. "Дар слова"  проводит также дискуссии и конкурсы, обсуждает письма и предложения читателей.  "Дар слова" может служить пособием по словотворчеству, введением в  мир языковых фантазий и мыслительных технологий.
Все предыдущие выпуски

Ассоциация искателей слов и терминов - лингвистическое сообщество в Живом Журнале.

PreDictionary  - собрание английских неологизмов М. Эпштейна.