"Комедия идей" - так называется цикл моих работ, воспроизводящих не сколько содержание идей ХХ века, сколько формы их порождения. В этот цикл, помимо "Нового сектантства", входит книги "Мыслители нашего времени" и "Книга книг".  Это мир идеологических грез и мыслительных фантасмагорий. Каждая из идей прослежена по возможности до конца, до своего логического предела - как если бы она была единственной в своей сфере и определяла судьбы мира. Иными словами, каждая идея предстает в своём тоталитарном качестве, как самодовлеющая и всеобъясняющая. И этим определяется ее внутренний комизм, который усиливается по мере развития идеи, перерастающей в абсолютный закон мироустройства и способ мироспасения. Каждая идея начинает двигать мирами, ворочать миллионными массами людей, загоняя их в щелку одного - единственного "правильного" мировоззрения.
        Комизм заключается в разрыве между частичным, "партийным" содержанием каждой идеи и её всеобъемлющей "тоталитарной" формой. Партийность и тоталитарность так же тесно связаны между собой в идеологиях ХХ-го века, как в старинном латинском выражении парс про тото, Жчасть вместо целого", откуда, собственно, и возникли понятия партийности ("частичности") и тоталитарности ("целостности"). Таков принцип идеологического мышления, возводящего некую частность в абсолютное значение.
        Если, например, в данной системе участвуют два таких элемента, как болт и гайка, то становятся возможными две идеологии: "болтианцев" и "гаечников". Одни считают, что болт нужно ввертывать в гайку, другие - что гайку нужно заворачивать вокруг болта. Одни предпочитают пользоваться отверткой, другие - ключом. Одни провозглашают первичность "заостренности", другие - "закругленности". Одни действуют методом "ввертывания", а другие "завинчивания". Одни считают критерием истины прямоту, другие -всеохватность. И хотя любое реальное взаимодействие гайки с болтом предполагает взаимную правоту "болтианства" и "гаечничества", на уровне идеологии эти две правды противостоят друг другу в смертельной вражде. Стоит только расколоть целое на части и каждой части придать значение целого, как тут же из них нарождается множество идеологий, режущих и кромсающих друг друга именно со страстью осколков.
        Если мы применим тот же принцип мышления к временам года, то получим такие образцы "календарной" идеологии, как, например, апрельство:
                "Эта жизнь, рвущаяся из-под снежной пелены, этот дурманящий запах воздуха, зеленый пух на деревьях, зыбкие льдистые облачка в пронзительно синем небе - все это жизнь в чистейшем своем выражении, уже пробудившаяся, еще не загрубевшая, таинственный вздох, нежность младенчества, глубже всего обнажающая тайну живого в самой жизни. Март еще слишком скован, угловат, май уже пышноват, разухабист в сравнении с этой тончайшей, теплой, живой прелестью Апреля", - так писал бы идеолог В. Л. в своих "Новых апрельских тезисах". Всякая идеология состоит из "за" и "против", и если свойства Апреля помечены сплошь знаками плюс, то другие месяцы - и вперед, и назад - выстраиваются по нисходящей оценочной шкале. А против самого крайнего из них, "безобразно черного, оголенного и безнадежного октября, не одушевляемого ни золотом осенней листвы, ни серебром зимней пороши, лишенного и прелести расцветающей жизни и тайны смертного сна, этой безобразно развороченной земляной осыпи на краю годовой могилы" (тезис # 12) - против Октября ставится самый жирный минус.
        Точно так же возможна идеология Мая, или Майство, да и прочих месяцев, ибо каждый из них - очередная кульминация в круговороте времен года, некий пик, позволяющий обозреть другие времена как ступени, неуклонно к нему ведущие или от него нисходящие. Август - носитель идеи Августианства, как высшей зрелости, уже дающей плоды, но еще не переходящей в увядание; Октябрь - идея высшего откровения, последней наготы, срывающей все маски, совлекающей с жизни и смерти их пышные золотые и серебряные убранства; Февраль - идея наивысшей суровости, жесточайшего испытания воли к жизни в пронизанной холодом пустоте. . . Каждая из этих календарных идеологий - как и политических, религиозных и т. д. - может подкрепляться своим догматическим текстом, авторитетным свидетельством, каноническим писанием. . .
        Такова эта странная идеологическая болезнь ума, принимающего часть за Целое. Любая идеология проводит некую касательную к кругу жизненных явлений, берет одну точку за опорную - и вот уже не включается в цикл всего года, соразмерно осмысляя ход времени, а зацикливается на одном моменте, возводя его в ключевое понятие, "базис", и выстраивая над ним все более шаткую надстройку. И вот уже оказывается, что одна нация, или один класс, или одна теория, или одно техническое или медицинское средство - должны изменить, спасти, переустроить, возродить, осчастливить целый мир. Идеология - это средство захвата Целого одной из его частей. Поэтому всякая идеология одновременно партийна и тоталитарна, исходит из партийности и заканчивает тоталитарностью, ибо в этом переходе и превращении - ее цель и суть.