Клиффорд Орвин (Clifford Orwin) - профессор политологии Торонтского университета, автор монографии The Humanity of Thucydides (находится в печати в издательстве Princeton University Press).
Дeмократия: неоконченное путешествие - от 508 г. до нашей эры до 1993 г./ Под ред. Джона Данна. (Democracy: The Unfinished Journey, 508 BC to AD 1993, edited by John Dunn. Cambridge University Press, 1992, 290 pp.)

Данный сборник статей посвящен 2500-летию демократических реформ Клисфена в Афинах. Главы этой монографии, как правило, представляют собой обзор временной эволюции демократии в различных регионах. Авторы стремятся лаконично изложить и интерпретировать основные факты в расчете на широкую читательскую аудиторию. При этом особая трудность - огромный массив данных. Лидером в этом отношении является Чарльз С. Майер (Charles S. Maier), который в своей статье "Демократия после Французской революции" мастерски охватывает 20 бурных десятилетий. В книгу входят также работа "Окольный путь марксизма-ленинизма" (Нейл Хардинг (Neil Harding)), статьи, посвященные анализу его последствий в Восточной Европе (Нил Андерсон (Neal Anderson)) и анализу демократии в Индии (Санил Хильнани (Sunil Khilnani)). Каждая из них заслуживает особого внимания, но, к сожалению, в рамках одной рецензии это невозможно.
Из трех глав, посвященных греческой демократии, наиболее интересна глава Синтии Феррар (Cynthia Farrar) - "Политическая теория древней Греции как реакция на демократию." Прослеживая весь путь "политической теории", начиная от греческих трагедий, автор по существу защищает ее от нападок прежде всего Платона и Аристотеля. В статье удалось передать веселый характер греческой демократии и ее политические свойства. Вместе с тем автор не спорит с тем, что эта демократия, так же как и другие режимы, закрепляет господство одних людей над другими. Но при этом важно, что главной целью афинской демократии было совместить благо города с благом каждого гражданина. Вопрос состоит в следующем: не оттого ли Платон и Аристотель были критиками демократии, что понимали эти трудности лучше, чем ее сторонники?
Феррар, как и большинство других исследователей, не замечает нарочитый утопизм или скрытую иронию предлагавшихся ими решений политических проблем ("решений", которые, как проницательно отмечает автор, предусматривали отказ от политики). Игнорируя тем не менее невозможность и нежелательность такого отказа для этих философов, автор не уделяет достаточного внимания их анализу реальной политической жизни (включая реальную демократию). Ей не удалось показать, что Платон и Аристотель, как в свое время Черчилль, принимали умеренную демократию как самую худшую альтернативу. Кроме того, автор не упоминает, что Аристотель выступал за мажоритарный вариант "образа правления" как наиболее практичный для всех стран. Наконец, справедливо подчеркивая скептическое отношение этих философов к представлениям о демократии как наилучшем режиме, автор тем не менее не замечает, что они признавали наибольшую терпимость именно этого режима к философии. Несмотря на многие спорные, с моей точки зрения, положения главы, написанной Farrar, она заслуживает похвалы и изучения, поскольку отличается оригинальной трактовкой идей многих мыслителей, тонкой аргументацией в защиту древней демократии и глубиной анализа больших различий между ее древней и современной формами.
К раннему современному периоду обращаются Квентин Скиннер (Quentin Skinner) ("Итальянские городские республики") и Давид Вуттон (David Wootton) ("Сторонники равенства"), прокладывая дорогу для Гордона Вуда (Gordon Wood) и Бианки Марии Фонтана (Bianca Maria Fontana), освещающих соответственно Американскую и Французскую революции. По мнению Скиннер, наибольшим достижением итальянских коммун было распространение веры в высокие цели жизни коммуны. Автор упускает из виду, что кажущийся возврат к римским моделям ограничен хронологически обществом конца средних веков; привлекательность состояла в земных радостях языческого Рима. Скиннер также обходит главную причину республиканских вкусов двух крупных теоретиков - Марсилия и Макиавелли, а именно: их поглощенность теолого-политической проблемой и актуальностью создания постхристианской альтернативы, способной освободить человечество от тирании религии. Можно доказать, что их республиканское тяготение и их стремление к более "демократичной" форме республики соблазнительны для современной (т.е. либеральной, или светской) демократии уже с момента ее зарождения. К сожалению, Скиннер, как известно, уделяющий особое внимание контекстуальному фону политической мысли, в данном случае игнорирует это начало политической современности.
Вуд является автором убедительно написанной главы "Демократия и Американская революция." Он подчеркивает новую роль отстаивания интересов рабочей силы (даже примитивной и наемной) в политической жизни и связанное с этим возрастание ее достоинства как основы демократического радикализма, вышедшего из революции. Автор отмечает, что эти факторы противоречили "классической республиканской" традиции, которая отводила главную роль праздной, не преследующей особых интересов знати, всячески ограничивая влияние народа. Акцент Вуда на центральной роли этих новых (и пока не получивших объяснения) факторов в американской демократии высвечивает одну из проблем, рассматриваемых в монографии. Современное демократическое устройство - часть современного миропонимания и не может быть понято в отрыве от него. Однако оно возникло из Французской революции, скорее как судьбоносная новая всепроникающая данность вне рамок любых политических укладов. В этом соглашались как ее вдумчивые сторонники, так и вдумчивые враги: последние (Ницше, Карл Шмитт, Хайдеггер) признавали, что сопротивление ей - величайший из мятежей, последняя попытка повернуть судьбу человечества вспять. Современная демократия, оформившаяся как суверенность народа через отрицание политической власти религии, сама превратилась в своеобразную религию. Ее истоки определили и направление ее развития.
К сожалению, авторы глав, посвященных современной демократии, не достигают глубины анализа, необходимой для изучения этой темы. Они также обходят наиболее актуальную идеологическую проблему, которая в настоящее время стоит перед либеральной демократией, - проблему "постмодернизма." Будучи преемником марксизма, постмодернизм идет по его стопам в своих нападках на либерализм как замаскированное стремление к господству. Уходя корнями в антидемократическое мышление Ницше и Хайдеггера, постмодернизм заявляет о себе как о предвестнике радикальной (в силу ее радикального нигилизма) демократии и склонен оправдывать подавление "просто" либеральных свобод, прежде всего интеллектуальной. Будучи господствующей идеологией в настоящее время - по крайней мере в университетах Северной Америки, - он заслуживает внимания при любом анализе современного положения демократии.
Только в одной главе, посвященной конкретной проблеме, содержится аргументация, напоминающая постмодернистский подход. Сьюзан Мендас (Susan Mendus) критикует либерализм с позиций феминизма, обвиняя его в дискриминации по признаку пола на том основании, что либеральная демократия стремится наделить женщину равенством с мужчиной, игнорируя при этом имеющиеся "отличия." По ее утверждению, квалификация беременности (приравниваемой к болезни) работающих женщин как нетрудоспособности вытекает из мужских суждений о беременности как состоянии неполноценности, а следовательно, является взглядом на женщину как неполноценное существо. Однако подобная оценка, видимо, имеет всего лишь функциональное значение - способность или неспособность женщины ходить на работу. Кроме того, определение беременности и болезни как состояний нетрудоспособности не означает, что беременность есть болезнь, т.е. из того, что А плюс Б равняется В, не следует, что А равно Б. Таким образом, автору не удается доказать, что существенные отличия полов обязывают демократию добиваться всеобщего признания этих "отличий."
Другая глава, в которой подробно рассматриваются проблемы либеральной демократии, заключает монографию и написана ее редактором Джоном Даном (John Dunn). Дан проводит общий анализ положения демократии после краха коммунизма и сравнивает его с ситуацией Клисфена, после чего подчеркивает, что современная демократия превратилась в придаток современного государства и его представительных институтов, которые, по его мнению, подавили демократию. Их заслуга - в спасительной перемене своей роли; степень подавления ими демократии зависит от смысла понятия "демократия". Дан рассматривает связь суверенности народа с рыночной экономикой, с одной стороны, и с наукой и просвещенным администрированием - с другой, как две практические общественные проблемы. Он предостерегает от триумфаторства после поражения коммунизма, справедливо указывая, что противоречия между капитализмом и демократией сохраняются, невзирая на тот факт, что социалистический эксперимент потерпел крах. Вместе с тем читателю может остаться неясным, отдает ли Дан должное успешному сотрудничеству капитализма и демократии. Наряду с этим авторский анализ демократии может оставить впечатление, что демократия пользуется столь высоким авторитетом в мире, несмотря на ее сотрудничество с капитализмом, а популярность капитализма целиком обусловлена крахом марксизма.
Принимая во внимание доводы тех, кто указывал на отчетливые различия между древними и современными формами свободы (Токвиль, Констан), Дан тем не менее утверждает, что эти различия преувеличены; он предпочел бы использовать опыт греческой демократии в качестве идущей в поводу запасной лошади для современных социальных условий. Однако эти частые параллели с древностью не представляются мне убедительными. Подобные обобщения, при всем их стремлении доказать существующую преемственность, несвободны от анахронизма и далеки от спокойного анализа реальных трудностей современной демократии.