"Свободная мысль", 1997, #8, с. 35-45
Тамара Гузенкова
Ностальгия по ненаписанной истории
В кризисные моменты история наиболее часто используется различными силами как аргумент в доказательстве собственной правоты, как инструмент в достижении целей. В эти моменты она особенно явственно выступает зеркалом трансформаций общественного бытия и сознания.
По тому, как наши современники интерпретируют исторические события и какие теории выдвигают, можно в известной мере судить о том, что происходит в обществе, и наоборот, характер и размах социальных потрясений предопределяют меру того, насколько радикально осуществляется пересмотр концептуального основания исторического знания.
Исторические знания, представления и концепции - это сложный социально-культурный феномен, изучение которого предполагает множество подходов. В данном случае автором избран взгляд на историю как на форму национальной идеологии, вызревающей в новых национальных государствах бывшего Советского Союза, в том числе в республиках - субъектах Российской Федерации, и формулируемой национальной интеллигенцией.
Ранее неизвестные или трактуемые по-новому исторические факты и точки зрения благодаря либерализованным средствам массовой информации достаточно быстро становятся достоянием гласности. С их помощью в спор, в сопереживание по поводу тех или иных исторических событий вовлекаются многочисленные группы населения, как это было, например, в республиках Прибалтики в августе 1989 года, когда в день 50-летия пакта Молотова-Риббентропа люди, отмечая эту печальную дату, составили живую цепь от Вильнюса до Таллина.
Важно учитывать тот факт, что значительная часть интеллектуальных элит в республиках, как правило, тесно связана с государственно-управленческой верхушкой. Она способна быстро посылать идейные импульсы наверх и получать ответную реакцию, не говоря уже о том, что часть гуманитарной интеллигенции входит в республиканский политический истеблишмент и имеет по некоторым вопросам возможность непосредственно влиять на принятие решений.
Напомним, в частности, что именно благодаря усилиям национальной научно-гуманитарной и художественной интеллигенции многие проблемы, связанные с состоянием национальных языков и культур, обрели в республиках статус государственных законов и программ. В последние годы развернулся процесс создания новых учебников по местной истории для средних общеобразовательных школ и высших учебных заведений. А это означает, что определенные из ныне формулируемых, идеологем становятся частью национальной политики в области образования и воспитания.
В этой связи вопрос о том, какие это идеи, какие границы взаимодействия и взаимопонимания они очерчивают, какую систему отношений с другими народами предлагают, представляет немаловажное значение.
В нашу задачу входит анализ современных (конца 80-х - первой половины 90-х годов) представлений об исторических событиях далекого и недавнего прошлого в жизни народов России. Несомненный интерес вызывает интерпретация роли и места нерусских народов в отечественной, российской истории, а также оценки вклада в мировую цивилизацию собственных народов.
Следует отметить, что из существующего опыта сравнительного изучения преподавания истории в школах различных стран автору близок подход, представленный в работе французского историка Марка Ферро "Как рассказывают историю детям в разных странах мира" 1.
* * *
В настоящее время еще рано говорить о полном и целостном пересмотре национальной гуманитарной интеллигенцией истории народов, населяющих территорию бывшего Советского Союза. Постсоветский процесс переосмысления исторической картины находится в начальной стадии, он импульсивен, эклектичен и в значительной мере политически конъюнктурен, что и определяет как приоритеты исторических изысканий, так и характер переоценок отдельных исторических эпох, событий и личностей.
В числе наиболее актуальных тем, разрабатываемых республиканскими интеллектуалами в последние годы, оказалась проблема этнической (национальной) государственности и этнической территории. "Национальное государство" как категория и как социально-политический феномен приобрело качество абсолютной национальной ценности, с которой связываются надежды на национальное возрождение и процветание. "Возрождение нерусских народов России возможно только при существовании их национальных государств, организующей, содействующей роли национального государства... Каждая нация должна иметь свое государство и обустраивать свою жизнь в соответствии с национальными особенностями" 2.
Это утверждение, высказанное чувашским историком В. Димитриевым, достаточно типично и, несомненно, отражает сложный комплекс национальных чувств и ожиданий, в которых независимому, суверенному, самостоятельному национальному государству отводится в будущем едва ли не главная роль и в первую очередь роль этноконсолидирующая и этнозащитная. Об этом пишется на страницах научных и учебных изданий, во "взрослой" и в "детской" литературе. Так, в учебнике по истории Северной Осетии для 5-го класса, изданном в 1994 году, говорится о том, что "народ, не имеющий государственности, не может быть равен другим народам. Такой народ не сумеет защитить свои интересы, развивать хозяйство и культуру" 3. Другой, якутский, исследователь Д. Миронов считает, что "понятие "суверенное государство" конструируется исходя из необходимости защиты этноса в его общениях с другими народами, в особенности с многочисленными. Антиассимиляционная направленность этого государства становится понятной, если иметь в виду историю других (в данном случае американских индейцев. - Т. Г.) народов" 4.
Государства, несущие в своих названиях имена народов, рассматриваются часто как единственные в мире места (территории), где каждый данный народ сформировался и где он имеет неотъемлемое право поддерживать и развивать свой язык и свою культуру. И в полной мере это может обеспечить, считают многие исследователи, только официально признанная, конституционно оформленная суверенная республика, в границах которой возможно "противостояние русификаторской политике" 5.
Отношение национальной интеллигенции к строящейся государственности демонстрируют, в частности, материалы опросов, проведенных в 1994-1995 годах в республиках Татарстан, Северная Осетия, Саха (Якутия) и Тува по международному проекту "Национализм, этническая идентичность и разрешение конфликтов в Российской Федерации" (руководитель Л. Дробижева). Как выявили опросы, татары в Татарии - представители научно-гуманитарной и художественной интеллигенции, а также политические деятели значительно чаще, чем татарское и тем более русское население в целом, называют укрепление суверенитета республики в числе важных условий, необходимых для возрождения своего народа 6.
При этом влиятельная часть гуманитарной интеллигенции высказывает мнение о том, что история нового национального государства настоятельно нуждается и в новом истолковании. "Без своей истории, написанной на уровне международных стандартов, суверенитет Татарии будет ущербным... Это прямой путь к изоляции и потере наших достижений по обретению реального суверенитета", -указывают, например, ученые, писатели и общественные деятели Татарии в открытом письме президенту М. Шаймиеву 7.
И действительно, такие истории уже создаются. Следует заметить, что в процессе нового прочтения исторического прошлого собственных этносов и государств национальная интеллигенция выступает в двоякой роли. С одной стороны, она оказывается исполнителем некоего социального заказа, с другой - самостоятельно и весьма активно влияет на массовое национальное самосознание, создавая относительно новые исторические образы и идеологемы.
При всем многообразии, неповторимости, исторической вариативности складывания государственности у различных народов обращает на себя внимание нечто общее в ее интерпретации.
В качестве общих черт можно выделить, во-первых, тенденцию удревнения истории государства. Например, в Чувашии в 1995 году отмечалось 1100-летие чувашской государственности, хотя с научной точки зрения для такого рода мероприятия не было достаточных оснований. На рубеже VIII-IX веков бывшие кочевники тюркского происхождения, булгары, основали в Среднем Поволжье раннефеодальное государство. Чувашские и татарские историки стремятся приписать этому государству свое этническое начало 8. Современная наука не располагает бесспорными аргументами для решения этого вопроса в пользу только одной из сторон. Напротив, есть доказательства того, что древнебулгарский компонент сыграл свою роль в качестве субстрата в этногенезе как чувашей, так и татар, а в некоторой степени также и башкир. Важно учесть, что собственно чуваши или татары сформировались не в булгарскую эпоху, а позднее, по всей вероятности в XIV-XV веках. Однако для ряда местных исследователей первостепенное значение приобретает в последние годы утверждение приоритета собственного народа в роли единственного и полноправного наследника древних булгар. Так, с одной стороны, татарский исследователь А. Каримуллин полагает, что "современный народ, известный под названием татары,.. является прямым и непосредственным наследником волжских булгар" 9. С другой - чувашский историк В. Димитриев высказывает мнение, согласно которому "чувашский язык в Волжской Болгарии являлся государственным языком, использовался в законодательстве, управлении, делопроизводстве, ... богослужении, литературе, торговле и в межэтнических отношениях" 10.
Подобные притязания высказываются и по отношению к аланскому наследству. Так, современная Северная Осетия воспринимается в качестве преемницы средневекового Аланского государства, что отражено даже в ее нынешнем названии - "Республика Северная Осетия - Алания. Подобное чувство родства опирается на существующую научную концепцию, согласно которой этногенез осетин связан со скифо-сармато-аланским этническим компонентом 11. На это же наследство в последнее время предъявляют права и некоторые представители чеченской гуманитарной интеллигенции. И хотя построения, на основе которых формулируется подобная точка зрения, многим ученым не кажутся достаточно убедительными, утверждение, что "скифы есть основа, внутреннее ядро чечено-ингушского народа, основа духа и культуры" 12, выступает альтернативой осетинской версии.
Кроме того, получила распространение концепция преемственности различных форм государственности, начиная с исторически ранних эпох до настоящего времени. В таком контексте провозглашение государственного суверенитета в 90-е годы нередко рассматривается как восстановление исторической справедливости по отношению к тому народу, чей этноним содержится в названии республики.
Следует отметить, что интеллектуальная борьба за приоритетное право на историческую преемственность нередко приобретает острые формы, приводя к взаимному отчуждению. Во всяком случае не будет ошибкой признать, что в последние годы между различными национальными группами гуманитарной интеллигенции усилились прямые и косвенные дискуссии по вопросам этнической государственности и этнических территорий, в которых каждая сторона, как правило, склонна признавать только свою правоту.
* * *
Совсем недавно тема национальной государственности получила в республиках России свое дальнейшее развитие. Так, существование государственных образований в различные (особенно ранние) исторические эпохи рассматривается не в противопоставлении, не в оппозиции, не как параллельный и независимый мир, а как составляющая часть, как опыт, как один из элементов российской государственности. Такая тенденция особенно заметно проявилась в факте проведения конференции, посвященной 1450-летию Тюркского каганата (февраль 1996 года), который как раз и рассматривался с точки зрения его воздействия на становление Российского государства "на территории евразийского пространства" 13.
В целом в последние годы заметно усилилось стремление интеллигенции национальных республик видеть в достижениях собственных народов импульсы прогрессивного развития России. "Национальные окраины" и центр как бы поменялись местами: не Россия для них сделала и делает нечто важное и ценное (что было весьма традиционно для советской исторической и культурологической мысли), а они для России. Более важным становится вопрос о том, чем прославил Россию тот или иной народ, а не о том, чего он достиг в результате вхождения в ее состав.
Так, например, исследователи, представляющие народы Крайнего Севера, подчеркивают большой вклад этих народов в российскую и мировую цивилизацию, создавших в крайне неблагоприятных для жизни людей экологических условиях циркумполярную культуру 14. В свою очередь, исследователь из Северной Осетии К. Б заев в недавно опубликованной работе предлагает новую - скифо-сарматско-аланскую (в конечном счете протоосетинскую) версию происхождения термина "Русь", подвергая критике как норманнскую, так и восточнославянскую теории происхождения этно-нима 15.
Можно также отметить, что ряд представителей титульных этносов России расценивает как несправедливое и чрезмерное использование Россией-центром местных (национальных) природных и иных ресурсов, ведущее, по их оценке, к нерациональной растрате и истощению. И, казалось бы, экономическая проблема, сопряженная с долей использования башкирской или татарской нефти, якутских алмазов, в республиках - местах их добычи - стала элементом идеологии "национального возрождения" и республиканской суверенизации.
Пересмотр национальной гуманитарной интеллигенцией роли собственных народов в историческом процессе, вклада в общечеловеческую культуру, утверждение национальной самоценности осуществляется, в частности, и через отрицание как русскоориентированного, так и европоцентристского взгляда на исторический процесс. В последнее время стала заметнее критика представителями интеллектуальной элиты нерусских и неевропейских народов такой историографической традиции, при которой история этих этносов рассматривается преимущественно в той мере, в какой она имеет отношение к русской или европейской истории.
Сожаления и обида по этому поводу накапливались, несомненно, давно. Теперь они стали очевидными и даже оказываются одним из элементов политического взаимодействия и диалога. Так, президент Республики Саха (Якутия) М. Николаев, в частности, заметил, что "некоторым ученым и политикам во многом претит не только азиатская традиция российской государственности, но и оживающая идея евразийства. Бескомпромиссной критике подвергаются деспотизм, бесправие человека, пренебрежение ценностью жизни отдельной личности, присущие азиатской политической традиции, и восхваляется гуманизм европейской традиции. Однако нельзя изучать историю под "удобным" углом зрения. Необходимо с позиции современности глубоко осмыслить итоги прошлого" 16.
Анализ национальной исторической литературы последних лет обнаруживает также нарастающее отчуждение от советского наследия, желание доказать историческую состоятельность и самоценность многих народов как раз вне и задолго до советской истории. В одних случаях предпринимаются попытки найти совпадение этнических и государственных границ на ранних исторических этапах и продлить историю национальной государственности далеко в глубь веков (о чем говорилось выше). В других случаях поднимаются вопросы этногенетического родства и преемственности со ставшими теперь более престижными внесоветскими историческими и культурными традициями.
Например, мордовская, удмуртская, марийская интеллигенция сближает собственную культуру с той частью финно-угорского мира, которая представлена финским, эстонским и венгерским компонентами. Но при этом почти не упоминается об этнокультурных истоках, связанных с хантами и манси. В среде башкирской и татарской интеллигенции идет процесс сближения с могущественными тюркско-мусульманскими "родственниками".
Для калмыков особую притягательность приобрела тибетско-буддийская конфессиональная культурная традиция. В свою очередь, угадывается тенднция дистанцирования от славянской, прежде всего русской, профессиональной культуры и русского влияния. Гораздо реже говорится о воздействии и значении русского культурного компонента для развития професси-ональных культур титульных народов национальных республик-государств 17.
При этом наиболее радикально настроенные представители гуманитарной мысли высказываются еще более определенно. Так, например, чувашский скульптор Ф. Мадуров считает, что "так называемые великие народы перестали быть ведущими в культурной жизни современного мира", и видит перед чувашами выбор: "Перестать сопротивляться, слиться с так называемым русским народом и, приняв его грехи, противопоставить себя мировому сообществу или же, следуя принципам суверенизации, идти до полной самостоятельности" 18.
Поиск собственных, национальных, "истоков и корней" ведется в том числе на основе актуализации знаний о традиционных религиях. Изучение традиционных верований, древних обрядов, ритуальной жизни предков как бы наполняет конкретным содержанием "древние пласты", "дает подлинную картину этноса". Религиозный ренессанс первой половины 90-х годов, в немалой степени вдохновляемый гуманитарной интеллигенцией, сопровождается некоторым отчуждением неславянской интеллектуальной среды от христианства как культурного и этноконфессионального феномена. В данном случае мы имеем в виду даже не те народы, которые исторически являются носителями других мировых религий - ислама и буддизма, а те, которые, подвергшись в XVI-XIX веках христианизации, сохранили элементы язычества и бытовые верования которых до настоящего времени отличаются синкретизмом. При этом иные исследователи выступают в роли наследников и представителей описываемой ритуальной и мировоззренческой традиции, воспринимаемой в качестве "живой" национальной ценности, если не способной, то по крайней мере достойной возродиться на современной почве 19.
В последнее время нередко стал оспариваться факт отсутствия письменности у некоторых так называемых младописьменных народов. Исследователями предпринимаются попытки доказать существование развитой древней письменности даже в крайне сомнительных и весьма спорных случаях. Новые этноязыковые и этноисторические изыскания становятся источником глубоко эмоциональных переживаний и образов, призванных активизировать массовое этническое самосознание. Вот как, например, заканчивает свою монографию "Древнечувашская руническая письменность" чувашский ученый А. Трофимов: "О руны, вы предстали сегодня лицом к лицу с поколением начала XXI века. Своим явлением вы лечите окровавленные раны нации. Вы доказали, что у чувашей с древнейших времен уникальная письменность - одна из плодоносных ветвей изобильного Древа письма Евразии. Пусть новое столетие принесет новый Ренессанс. Пусть больше никто не посмеет сказать, что народ наш был бесписьменным!" 20.
В целом досоветская история нерусских народов в современной автоинтерпретации выглядит более значительной, динамичной, насыщенной героическими действиями, а соответствующие народы оказываются носителями более высокого культурного потенциала, внесшими более заметный вклад в сокровищницу мировой цивилизации, чем это было принято считать раньше. В национально-региональных описаниях история народов все больше приобретает героическое звучание. В последние годы заметно усилилась также тенденция акцентировать внимание на трагических событиях. Например, в Татарии день взятия Казани войсками Ивана Грозного (15 октября 1552 года) с 1990 года отмечается как "День памяти" погибших. Некоторые ученые (Р. Фахрутдинов) полагают, что это "самый черный день" для государственности татар 21. Роковым годом ликвидации калмыцкой государственности называется 1771 год - год ухода значительной части калмыков из России в Джунгарию.
Особенно нарастает трагический компонент в интерпретации послереволюционной истории, которой все чаще отказывается в каком бы то ни было позитивном содержании. Эпоха "советского социалистического строительства" все чаще рассматривается как цепь ошибок, заблуждений или сознательных мер, направленных на уничтожение национальных языков, культур и вообще народов. Предметом жесткой критики стала советская национальная политика. И если в первые годы перестройки предпринимались попытки отделить, так сказать, истинную, ленинскую национальную политику от последующих искажений, то в первой половине 90-х годов все этапы национального строительства в той или иной мере стали признаваться несостоятельными или губительными для этносов.
В этой связи важное место заняла реабилитация тех исторических событий и явлений, которые в течение долгих лет были включены в разряд "антисоветских", "националистических", "идеологически чуждых" и т. д. В ряде республик идет активный процесс создания новых версий национальных движений, получивших теперь название "национально-освободительных".
Так, например, на новой концептуальной основе развивается историография башкирского национального движения 1917 - 1920 годов, возглавлявшегося З.Валидовым (З.Валиди). В советской, в том числе и местной башкирской, историографии Валидов расценивался как "ярый буржуазный националист", "контрреволюционер", "националистически настроенный деятель". Существовавшее нарицательное понятие "валидовщина" означало буржуазно-националистическое течение в башкирском национальном движении за самоопределение. Информация о нем носила характер скупых стереотипно-негативных упоминаний. В 90-е годы оценки стали радикально иными 22, а новый взгляд на историю национально-государственного строи-тельства в Башкирии включает в себя и предостережение относительно того, что "игнорирование права народов на самоопределение, навязывание им сверху тоталитарных порядков могут привести к печальному исходу" 23.
Список обид и разоблачений можно продолжить. Однако ясно, что переоценка исторических событий и фактов осуществляется по изменившейся шкале: от резко отрицательных оценок советского наследия к оправданию (нередко переходящему в идеализацию) тех исторических событий и личностей, которые раньше не вписывались в советскую идеологическую "норму".
Следует отметить, что многие наиболее яркие и значительные фрагменты российско-советской истории получили, часто задолго до перестройки, свою интерпретацию в дальнем зарубежье. В настоящее время сам факт существования работ "западных" авторов рассматривается как элемент престижности духовной культуры постсоветских национальных государств. Публикации ранее запрещенных трудов уделяется большое внимание, часть работ даже получила статус учебных пособий. Многие из них оказывают значительное влияние на развитие гуманитарной мысли в республиках, являясь готовой базой для вполне подражательных концептуальных подходов в национальной историографии.
* * *
Особенно наглядно это проявилось в описаниях "истории в лицах", получивших в последние годы широкое распространение. Появление большого количества персонологических штудий - в известной мере примета времени. В условиях быстрой и радикальной трансформации общества усиливается тенденция к персонификации социальной истории и социальной действительности. В момент социальных потрясений личность может наиболее остро восприниматься как субъект истории, как "герой", как "злодей", как "козел отпущения", как "жертва" и т. д. В некоторых интеллектуальных кругах задача создания биографических словарей провозглашается даже национальным приоритетом 24. И в этом смысле учебная, научная и публицистическая литература дает некоторое понятие о ценностях и символах переходного периода, воплощенных в образах политиков, полководцев, деятелей науки и культуры - представителей данного этноса.
Одним из главных направлений является создание нового, в значительной мере модифицированного "пантеона" выдающихся национальных деятелей. В него включаются новые имена, прежде всего из числа тех, кто раньше официально относился к разряду "антигероев" и деятельность которых оценивалась только отрицательно. Например, в Башкирии - упоминавшийся З.Валиди.
В Татарии современное политическое звучание приобрел пересмотр роли в создании национальной автономии М. Султан-Галиева - татарского советского государственного деятеля 20-х годов, обвиненного в национализме 25.
В Туве изменилось отношение к некоторым деятелям недавнего прошлого, например, к Буян-Бадорху, председателю Совета министров Танну-Тувинской народной республики в начале 20-х годов, который еще недавно, как правило, упоминался в качестве "феодала" и "контрреволюционера", а сейчас нередко, как показал опрос 1994 года, считается выдающейся личностью тувинского народа.
Национальными интеллектуалами активно разрабатываются сюжеты, связанные с этническим происхождением и землячеством знаменитых деятелей науки и культуры, которые получили широкое признание за рубежом, но на родине считались в силу идеологических причин "persona поп grata" (например, социолог П. Сорокин в Коми, танцор и балетмейстер Р. Нуриев в Башкирии, поэт Г. Айти в Чувашии и т. д.) 26.
Пересматриваются биографии и тех национальных деятелей, которые традиционно были отнесены к числу выдающихся или во всяком случае видных представителей своего народа. В них освещаются замалчивавшиеся раее, так сказать, компрометировавшие, с точки зрения советских идеологических стандартов, факты и обстоятельства жизни, например религиозные и богоискательские моменты, некоторые обстоятельства жизни и смерти репрессированных лиц, а также другие сюжеты. Многие ставшие уже хрес-томатийными образы "выдающихся сыновей своего народа" предстают в новых биографических описаниях в ином свете.
В одном случае общественности становится известно, что прогрессивный, демократически настроенный деятель просвещения конца XIX века был глубоко верующим человеком, например чувашский просветитель, создатель чувашского алфавита И. Яковлев (1848-1930). В другом - исследователи гораздо более активно пытаются придать современное звучание идеям, высказанным великими земляками еще в XIX веке. Так, о классике украинской поэзии Т. Шевченко говорится, в частности, что он "по сути очерчивает контуры правового государства и гражданского общества" 27.
Нынешние ценностные представления об исторических деятелях, политиках, деятелях науки и культуры как никогда относительны и противоречивы. В одной культуре, в одном историографическом контексте тот или иной человек может быть героем, в другом - наоборот, злодеем.
Как отмечает А. Горянин, в юго-восточной Польше "пугают детей именем Степана Бандеры (считавшего, что там не Польша, а украинская Холмщина), а в городах западной Украины его именем называют улицы" 28. В российской историографии и массовом сознании Петр 1 воспринимается как великий реформатор, выдающаяся личность. В украинской же исторической учебной литературе он предстает в роли антигероя, "узурпатора", во имя своих преобразований погубившего огромное число украинцев и опустошившего Украину 29.
В Северной Осетии, где весьма лояльно относятся ко многим деятелям советской эпохи, где сохранились в неприкосновенности памятники В. Ленину, С. Кирову, а портреты И. Сталина в жилых интерьерах не такая уж редкость, есть государственный и политический деятель, преданный "анафеме". Это С. Орджоникидзе, с именем которого связано подавление части терского казачества, примкнувшей к белогвардейскому движению. В Северной Осетии в 20-е годы негативно относились к уничтожению казачьих станиц. Переименование столицы Северной Осетии города Орджоникидзе во Владикавказ в конце 80-х годов и демонтаж памятника Орджоникидзе на центральной площади свидетельствуют о том, что осетины ему этого не простили.
В "написанной" истории и в сознании многих народов олицетворением разрушительного начала, сил зла является Чингисхан. А для монголоязычных народов и народов Центральной Азии - это выдающийся полководец прошлого, в честь которого в последние годы названо немало мальчиков.
Однако есть в переосмыслении роли каждой конкретной личности в истории нечто общее: хотя отрицательными чертами чаще всего наделяются "не свои", "чужие", представители иноэтничного происхождения, но не это главное направление в национальных биографистиках. Основные усилия всетаки направлены на максимальное расширение фонда выдающихся деятелей за счет реабилитируемых, восстанавливаемых в правах, малоизвестных и совсем неизвестных имен, включая также и лиц других национальностей 30. "Пьедестала человеческой памяти" заслуживает тот, о ком можно сказать, что своими деяниями, талантом он прямо или косвенно прославляет свой народ, или тот, кого можно причислить к плеяде борцов за возрождение народа, причем борьба на благо народа в различные эпохи подразумевает различные, в иных случаях прямо противоположные действия.
* * *
В целом новые, созвучные времени, отвечающие групповым интересам и массовым настроениям национальные исторические картины мира еще только складываются. Но при этом они уже обнаруживают те черты, которые позволяют судить о том, какой станет переписанная история в будущем.
Очевидно, что она будет этноцентричной. Главным действующим лицом и главным героем истории выступает конкретный этнос. Ему придаются свойства демиурга. Он как некое целое выступает в роли абсолютной ценности и персонифицируется в мыслях и деятельности своих выдающихся представителей.
Импульсом и важным побудительным мотивом современных исторических построений выступает стремление избавить собственные народы от статуса исторической и культурной периферии, от роли ведомого и, наоборот, найти аргументы в пользу того, что их достижения сопоставимы с общепризнанными престижными образцами мировой цивилизации. Без сомнения, в национально-региональных исторических описаниях героический пласт будет приобретать все большее значение.
В обращении к таким сторонам истории лежит прежде всего стремление восстановить правду и почтить память жертв. Но усиленный трагический компонент - это и некая объясняющая модель, которая призвана показать истоки и причины нереализованных возможностей, неблагополучно сложившейся исторической судьбы каждого конкретного народа. Исторические образы этносов строятся на сочетании героической и жертвенной доминант.
Нынешние исследователи освобождены от необходимости соблюдать классовый, формационный, партийный подходы в их прежнем толковании, они вольны избирать собственные критерии систематизации исторических фактов, которые диктуются новыми представлениями, веяниями моды и желанием отказаться от прежней жестко заданной схемы изложения истории различных регионов. Сейчас нередко центральной идеей, вокруг которой организуется материал, выступает тема обретения, становления и развития национальной государственности, и в этом контексте разделение на "красных" и "белых" внутри этноса теряет актуальность.
Национально-региональные исторические школы все чаще подвергают критике "московский" взгляд на историю. "Наша (татарская. - Т. Г.) история объяснена лишь с позиций народа-завоевателя, и отражает она, естественно, лишь точку зрения, интересы и цели правящего народа", - отмечает, например, татарский писатель Н. Фаттах 31. В неевропейской интеллектуальной среде вызывает неприятие европоцентризм, несомненно, свойственный российской историографии, и не только в XX веке. В свою очередь, славянской (белорусской и украинской) и тем более неславянской (прибалтийской, молдавской) интеллигенции кажется несправедливым и искусственным отрыв истории их народов от западноевропейской. Таким образом, дальнейшее движение исторической мысли будет идти в разных географических направлениях, с учетом в первом случае азиатского, во втором - западноевропейского контекста.
Таким образом, едва ли приходится сомневаться в том, что в дальнейшем не будет единого общепринятого, сформулированного или отредактированного в центре взгляда на исторический процесс. Значительная часть национальной интеллигенции охвачена "ностальгией по ненаписанной истории" 32, которую возможно утолить только в поисках нового концептуального дискурса.
Понятно, что оснований и поводов для этого накопилось немало. Вот как, например, пишет, вспоминая свое школьное детство, которое пришлось на начало 70-х годов, президент республики Калмыкия К. Илюмжинов: "Я могу подробно рассказать историю Киевской Руси, Древнего Египта.., Древнего Рима, помню даты крестовых походов, знаю биографию Ленина, но про свой народ я не знаю практически ничего. В школьной программе республики - ни одного часа по истории калмыцкого народа. Яростная обида и злость как бритва резанули меня. Как же так? Получается, в истории страны мы - ничто, ноль?.. Я остро помню то ощущение - ощу-щение обманутого, ограбленного, вышвырнутого из отчего дома. Жуткое ощущение национального сиротства и бесприютности" 33.
Современный момент отличается относительно быстрой переориентацией в регионах на различные референтные культурные среды и историо-графические традиции. Осуществляется своеобразный передел историчес-кой картины мира, при котором разрушается прежняя иерархия советской "семьи народов", где каждый этнос в зависимости от своих характеристик (численности, стадии развития, экономического и культурного потенциала и проч.) занимал свою позицию и описывался в границах соответствующей концепции. Набирает силу другой процесс, а именно: создаются такие вер-сии исторического развития, где почти каждый этнос, от имени которого пишется его история, выступает центром локальной цивилизации.
Переписываемая история несет в себе разнородные, порой малосочетаемые составляющие. Это и поиск исторической правды, и создание новых мифов, и интеллектуальное самоутверждение в условиях новой реальности, и попытка этнокультурного возрождения, приобретающего иногда черты реванша, и естественное желание найти более достойное место в мировом историческом пространстве, и многое другое.
В целом современные национальные версии исторического развития вполне соответствуют той эпохе, в которой они пишутся. Можно отчасти согласиться с мнением Дж. Комароффа, считающего, что "история нашего времени в полном смысле слова переписывается под воздействием этнических и националистических форм борьбы" 34. Придут новые времена, и будут написаны новые истории, которые если не перечеркнут, то уж во всяком случае существенно исправят предыдущие.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 М. Ферро. Как рассказывают историю детям в разных странах мира. М. 1992.
Вернуться
2 В. Д. Димитриев. История и национальные проблемы чувашского народа. - "Вестник Чу-вашской национальной академии", 1994, #2, стр. 33.
Вернуться
3 P. С. Бзаров. Рассказы по истории Северной Осетии. 5 класс. Владикавказ, 1994, стр. 88.
Вернуться
4 Д.Н. Миронов. Суверенная республика в составе Российской Федерации. - "Республики в составе Российской Федерации: государственность и политика. Материалы республиканской научно-практической конференции. 18-19 июня 1992 г.". Якутск, 1993, стр.42.
Вернуться
5 См., например: Э.Т. Мярикянова. Вопросы русификации народов Сибири в трудах западных авторов. - "Национальная политика в регионе. По материалам Республики Саха (Якутия). Сборник научных трудов". Якутск, 1993, стр. 97.
Вернуться
6 Архив Проекта "Национализм, этническая идентичность и разрешение конфликтов в Российской Федерации" (рук. Л. М. Дробижева). Институт этнологии и антропологии РАН.
Вернуться
7 В. Постнова. О праве народа на историю. - "Независимая газета", 29 мая 1996 года.
Вернуться
8 См. об этом: Viktor A. Shnirelman. Who Gets the Past? Competition for Ancestors among Non-Russian Intellectuals in Russia. Washington, Baltimore and London, 1996.
Вернуться
9 A. Каримуллин. Татары: этнос и этноним. Казань, 1998, стр. 22.
Вернуться
10 В. Д. Димитриев. К 1100-летию чувашской государственности. - "Лик Чувашии". (Литературно-художественный и публицистический журнал министерства культуры и по делам национальностей Чувашской республики), 1995, #2, стр. 117.
Вернуться
11 См., например: Р. Бзаров. Осетины. - "Эхо Кавказа. Журнал ассоциации народов Кавказа" (Владикавказ), 1994, #2, стр. 6-15.
Вернуться
12 З. Шахбиев. Судьба чечено-ингушского народа. М., 1996, стр. 29.
Вернуться
13 В. Гранкина. 1450 лет Тюркскому каганату. - "Независимая газета", 24 февраля 1996 года.
Вернуться
14 См., например: В. А. Роббек, А. В. Кривошапкин. Малочисленные народы Севера Республики Саха (Якутии) (Некоторые проблемы выживания как этносов), - "Малочисленные народы Севера Якутии: состояние, проблемы. Сборник научных трудов". Якутск, 1993, стр. 3-4.
Вернуться
15 К. К. Бзаев. Происхождение этнического термина "Русь". Владикавказ, 1995.
Вернуться
16 М. Николаев. Идея, объединяющая Россию. Тюркский каганат - первое евразийское государство. - "Независимая газета", 5 марта 1996 года.
Вернуться
17 Т.С. Гузенкова. Проблема самоидентификации национальной интеллигенции республик Поволжья и Приуралья. - "Конфликтная этничность и этнические конфликты". М., 1994, стр. 57- 59.
Вернуться
18 "Чувашская провинция в контексте европейской культуры (Разговор за "круглым столом")". - "Лик Чувашии", 1995, #2, стр. 90.
Вернуться
19 А. К. Салмин. Духи требуют жертв. Система традиционных обрядов чувашей. Чебоксары, 1990,стр. 3-6, 157-160.
Вернуться
20 А. А. Трофимов. Древнечувашская руническая письменность. Памятники. Алфавит. Дешифровка. Чебоксары, 1993, стр. 49.
Вернуться
21 Л. В. Сагитова. Республиканская пресса как фактор формирования национального самосознания в Татарстане в современных условиях. - "Суверенитет и этническое самосознание: идеология и практика". М., 1995, стр. 232.
Вернуться
22 См. например: А.М. Юлдашбаев. Историк, вошедший в историю (политическая и научная деятельность профессора Стамбульского университета Ахметзаки Валиди Туган). Уфа, 1992; М.М. Кульшарипов. З.Валидов и образование Башкирской автономной Советской республики (1917-1920 гг.). Уфа, 1992.
Вернуться
23 М.М. Кульшарипов. З. Валидов и образование.., стр. 121.
Вернуться
24 Я. Д. Iсаевич. Бiографiчний словник - нацiональний прiоритет. - "Украiнська бiографiстика. 3бiрник наукових праць". В. I. Киiв, 1996, стр. 7-9.
Вернуться
25 См. "Тайны национальной политики ЦК РКП. Стенографический отчет секретного IV совещания ЦК РКП, 1923 г.". М. 1992; Б. Султанбеков. Разгром "националов" - действие второе. - "Татарстан. Общественно-политический и теоретический журнал". (Казань), 1993, #2, стр. 45-48; "Стенографический отчет совещания членов Татобкома и ОКК совместно с ответственными работниками по национальному вопросу". - "Татарстан". 1993, ##2, 3, 6.
Вернуться
26 Т.С. Гузенкова. Проблема самоидентификации национальной интеллигенции.., стр. 50-51.
Вернуться
27 О.Л. Копиленко, М. Л. Копиленко. "Думать, сiять, не ждать" (Тарас Шевченко). - "Украiнська iдея. Першi речники". Киiв, 1994, стр. 161.
Вернуться
28 А. Горявин. Дай руку брату своему! Два письма русскому интеллигенту об Украине. Письмо второе. - "Русская мысль", 15-21 февраля 1996 года.
Вернуться
29 М. Слабошпицький. В голосу нашоi Клiо. Подii i люди украiньскоi iсторii. (Пiдручники для тих, кому у школi нудно). Киiв, 1993, стр. 172-186.
Вернуться
30 См., например: В. Абрамов. По следу времени. Очерки об известных исторических деятелях. Саранск, 1991; "Их имена останутся в истории". Чебоксары, 1994, Вып. 2; и др.
Вернуться
31 Цит. по: А. Хаким. Книга печали, или Записки аборигена. Вильнюс, 1991, стр. 63.
Вернуться
32 Это образное выражение взято из книги: А. Хаким. Книга печали, или Записки аборигена, стр. 32.
Вернуться
33 К. Илюмжинов. Терновый венец президента. Документальная повесть. М., 1995, стр. 35.
Вернуться
34 Дж. Комарофф. Национальность, этничность, современность: политика самосознания в конце XX века. - "Этничность и власть в полиэтничных государствах. Материалы международной конференции 1993 г." М, 1994, стр. 35.
Вернуться
ГУЗЕНКОВА Тамара Семеновна - докторант Института этнологии и антропологии РАН, канди-дат исторических наук.
