НАУЧНАЯ ПУБЛИЦИСТИКА
Симон Кордонский
Советский человек как объект сострадания
Рост активности западных благотворительных организаций в стране - и наш собственный "бум милосердия" - ведут к сравнению концепций благотворительности и социальной помощи в СССР и на Западе. В странах, не переживших пролетарских революций, практика и философия благотворительности имеют давние традиции и вполне сформированные институты, которые защищены государственным законодательством.
В экономическом плане филантропия представляет форму перераспределения общественного богатства в пользу обделенных судьбой и ситуацией. Идеологически она несет в себе ценности традиционных религиозных институтов. Благотворительность представляет собой и государственную политику, направленную на поддержание минимального уровня жизни, сложившегося в данной стране и в данное время. Филантроп не только замаливает грехи, но и приносит жертву неведомому грядущему, создавшемуся теми, кому оказывается помощь.
Именно с этим набором представлений западная филантропия высадилась в СССР - в стране, которую гласность представила страной неведомого грядущего, соединяя с единовременной просьбой о кредитах.
В самом начале брежневского безвременья я, тогда биолог, работал "в поле". Однажды пришлось мне заночевать на дебаркадере в среднем течении Оби. Суда на реке стояли в густом тумане. Время от времени громкоговоритель вещал: "Мария Ульянова" опаздывает на три часа". В Разиных уголках дебаркадера пристроились люди, и сквозь натянутый на голову спальник пробивались их голоса, приобретавшие в молочной темноте какой-то особенный смысл. Мужчина и женщина обменивались впечатлениями о том, как хорошо стало жить: есть хлеб в магазинах. соль да спички, и даже подсолнечное масло... И еще пенсию колхозникам стали платить... Вот только водка дорожает - 3,42 стоит, а не 2,13, как в старые времена. Да еще плохо - китайцы голодные...
Когда рассвело и долгожданная "Мария Ульянова" показалась на фарватере, я полюбопытствовал, кто же эти счастливцы? Испитые лица со следами пьяных драк, телогрейки, резиновые сапоги на босу ногу - знакомый тип бича, заселявшего в ту пору районы освоения...
Всю свою бродячую полевую жизнь в маленьких и больших городах, в селах и на выселках я вижу людей, нищета которых нагляда, - а они счастливы. Они счастливы тем, что живы, что пьяны, что они не в "зоне" и не на спецпоселении, что свободны на пятачке, ограниченном паспортным режимом.
Инвалиды детства, жившие до недавнего времени на 16 рублей 50 копеек в месяц, спецпереселенки-колхозницы, ютившиеся в домиках с земляным полом, дожидаясь смерти как отпуска от беспросветности существования... Олигофрены с пионерскими галстуками и значками, строй рахитичных, одетых в одинаковые дешевые пальтишки детдомовцев... От жалости и беспомощности распирало грудь и нечем было дышать.
Но были и другие впечатления: толпа нескладных подростков и уже округлившихся девочек-детдомовок, - у каждой по куску арматуры - и детские еще руки, растегивающие ремешок дешевых часов. Нищие, пропивающие краденые и выпрошенные деньги. Наглые вокзальные проститутки и их всегда пьяные клиенты. Старик-браконьер, готовый нажать на курок старенького ружья только потому, что кто-то по незнанию поставил сети на его привычное и рыбное место. Инвалиды войны и труда, несущие свои уродства как знамена, как доказательство своего права на первое место в любой очереди.
Нищета и ущербность, как и все остальное, познается в сравнении, и единственным утешением бедняка является смутное знание того, что где-то живут еще хуже. Кому мы только, живя плохо, ни помогали - африканцам и азиатам, американцам и арабам, пострадавшим от катастроф и аварий, больным и политическим заключенным ЮАР. Сострадание дальним при почти полном отсутствии понимания безысходности своей собственной жизни и жизни самых близких - только с таким мироощущением, наверное, можно было просуществовать последние десятилетия.
* * *
Государство, существовавшее до 1986 года, было цельным и в своей идее, и в практическом воплощении. В идеологии и государственном устройстве страны, в принципах его функционирования парадоксальным образом запечатлены принципы благотворительности, действовавшие на Западе в конце XIX века. Это государство "благотворительно" по своей природе, его основная и главная задача-забота о благе народа, понимаемом как уравнительное распределение. Тот коммунизм, который строился, - общество одинаково бедных, а не богатых. После проведения соответствующих мероприятий по выработке новой социальной структуры все граждане государства были тем или иным образом зачислены в пролетарии - то есть людей, не имеющих ничего, кроме того, что им "положено".
В ходе построения светлого будущего все отрасли, территории, предприятия, организации, также как и люди, обрели себя в роли просителей, с протянутыми руками стоящих у подъездов госпланов и минфинов, парткомитетов и профсоюзов, собесов или просто касс, где выдаются зарплаты, пенсии и пособия.
Люди в нашем обществе различаются по полученным от государства правам на попрошайничество. Рабочие и крестьяне в эпоху перестройки, в частности, взяли себе право не просить, а требовать, как тот одесский нищий, который требовал от девушки копеечку, угрожая плюнуть в морду и уверяя, что у него сифилис. Профсоюзы в лице ВЦСПС заявили, что вообще не потерпят никаких производящих субъектов, которые не платили бы им членских взносов. Они угрожают плюнуть в морду любому, кто покусится на священное право быть первым в очереди на государственный суп.
* * *
Советский челорек - это комплекс свойств, в основном приспособительного характера, позволяющий людям выжить в условиях отдельно взятой страны. Он сконструирован как самодостаточная и беспомощная реальность. Во-первых, он лишен рефлексии и способности к пониманию своих собственных состояний. Собственные сомнения и искания для него не существуют, пока о них не напишут в газетах. "Просто жизнь" для него загадка, советский человек не верит в ее существование и только в борьбе обретает счастье свое. Но борется он именно за нормальную жизнь, которую многочисленные враги отодвигают все дальше и дальше в будущее. Окружение советского человека ему враждебно и еще до войны на картах плакатного назначения счастливый розовый цвет Страны Советов многозначительно оттеняли оттенки коричневого, в которые было окрашено 5/6 земного шара. Советскому человеку для жизни нужны препятствия и враги, борясь с которыми он медленно приближается к тому, что заведомо его устроить не может. А если под рукой не находится врага, то советский человек его быстро создает - по своему образу и подобию.
Советский человек не может и не способен заниматься своим делом. Писатель не пишет, он борется за право писать. Ученый не исследует, он борется за право исследовать. Рабочий не работает, он борется за возможность работать. В социально однородном общенародном государстве царит всеобщая депрофессионализация. Профессия советского человека показывает не род занятий и не место в общественном разделении труда, а положение в системе борьбы за возможность заниматься профессиональной деятельностью. Но борьба и работа - совсем разные занятия, и те, кто победил, обычно работать уже не могут. Они ищут с кем бы еще побороться.
Советские люди, выбившиеся в руководители - непрофессионалы. Сельским хозяйством руководят учителя и авиационные инженеры, а математики направляют экономическое планирование. Руководители прежде всего борцы, связанные особыми бойцовыми, так называемыми коллегиальными отношениями, в которых несущественно, кто они по профессии. Еще пять лет назад 40 процентов руководителей областного уровня не имели высшего или хотя бы среднего специального образования. При каждом из них была (и есть) команда, свои люди, разбирающиеся хоть немного в руководимом деле - помощники, референты, просто умные евреи при губернаторах. Результаты их работы начальник представляет своему кругу борцов как собственный труд.
В своем восприятии самого себя советский человек сводится к паспортным данным: он мужчина или женщина, имеет прописку и запись ЗАГСа о том, что женат и детен. Для него очень важна национальность, которая в годы застоя и культа была своеобразным знаком качества или заведомого брака, потому что из евреев, армян и некоторых других этнических групп советский человек получался с большим трудом. В эпоху перестройки каждый козыряет пятым пунктом, отстаивая свои биологические права быть русским, евреем, армянином, азербайджанцем, латышом или эстонцем.
В отличие от обычного человека, советский не имеет чисто человеческих, казалось бы, свойств. Он, к примеру, не растит своих детей, которые с младенчества отчуждаются и вся их детская жизнь проходит в специализированных учреждениях, этаких маленьких моделях взрослого лагеря, где и прививаются основные качества советского человека, в особенности способность и умение "качать права". Советский человек не имеет своего жилья - оно государственное, и даже тем, что считается личным владением, он распоряжаться не может. Он не имеет своего здоровья - оно государственное состояние, отчужденное от своих носителей-людей. Поэтому им пренебрегают. Советский человек не умеет отдыхать - в предназначенное государством время отдыха работает на участке или калымит, а в рабочее время старается ничего не делать.
Сейчас на рубеже, отделяющем реальный социализм и перестройку, государство имеет все. Советский человек не имеет ничего. И это представляется ему идеальным общественным состоянием, основным завоеванием социализма, отказываться от которого нельзя никак. Для лишенного всего советского человека настоящее оказывается лишенным ориентиров, вех, разграничительных линий. Его жизнь организуется государственными ритмами недель, декад, месяцев, кварталов, полугодий, лет и пятилеток. Советский человек живет от получки до аванса, и от аванса до получки, от отпуска до отпуска и от государственного рождения до государственной же смерти. И еще - от начала рабочего дня до его конца, или от конца до начала. Несколько раз в год единообразие времени нарушается государственными праздниками, которые по сути ритуальная актуализация прошлого и демонстрация того, что прошлое и есть настоящее, сразу же переходящее в будущее. Время для советского человека чистая длительность, в которой биологическая жизнь с ее ритмами лишь аномалия, что непременно доказывается многочисленными примерами вечно живых героев государственного эпоса.
Настоящее в государстве перестраивающегося социализма всегда несущественно, всегда переходный период от прошлого - плохого или хорошего - к прекрасному будущему. Отсутствие настоящего и симметричность прошлого-будущего возродили средневековое восприятие времени, в котором будущее - всегда возврат к хорошему старому - к Ленину, к Романовым или даже к Рюриковичам. Это восприятие и организация времени исключают творчество и появление чего-то принципиально нового. Для людей, выброшенных из истории, новое должно быть воспроизведением старого и апробированного, имевшего место в прошлом и только потому существующего.
В эпоху перестройки стремление уйти от настоящего стало патологическим. Сейчас советский человек устраивает под аккомпанемент подробностей прямо из Абакана и Магадана ритуальные танцы вокруг могил невинно убиенных за первые сорок лет существования социалистического государства. И еще он собирается осквернить могилы, раскопать их и устроить высший советский суд над скелетами и мощами тех, кто его самого создал. Что и говорить, произведение достойно своих создателей.
Советский человек думает, что в мире можно что-то сломать, перестроить, что можно вернуться в прошлое и начать сначала. Но мир устроен так, что к прошлому возврата нет. Зачатки нормальной экономики и динамичной социальной структуры унесли с собой расстрелянные и вымершие от голода и переохлаждения. Попытки понять суть перемен, сравнивая СССР с Германией или развивающимися странами, лишь подчеркивают разномасштабность событий. Попытка перескочить из прошлого в будущее выбросила страну из мировой истории и экономики, оставив ее только в мировой политике - как термоядерный склад. Если мир не поможет, то просматриваются всего два варианта конца истории СССР. Один из них- экономический крах к середине 90-х годов и военная диктатура, о последствиях которой для всего мира лучше не думать. Второй вариант- экономический крах и распад страны Советов на два десятка экономически немощных и политически нестабильных государств с превращением огромной территории в арену политических и военных столкновений между мусульманами и христианами, между централистами и автономистами, между богатыми природными ресурсами и бедными ими. И все это при непреложном факте, что многие вновь образованные государства будут иметь современное ядерное и прочее оружие, как и средства его доставки.
70 лет селекции - вещь серьезная. Те, кто пережил трагедию, не был ее героем. И советские люди, кроме всего прочего, потеряли способность улыбаться "просто так", они всегда озабочены и преисполнены враждебности к другим представителям своего подвига. Утешает, что в практике селекции есть такой феномен - искусственно созданные породы, как только выпадают из-под контроля селекционеров, скрещиваются (если. естественно, сохранили хоть это умение), и через одно-два поколения их потомки уже не отличаются от диких предков. Нечто подобное происходит сейчас в тридцатикилометровой зоне Чернобыля, где бегают стаи собак, больше похожих на волков, и пасутся стада диких кур и уток. Надо думать, что лет через 30, если селекционеры опять не придут к власти, свойства, привитые сталинскими хищниками, исчезнут и люди снова приобретут нормальный человеческий облик. Научатся улыбаться, хотя бы.
* * *
Эта жизнь - не человеческая. Так жить стыдно, греховно. И люди, не имея возможности помочь ближнему, стремятся очиститься, помогая дальнему. Редкий не подаст нищему в подземном переходе, даже тот, кто негодует на шумных оборванных и голодных детей из соседней квартиры. Десятки благотворительных счетов по разным поводам возникли в годы перестройки. И ни один из них не пуст: люди шлют свои рубли и десятки для помощи жертвам Чернобыля и Арзамаса, Армении и Дальнего Востока, Афгана и многим-многим другим. Фонды и распорядители счетов поощряют отечественную культуру и нравственность, а также отпускают на прокорм гроши тем, кто может предъявить им свою справку о нищете. Моложавые чиновники "негосударственного милосердия" примелькались на экранах телевизоров, и на международных конгрессах - в роли "курьеров перестройки". Ничего не производя, собирая с каждой зарплаты каждого гражданина свой налог, они живут, не отчитываясь никому в своих тратах и раскатывая по миру с личными коммерческими целями.
Взгляд на страну и народ сейчас, как ни странно, сходен для западных благотворителей и для руководителей нашего государства: люди бедствуют, количество бедствующих растет, а государство бессильно им помочь- не хватает ресурсов, следовательно, людям надо помочь. Разрешение на существование благотворительных организаций в СССР означает признание государством своей недееспособности по отношению к некоторым социальным группам. Организованное милосердие должно стать протезом, помогающим государственным органам справиться с потоком сирых и убогих, стоящих в очередях на госпитализацию, помещение в дома инвалидов и сирот.
Само повышение количества нуждающихся в социальной помощи является прямым следствием государственной социальной политики. Государственные дотации на содержание иждивенцев уже не покрывают издержек, родственные и прочие чувства подавлены всей системой воспитания, образования и образа жизни. Чувств почти нет, их вытравили, и люди правдами и неправдами пытаются устроить своих недееспособных родственников в государственные дома призрения. Если же это не получается, то сирых и убогих просто выбрасывают на улицу - и уже с улицы государственные органы социальной защиты подбирают их и концентрируют в домах младенцев и престарелых, в интернатах для инвалидов, в местах лишения свободы, в психиатрических больницах и колониях-поселениях. Сейчас оказалось, что возможности государства гораздо меньше воспитанных и выработанных этим же государством потребностей своих граждан - очереди в учреждении социального призрения выстроились на много лет. Отсюда и возникла идея и необходимость государственных благотворительных организаций типа Детского фонда и Фонда Милосердия.
Уже из перечисленного видно, что прямое распространение на СССР социальной помощи в том виде, который сложился в других странах, только усугубит внутренние напряжения в стране.
Благотворительные организации других стран оказывают помощь вполне определенного плана. В частности, помощь отдельным людям, оказавшимся в кризисных ситуациях. Помощь творческим людям - писателям, художникам, отдельным ученым и пр. Эти стереотипы деятельности в СССР будут весьма затруднены, может быть, даже невозможны. Армения показала, что любое включение в оказание помощи государственных организаций приводит к социальным конфликтам из-за дележа материальных благ, к обогащению имущих и к оскорблению остальных. Для оказания благотворительной помощи в традиционном для Запада смысле необходимо создание организации, которая сама по себе поглотит огромное количество средств. К тому же в СССР практически нет людей, которые имели бы уровень благосостояния, позволяющий им работать бесплатно.
* * *
Как это было всегда в кризисных ситуациях, мы обращаемся на Запад в поисках образцов деятельности и заимствуем не то, что нам действительно нужно, а то, что кажется самым простым и привлекательным. В случае с благотворительностью мы пытаемся взять формы, способы сбора средств и распределения, но не направленность деятельности. Ведь основное содержание благотворительности в других странах вовсе не в государственном и общественном иждивении и призрении, а в стимулировании производящей деятельности, в поддержке потребности в личностной автономии, независимости, свободе.
Опыт показывает, что главная проблема перестройки состоит в том, что производить некому, в то время как все стремятся присвоить и потребить как можно больше. И наша нарождающаяся благотворительность удовлетворяет эти потребности.
Я думаю, что реальная благотворительность должна заключаться прежде всего в создании условий для производительного труда, в материальном и моральном стимулировании тех, кто хочет не просить, а делать дело. Настоящая благотворительность в наших условиях - вовсе не воссоздание прежнего униженного существования, а стимулирование новых негосударственных институтов, в которых все независимо от состояния тела и духа - смогли бы найти применение своим способностям на пределе возможностей.
Сегодня реальная помощь мировой филантропии может заключаться в создании параллельных организаций на Западе и Востоке, реализующих одни и те же функции и связанных государственными договорными отношениями. Государственными в том смысле, что государства, над юрисдикцией которых находятся общественные организации, заключают соглашения о накоплении и передаче опыта и о материальной поддержке тех или иных новаций.
Мне кажется, что помощь отдельным людям в СССР будет только укреплять нынешние иждивенческие установки. Надо помогать инициативным группам, способным выдавать хоть что-то новое и ценное, надо помогать производить, а не существовать. Сейчас наиболее важна помощь в инициировании создания и в поддержке существования групп, мечущих производить знания, товары. услуги. Необходима помощь в создании общественных организаций, где люди смогли бы овладеть иными ролями, кроме нищего просителя, могли бы оформиться как способные к предложению благотворительной помощи, а не только к ее получению.
Необходимы знания о реальности, в том числе и о том, какие люди и в каких обстоятельствах нуждаются в помощи. И какой эта помощь может быть. Оптимальным был бы вариант, когда Запад взял бы на себя обязанность финансировать пионерное исследование и методические разработки по созданию концепции социальной помощи в СССР. Такая работа может быть выполнена имеющимися силами в СССР с привлечением инициативных групп из зарубежных университетов и исследовательских центров.
