"Уважаемая редакция..."
СПАСИТЕ НАШИ ДУШИ Елена Махнанова, г. Москва
ИНАКОМЫСЛЯЩИЙ Андрей Новиков, г. Рыбинск
"БЕЗ ПАНИКИ" Зинаида Григоренко, г. Нью-Йорк
СПАСИТЕ НАШИ ДУШИ
"Мне страшно. Чувство безысходности не покидает меня. Мой страх никто не понимает и, похоже, не может понять", - эти слова не мои, их написала на радио девочка. Боль, отчаяние, томящая отчужденность от людей. Сплошная пелена непонимания. С чего бы это? "Мой отчим - еврей, у меня и моего брата еврейские фамилии. Родители говорят, что если начнется травля евреев, то мы уедем из страны. Мне страшно не за себя, я русская, боязно за брата, за семью. Что мне делать? Ведь уехать-то я не смогу, ни дня не могу себе представить без своего родного дома..."
Ну, что здесь скажешь? Человеческая трагедия, сотворенная людьми против им же подобных. Вот бы где вспомнить Чингиза Айтматова, его незабываемую "Плаху". Я иногда думаю, что же это произошло с нашей страной, отчего один способен растерзать другого только за то, что у него иная национальность? Нам же твердили: "Пятнадцать республик - пятнадцать сестер!" А сегодня, что называется, брат на брата войной, ненависть, жестокость, насилие. Куда же дальше? Тупик...
Мы растоптали и забыли все христианские истины. Самое страшное из всего, что могло произойти. Как тут не вспомнить слова Алеся Адамовича: "И главное, что произошло в мире людей, - это то, что понятия "убить человека" и "убить человечество" опасно сблизились". "Не убий" - библейская заповедь, нарушение которой во все века считалось смертным грехом. "Страна, проклятая самим Богом", - а это уже из кинофильма "Так жить нельзя". Проклятая за что? А может за нарушение еще одной истины "возлюби ближнего своего... и врага своего"? Да, мы разучились любить других. Многие вздохнут: "До любви ль нам сегодня?" И тем не менее, любить - значит переживать за другого. Именно такая любовь истинно христианская. Может быть, все наши распри и раздоры от того, что любовь утратила свое первоначальное назначение?
Елена Маханова,
г. Москва
ИНАКОМЫСЛЯЩИЙ
3 июня в Ленинграде на Дворцовой площади, где шел митинг памяти погибших в Новочеркасске, я увидел сцену, глубоко меня поразившую. Среди трехцветных знамен мелькнул красный флаг! Подойдя поближе я увидел мужчину лет сорока со скорбно и терпеливо сжатыми губами.
На трибуне, расположившейся у подножия Александрийского столпа, возникло короткое замешательство. Затем к микрофону вышел оратор с повязкой на рукаве и начал клеймить держащего красный флаг.
Чего только он не говорил! И то, что это провокатор КГБ, и что это... просто "больной человек", "социально опасный для окружающих", и что он оскорбляет своим присутствием память погибших в Новочеркасске. Кстати, когда была объявлена минута молчания, красный флаг был приспущен вместе с другими.
А толпа в это время скандировала: "Позор! Позор!" Я подошел к трибуне и попросил слова. Мне казалось, что я вижу кошмарный сон, пародию на демократию.
- Вы от какой организации? - деловито поинтересовался человек с повязкой на рукаве.
- Я сам от себя.
- У нас выступают только представители от организаций.
- Простите, а от какой организации выступали вы, когда утверждали три минуты назад, что в толпе находится психически больной человек и его следует изолировать?
- Я?.. Я - член оргкомитета. Не мешайте проводить митинг. Отойдите от микрофона.
...Сто пятьдесят лет тому назад Алексис де Токвиль писал об особом роде деспотизма в демократии - власти общественного мнения, подавляющей непопулярные взгляды. "Авторитет монарха - чисто физический, он контролирует дела подданных, не подчиняя их мыслей, но у большинства - власть физическая и моральная; она подавляет не только бунт, но и несогласие".
Не с этого ли начинается тоталитаризм, который в отличие от авторитаризма посягает на интимные стороны сознания человека?..
Я шел с этого митинга, на котором рефреном звучал пятидесятилетней давности - "Позор!", и думал о природе инакомыслия.
В семидесятые годы критическое осмысление советской действительности и советской истории требовало не только нравственных, но и интеллектуальных усилий. Сегодня многое из того, что вчера было подпольным, открыто: Солженицын, Авторханов, Оруэлл... Возник парадокс: инакомыслие, которое по своей природе может быть только прерогативой меньшинства, вдруг превратилось в агитпроп. Вчерашнее массовое советское сознание неожиданным образом трансформировалось в массовый антикоммунизм, имеющий абсолютно идентичный психологический знаменатель. Защитники традиционных ценностей оказались в меньшинстве, и мы видим сегодня, как меньшинство опять подавляется "агрессивно послушным большинством".
Андрей Новиков,
г. Рыбинск
"БЕЗ ПАНИКИ"
Скоро год, как в Москве, 5 декабря 1989 года, ушла в лучший мир адвокат Софья Васильевна Калистратова.
Адвокат? Нет, эпоха 60-80-х годов. Все лучшее, что было в правозащитном движении, воплотила в себе Софья Васильевна. Какой она адвокат - говорить не буду. Достаточно фразы, сказанной в ее адрес: "Если бы в адвокатуре не было Калистратовой, это значило бы, что там нет мужчин". Софья Васильевна была другом не только своих подзащитных, но и их семей. Это она помогала матерям и женам стоять и выстаивать в этой борьбе. А для нашей семьи, семьи Григоренко, она стала родным человеком.
В 1969 году, в мае месяце, мой муж- Петр Григорьевич Григоренко - выехал в Ташкент по просьбе тысяч крымских татар с тем, чтобы выступить на судебном процессе по делу крымских татар в качестве общественного защитника. Ступив на ташкентскую землю, он был тут же арестован. Софья Васильевна немедленно принялась за дело. Первое, что она потребовала, - перевести мужа в Москву.
Потом от крымских татар мы узнали, что муж объявил голодовку. Обсудив с Софьей Васильевной создавшееся положение, они решили уговорить его отказаться от голодовки. учитывая возраст, болезни и второе заключение. Но как это сделать? Он находился за три тысячи километров от нас. Софья Васильевна решительно встала и сказала: "Я еду. Я его адвокат, добьюсь свидания". И она тут же вылетела. Спустя пять дней, вернувшись из Ташкента и придя ко мне. сказала; "Порядок", - и шепнула' "Проводите меня" (знала, что квартира прослушивается). На улице Софья Васильевна втолкнула мне за борт пальто сверток с наказом: "Идите, читайте".
Читала письмо, и пол уходил из-под ног. так как муж писал, что под видом "кормления" его избивают, особенно один опричник старается душить. Боль за мужа, негодование сменились страхом за Софью Васильевну. Встретила меня Софья Васильевна с улыбкой и со словами: "Без паники" Заикаясь, говорю: "А вы? А вы?" - "А что я? Где у них улики против меня? А теперь - ваша работа, и мой свидетель - вы. А вы - крепень и знаете, что надо делать", Помчалась с письмом к Татьяне Великановой. Вытащив на улицу, рассказала, в чем дело. Но даже Татьяне не сказала, кто вручил мне письмо. А она - умница - и не расспрашивала. Кому-то звонила, а дальше повела меня в какой то дом (адреса не помню). Вооружившись копиркой и бумагой, Таня и приглашенные девушки сели за работу. Письмо было на восемнадцати страницах: когда оно было пущено в самиздат, оно называлось "Короткая хроника".
Мы с сыном Андреем собрали на дому пресс-конференцию. Было двенадцать корреспондентов и друзья. Во время чтения документа на их строгих и сосредоточенных лицах было возмущение. Каждый корреспондент, получив документ на руки, пустил его в свет. Спустя три дня последовали вызовы наших друзей, но те ничего не могли сказать, так как действительно но знали источника. Вызывали и меня, ну, а с меня "взятки гладки". При всех вызовах я всегда говорила только одну фразу: "Одного мужа убили, выпустите другого". Вызов закончился тем, что мне пригрозили "изменить жилплощадь". Но овладевшая мною священная ярость освобождала меня от страха...
В итоге муж оказался дома. После этого я спросила Софью Васильевну: "Ну. а если бы вас уличили, что бы вам было?" А она, мило улыбаясь, ответила: "Ничего. Лишили бы адвокатуры и арестовали". Без страха и сомнения за свободу других она могла заплатить собственной свободой. И итоге она стала членом московской Хельсинской группы.
За восемь месяцев до смерти, в интервью газете "Московские новости" Софья Васильевна сказала: "Если бы мне тогда предложили выбор "Запад или Восток", я бы выбрала Восток, то есть "в несчастьи я с моим народом" Немолодая, с большими семейными заботами, она ни когда никому не отказывала в помощи. И даже больше: старалась наблюдать, на кого КГБ готовит петлю, и тут же встать рядом. Заканчиваю словами Рылеева:
"Подвиг воина гигантский,
И стыд сраженных им врагов,
В суде ума, в суде веков - ничто
Пред доблестью гражданской".
Склоняем головы перед Софьей Васильевной с болью в сердце, с памятью на всю жизнь.
Зинаида Григоренко,
сыны - Андрей и Олег Григоренко.
Так же любим и скорбим:
Микола Руденко и Раиса Руденко,
Мария Петренко и Подъяпольские,
Татьяна Осипова,
Иван Ковалев,
г. Нью-Йорк, США
