"Уважаемая редакция..."
КОЕ-ЧТО О БАНКРОТАХ Эммануил Менделевич, г. Орел
ДВЕ ТЫСЯЧИ ПЕРВОЕ СЛОВО Владимир Гридин, г. Одесса
ХОТИМ КОЛБАСЫ! Константин Фатеев, г. Тула
ДЕЙСТВУЙТЕ, БУДТО ЗАПАДА - НЕТ Александр Еременко, г. Ворошиловоград
РУССКИЙ МИФ Владимир Новиков, г. Москва
КОЕ-ЧТО О БАНКРОТАХ
А мне все же их жаль - этих вождей "братских социалистических государств", которые столь одновременно и столь катастрофически обанкротились. Вы спросите: за что их жалеть, их, которые довели свои народы до жесточайшего кризиса, до неистовства, до гражданской войны? Но вспомним их биографии.
Хонеккер - член компартии Германии с веймарских времен, при фашизме подпольщик, в 1935-м арестован и десять лет провел в тюрьме - фашистской тюрьме! - пока не пришла Советская Армия. У вас разве не вызывает уважения такое прошлое?
Чаушеску - в коммунистическом движении с начала 30-х годов. В 1936-м осужден на три года тюрьмы, которые полностью отбыл. В 1939-м вновь осужден (заочно), а в 40-м арестован. Освобожден из концлагеря с падением фашизма в 1944 году. А мы помним, чем была румынская "сигуранца"!
Живков - тоже вступил в компартию еще при фашизме, один из руководителей партизанского движения.
Гусак - руководитель Словацкого национального восстания, с которого началось освобождение Чехословакии, узник сталинских лагерей, реабилитированный лишь в 1963 году.
Ну, как, впечатляет? Могу добавить, что в конце 60-х мы очень любили Чаушеску за его независимый курс, за отказ оккупировать Чехословакию, за отказ разорвать дипломатические отношения с Израилем.
Что же случилось с этими людьми? Они ли не боролись за свободу своих народов? Как же они стали ее палачами?
Их вела логика событий. Они были членами партии, которая не терпела ни соперников, ни даже партнеров. Партии, которая высокомерно претендовала на абсолютную истину. Партии, которая закономерно породила культ руководителя. Став руководителями, они обязаны были стать диктаторами, они обязаны были хотеть этого. Других Система не приняла бы.
Нет, я не прощаю их. Пусть отвечают перед народом за свои преступления. Но давайте видеть главное: их воспитала и выдвинула Система, И впредь выдвинет таких же, пока сама будет существовать.
Вот и встает перед нами задача: ликвидировать систему партократии, которая в нашей стране закреплена 6-й статьей Конституции. Иначе однажды мы вновь подпадем под "необъятную власть" генсека. И еще хорошо, если это будет кто-то вроде Брежнева, а если - кто-то вроде Чаушеску?
Мы не должны больше зависеть от воли никем не избранных партийных лидеров. Но станет ли нам уроком кровавый декабрь Бухареста?
Эммануил Менделевич,
г. Орел
ДВЕ ТЫСЯЧИ ПЕРВОЕ СЛОВО
"Две тысячи слов" в вашем журнале (8/89) меня, что называется, встрепенули.
К тогдашним чехословацким событиям, как и вообще к Чехословакии, у меня издавна свое особое отношение - чуть ли не с детства, с середины 30-х годов. Помню, тогда вышел специальный номер журнала "За рубежом", целиком посвященный Чехословацкой республике. Номер открывался статьей нашего посла в этой стране Александрова (позже одного из "ликвидированных" дипломатов): в нем был большой, с чувством написанный очерк жены самого редактора журнала - Михаила Кольцова; и кроме того - масса всяких политических, культурных и даже спортивных публикаций. И нужно ли говорить, что я много мусолил его?
Но вскоре уже началось расчленение прекрасной маленькой страны в центре Европы, и памятные по журналу политические и военные фигуры - от Томаша Масарика и Эдуарда Бенеша до одноглазого, с черной повязкой главнокомандующего, генерала Яна Сыровы-стали жертвами или героями.
Потом, в пору нашей дипломатической игры "Молотов - Риббентроп", все чаще слышалось про такое отдельное государство - Словакию. И удивило, что если сперва тот же В. М. Молотов в своей дипломатической ноте отказывал германскому послу графу Шуленбургу в его просьбе о "признании" этого "марионеточного государства", то вскоре туда уже был направлен наш посол (если не ошибаюсь - тоже с удивительной фамилией: Пушкин!), а в Москве появился соответственно словацкий посол - и брат самого президента "Словацкого независимого государства" - Штефан Тисо.
А после этого события завертелись - покруче, чем в той же кинохронике. Вон слышу по радио-трансляция торжественного акта: присоединение этого "независимого государства" к "тройственному пакту" - коалиции воинственных Германии, Италии, Японии (и живые выступления Йозефа Тисо и Адольфа Гитлера!). И вот - в первый день "нашей" войны - ясный, даже милый голос из словацкой столицы Братиславы - о присоединении этой славянской страны к "борьбе против коммунистического ига".
Вскоре мне довелось лично столкнуться с этими солдатами на одесских улицах, где они появились в самый разгар оккупации,-в конце лета 43-го года, сразу обратив на себя внимание среди примелькавшихся немецких и румынских мундиров. Улыбчивые, в защитной форме с алыми петлицами, похожими на красноармейские, и в пилотках-с изображением католического креста на воинском щите, они сразу вошли в общение с местными жителями. И вот уже встречаешься с ними вплотную в одном из домов, где они разместились, и слушаешь вместе с ними по их радиоприемникам передачи из Москвы, и угощаешься их щедрым армейским даром (горское вино! "резени" - отбивные!) и смотришь, какое у них оружие (наганы с надписью "ческа зброя"), и уже не удивляешься призывам к борьбе ("бить немцев!"). Когда довелось - с приближением фронта - укрыться в подземелье, то один из знакомых словаков возил к моему укрытию съестное и даже "пивечко" в бутылках... И вскоре стало известно об их делах на своей родине: бывший командир именно того автобатальона, с солдатами и унтер-офицерами которого доводилось общаться, первым открыл огонь по немцам на мосту через Дунай в конце августа 44-го, положив тем самым начало Словацкому национальному восстанию.
Но позже придут времена, когда того же зачинателя восстания, подполковника Цирила Кухту запросто "посадят", а остальные укроются по своим "подземельям", как раньше приходилось мне. Что ж, если даже Густав Гусак тогда просидел три года в одиночке, не подписывая никаких "обвинений" (единственный из всех коммунистических лидеров в Восточной Европе!), а его соратник по национальному восстанию - Кароль Шмидке, тоже лидер партии, был похоронен лишь несколькими самыми смелыми друзьями, то что говорить о более уязвимых - рядовых людях?
В середине 50-х годов в Одессу приехала группа братиславских гостей. Один из них - редактор еженедельника "Культурны живот" Юрай Шпицер не удержался, чтобы не признаться, какие порядки у них в стране. Сам воспитанник Сорбонны, живой и интересный человек, он жаловался на руководителей (в частности на президента Запотоцкого, которого они "не уважали"), на то, что его, участника восстания, таскали на допросы и что он до сих пор не уверен в своей участи. Впоследствии его сняли с редакторского поста, хотя он еще успел опубликовать очерк "Словаки в Одессе" - по моим рассказам и после посещения всех памятных мест. Но когда на этот очерк откликнулись многие из бывших словацких "одесситов", в том числе мои знакомые, я уже не мог им ответить. В конце 50-х годов я сам угодил по политической 58-й статье в мордовский лагерь...
После возвращения домой в середине 60-х в своей книге, задуманной еще в лагере, я хотел не просто изобразить, как чехословаки плечом к плечу с нашими людьми боролись против общего врага - фашистских оккупантов, но и передать то чувство хорошей зависти, которое родилось к ним еще в военные годы. Вот думалось тогда мне, они вернутся домой - и у них начнется достойная жизнь по тем демократическим законам, которые царили в стране еще до войны (судя по "чехословацкому" номеру журнала "За рубежом"), а что же ожидает нас - с возвращением в сталинские порядки?
В 68-м году, разразились события в Чехословакии. К тому времени Юрай Шпицер снова вернулся в еженедельник, и я, получая его "Культурны живот", с замиранием сердца читал обо всем - что называется, из самых первых рук! - в этой стране. Пусть у нас в брежневском болоте еще ни о чем подобном и нельзя было подумать, но как я радовался за славных чехов и словаков! Как раз тогда - весной вошедшей потом в историю как "пражская весна", я на полном ходу работал над своей книгой. События в Чехословакии шли словно параллельно с событиями на страницах ее рукописи - и не передать того ликования, что завершение моего труда совпало с появлением "2000 слов"!
Каково мне было пережить потрясение в то утро 21 августа, когда я узнал о наших танках в Праге, - тревога за судьбу новых руководителей: их драматическое пребывание в Москве; падение нашего авторитета среди чехословацких друзей. "В поисках несуществующих врагов они потеряли своих лучших друзей!" - как тогда высказался Ладислав Мнячко, и худшего укора, по-моему, еще не было... Шпицер больше не писал мне, а его еженедельник вообще был закрыт. Последний номер я получил за 15 августа, и поныне его подшивка хранится у меня.
Так пусть прибавится к 2000 словам и мое одинокое слово!
Владимир Гридин,
г. Одесса
ХОТИМ КОЛБАСЫ!
Запад поможет нам...
Запад поможет, как помогал уже не раз, - вырубить наши леса. Выкачать наши нефть и газ, выкопать наши руды. А затем вбухать нефте- и лесодоллары в какую-нибудь бессмысленную "стройку века". Закупить на валюту там же, на Западе, оборудование и сгноить его на складах, понастроить дач, дворцов, растранжирить миллионы на представительство наших идеологов и еще больше обогатить наших торгашей-мафиози.
Земель у нас еще много. И Запад поможет нам их освоить - не задаром, конечно. Запад понастроит на наших землях заводов и фабрик, таких. какие на Западе не позволяет строить общественность, которые отравляют все вокруг: и земли, и леса, и воды, и воздух. Запад поможет нам превратить нашу землю во всемирную свалку. Мы уже успешно начали - Запад поставит это дело на промышленную основу.
А может быть, Запад научит нас хорошо жить? Просто так, возьмет и научит - честно жить, честно работать, не воровать, не пить, не обманывать? Просто так. безвозмездно, научит нас Запад любить ближнего своего, уважать труженика, беречь свою землю, гордиться своим народом?
Мы желаем, чтобы Запад научил нас строить дома, прокладывать дороги, выращивать хлеб, доить коров... Мы просто хотим колбасы. Менять мы не собираемся ничего - мы страшно боимся перемен, но мы хотим колбасы!
Может ли Запад помочь нам в становлении нашего только-только нарождающегося независимого, рабочего, профсоюзного движения? В состоянии ли Запад оказать нам помощь в возрождении нашей национальной культуры? А мы сами-то желаем того возрождения?
Мы больше всего хотим колбасы.
Любая новая сделка западных бизнесменов с нашим правительством усугубляет колониальную зависимость страны. И мы уже дозреваем до колонии. Реальные сделки с Западом, явные и тайные, ставшие явными, наводят на грустные размышления.
Если б я имел такую возможность и знал, что мой голос услышат, я обратился бы к западным правительствам с просьбой не давать кредитов правительству СССР, не заключать с ним, по возможности, крупных сделок. Лучшая помощь народу - никакой помощи автократии.
Константин Фатеев,
монтажник, г. Тула
ДЕЙСТВУЙТЕ, БУДТО ЗАПАДА - НЕТ
Мне бывало интересно смотреть репортажи о визите Брежнева в какую-нибудь западную страну. И хотя он не лез лобызаться с Никсоном или Жискар-д'Эстеном, всегда ощущалось, что контакт с американским или французским президентом важнее для советского коммунистического руководства, чем контакт с генеральными секретарями братских партий западных стран. Значит, мы и их друзья, друзья проклятых эксплуататоров? И всегда было любопытно: а как западные люди в массе своей относятся к нашим "собратьям" - к собственным коммунистам? Ведь получается, что это пятая колонна "наших" в их цитадели.
Теперь мое любопытство переключилось на диаметрально противоположный вопрос. Я вижу, что в СССР формируется пятая колонна радикальных западников, сторонников движения страны по капиталистическому пути. Никто не убедит меня в том, что таких людей у нас еще нет. Я прекрасно вижу - они есть, и их немало. Возникает вопрос: каково отношение Запада к советским радикальным западникам? Кажется, что можно предположить по аналогии: советские западники - "большие друзья" Запада. Но не будем торопиться с выводами.
Давайте спокойно и трезво поразмыслим над странным парадоксом: создается впечатление, что люди Запада в большей степени заинтересованы в нашей перестройке и сильнее радуются ее действительным и мнимым успехам, чем мы сами. В частности, мне кажется, что типичный советский интеллигент, как правило, более скептичен по отношению к перестройке, чем типичный западный интеллектуал. Вот я и хотел бы задать вопрос типичному западному интеллектуалу, а в его лице всему Западу: зачем Западу наша перестройка? Зачем ему наши гласность и демократия? Какой ему прок от нашей многопартийности и рыночной экономики?
Стоп, стоп. Наш рынок ему весьма бы пригодился. Но нужно различать заинтересованность Запада в нашей стране как в рынке сбыта и дешевой рабочей силы и как в еще одной демократии.
- Только в подлинно демократической стране может быть настоящий рынок! - возразят мне.
Я не стал бы торопиться с обобщениями. Неужели ЮАР или Южная Корея являются подлинными демократиями? И неужели Запад не торгует с ними?
Возникает впечатление, что Западу нужен прежде всего безопасный Советский Союз,-все остальное на втором плане. Наши демократия и свобода для нас, советской интеллигенции (ибо прежде всего интеллигенция ратует за свободу и демократию, являющихся самоцелью), для Запада - только средства достижения большей безопасности от СССР.
Но возникает еще более тревожный для радикально-демократических слоев Союза вопрос: всегда ли безопасность той или иной страны для Запада прямо связана с демократическим устройством страны? Мы видим, что это не так: те же ЮАР, Южная Корея и т.д. вовсе не представляют собой угрозы, скажем, для США или Франции. Более того, мы видим, что эти тотальные режимы отчасти поддерживаются флагманами западной демократии.
Теперь давайте представим себе такую ситуацию: в СССР утверждается тоталитарный режим нового (не коммунистического) типа, который дает абсолютно надежные гарантии отсутствия угрозы Западу и объективно оказывается совершенно неспособным к такой угрозе. Как в такой ситуации поведет себя Запад? Променяет ли он нашу демократию на свое спокойствие? Не может ли сложиться такая ситуация, когда для безопасности западного интеллектуала окажется выгодно раздавить советскую демократию?
Разумеется, абсурдно думать, что, придя к власти, советские радикальные западники станут угрожать Западу в военном или политическом отношении. Но нужно различать военно-политическую и технологическую, экономическую, культурную "безопасность". Что если модернизированный Советский Союз окажется опасным конкурентом "старого" Запада, скажем, в экономической сфере? Нужны ли мы Западу в качестве вторых Соединенных Штатов или в качестве второго Парагвая, только гораздо более обширного (а следовательно, и более выгодного)? Разумеется, я не могу ответить на этот вопрос, и потому хотел бы задать его напрямую западным интеллектуалам и всем людям Запада.
Пора, наконец, начать ориентироваться на самих себя - не на косные, консервативные, националистические силы, а на собственные наши силы, которые есть у нас. Именно ориентация на самих себя послужит верным признаком зрелости наших внутренних западнических сил. Вопрос о том, какими нас хотел бы видеть Запад, должен перестать быть чрезмерно важным для советских западников. Вместо этого на первый план должен выйти вопрос о том, какими мы сами хотим видеть себя. Советским радикальным западникам следует мыслить и действовать так, как будто Запада вообще не существует.
"Запад нам поможет", - всегда надеялись наши радикальные западники. Но не слишком ли мы обольщаемся этим лозунгом? Наивно думать, что наша свобода и демократия нужны Западу ради нас самих. Советские радикальные демократы должны ясно осознать, что спасение утопающих дело рук самих утопающих.
Александр Еременко,
аспирант, г. Ворошиловоград
РУССКИЙ МИФ
Мы наконец-то взяли в руки два тома Вл. Соловьева, однотомники Бердяева и Розанова. Русская духовная муза обрела право на существование, воскреснув, как легендарная птица Феникс. Тем не менее, на душе не только радостно, но и тревожно. Удивительно, но долгожданные призывы к национальному возрождению России, раздающиеся на всей нашей географической протяженности, - от "Москвы" до "Литературного Иркутска"-не вызывают энтузиазма. Патриотические чувства все чаще отворачиваются от их ошалелого звона: в нем слишком мало гармонического строя.
Что же мы слышим? Суть можно кратко резюмировать в следующих словах: русский народ является жертвой сатанинских сил (а точнее - сионистов и масонов), поставивших целью в ближайшем будущем добиться мирового господства.
США и Западная Европа уже покорены ими. Только русский народ продолжает стоять бастионом на пути дьявольского отродья. Ему выпал жребий мессии XX века: русский народ - избранный народ...
Все это не ново, и фактически повторяет выродившееся славянофильство конца XIX века, уже ничего общего не имеющее ни с Хомяковым, ни с Аксаковым - искренними и горячими борцами против деспотии. Такое славянофильство Вл. Соловьев назвал "скрежещущим мракобесием".
Сказав "а", надо сказать и "б". Мы вплотную подошли к проблеме антисемитизма. Попробуем посмотреть на нее трезвым взглядом. В кризисные эпохи у верхушечных слоев, уходящих с исторической арены, возникает идея: "Народ необходимо чем-нибудь занять". Евреи были идеальным объектом для того, чтобы персонифицировать "образ врага". Конечно, прежде всего главную роль играл религиозный фанатизм: по средневековым понятиям, приверженцы другой веры просто не были людьми. Но, кроме того, евреи - торговцы, предприниматели - материально жили несравненно лучше, чем остальное население. Синтезом обеих причин стало убеждение, что еврейство - замкнутый конгломерат, построивший свое благополучие на беспощадной эксплуатации всех иноверцев. Впрочем, антисемитизм не есть нечто исключительное. Побудительной искрой к армянской резне в Турции 1916 года стали точно такие же резоны. Процветающие общины армян-христиан, рассеянные по территории измученной войной магометанской страны, подверглись беспощадному погрому под лозунгом газавата...
Первая вспышка массового антисемитизма относится к эпохе Реформации и религиозных войн. Миф об иудейской опасности призван был помочь сохранить целостность христианства. Его использовала инквизиция; именно изощренный ум отцов-инквизиторов изобрел сертификат "чистоты крови", требовавшийся при занятии государственных должностей, покупке патентов для коммерческой деятельности и т. д. Абсурдность антисемитизма скоро стала ясна, и он, казалось бы, был навсегда похоронен. В просвещенные времена антисемитизм воспринимался как один из кошмаров средневековья.
Положение резко переменилось на пороге XX века. Европа вновь оказалась в преддверии войн и революций. Социальная напряженность резко возросла. Ощущение грядущих катаклизмов вызвало из прошлого зловещие призраки.
Возвращение мифологического чудовища - черта современного мышления, которое заставляет задуматься и задуматься глубоко. Вот что пишет об этом Бердяев: "Избранная раса есть такой же миф, как избранный класс. Но миф может быть очень действенным, может заключать в себе взрывчатую динамическую энергию и двигать массами, которые мало интересуются научной истиной и вообще истиной. Мы живем в очень мифотворческую эпоху. но характер мифов довольно низменный." Действительно, разве тиранические культы Сталина, Гитлера, Муссолини, Чан Кайши. Мао Цзэ-дуна - не разрушающая мифология?
Современные почвенники любят доказывать, что в 1917 году власть в России захватили авантюристы без роду и племени. Публицистам "Молодой гвардии" даже не приходит в голову, какое глубочайшее оскорбление они наносят русскому народу (защитниками которого они выставляют себя), низводят его до уровня марионетки в руках семитских авантюристов. Но все ли здесь сходится с историей, не подгоняется ли она под миф? Если мы возьмем список членов ЦК, избранный на VI съезде РСДРП(б) в июле 1917 года, то увидим, что он состоял в подавляющем числе из большевиков, находившихся во время Февральской революции в России, а не из бывших эмигрантов. Конечно, уже никто не решается открыто реабилитировать Сталина, но постоянно делаются намеки, что пока еще не все ясно относительно "московских процессов". Бесконечны сетования на то, что в Переделкине создается музей Пастернака (конечно, благодаря интригам), и никто не думает о музеях Малышкина или Серафимовича. Что ж делать? Люди. действительно, едут в Переделкино "к Пастернаку и Чуковскому", как они едут в Тарусу "к Паустовскому, Цветаевой и Заболоцкому" или в Дунино "к Пришвину". Ничего не поделаешь, время все расставило на свои места! Но только попробуй сказать что-нибудь подобное современному почвеннику. и на тебя обрушатся проклятия, не менее грозные, чем те. с которыми Хомейни ополчился на Салмана Рушди!
Напрашивается вывод, что антисемитизм в нашей стране является симптомом болезни общества. Его можно было бы рассматривать в общем русле распространения мистических настроений. Они материализуются в различных религиозных сообществах (типа кришнаитов), увлечении экстрасенсами, слухами об НЛО. Но в отличие от перечисленного, антисемитизм не безобиден; он уже воинственно вышел на улицу. Подобно тому, как в Германии 1920-30-х годов антисемитизм был оборотной стороной арийского мифа, так у нас он - оборотная сторона русского мифа.
Попробуем подумать, что ждет нас в случае, если перестройка провалится. Не окажется ли тогда русский миф единственной идеологией, способной обеспечить консолидацию общества? Ведь не тайна, что массы разочаровались в марксизме. Арийский миф - плод национального унижения Германии: питательной почвой русского мифа являются упадок многострадального Нечерноземья, покинутые деревни, перенаселенные, задымленные, мрачные города. Если перестройка покончит со всем этим, то она покончит и с воинствующим мракобесием "Памяти". Страшно даже предположить, что будет в противном случае. Вспомним Закавказье...
К сожалению, как говорится, "история не учит"; кажется, она прошла мимо очень и очень многих. Русский миф владеет неустойчивыми душами и до некоторой степени он является альтернативой перестройке. Недооценивать опасности этого нельзя.
Национальное возрождение не может быть достигнуто упорным до фанатизма культивированием мифологии, Наоборот, в условиях повышенной напряженности, царящей в стране, пропаганда ее чревата непредсказуемыми последствиями.
Владимир Новиков,
кандидат филологических наук,
г. Москва
