ЧТО БЫЛО, ТО БЫЛО
Екатерина Гайдамачук
Что же произошло...
Из протокола обыска: "Е.Гайдамачук.
Что же произошло? Заканчивается словами: Перед
тем как заснуть, очень-очень прислушайся, чтобы
различить мой негромкий голос".
Что же произошло в тот день, после которого опустел мой дом, а крошечный наш сын все время собирается ехать куда-то к папе, встречает мнимого папу в дверях, оставляет папе часть еды за обедом?
Слова "обыск", "арест", врываясь постоянно в нашу жизнь, уже давно стали чем-то нарицательным, пустотелым, мертвым. Мы отталкиваем их, отторгаем от себя, даже поругиваем друг друга с их помощью. Мы взлетаем над ними в свой мир, мир жизни, творчества, и опять катимся вниз, к этим ужасным словам...
Утром 4 декабря, не успев еще проснуться, я услышала в открывающуюся дверь, тихий голос Валерия: "Вставай. У нас обыск". Совершенно не удивившись (!), я поднялась, накинула халат и вышла в коридор, где уже копошились какие-то люди. То, что они делали в последовавшие за ним 7 часов, многим, к сожалению, знакомо: вытаскивали с полок наши книги, бумаги, перелистывали наши письма и записки, изучали наши телефонные книжки, разглядывали наши фотографии. (Мне очень жаль, что существует профессия, предусматривающая такое любопытство и заставляющая людей проявлять его. Уж лучше бы этим занимались роботы).
Мы старались не обращать внимания на происходящее и молча всматривались друг в друга, прогоняя в памяти прошлое и будущее свое, занимаясь при этом мелкими хозяйственными делами. Алька же, нисколько не смущаясь присутствием такого количества чужих людей, с серьезной деловитостью рассматривал книжки, рисовал свои фантастические картинки, протиснувшись между незнакомыми коленями, "играл на рояле" так называемую песню волка, регулярно просил есть, дергал нас всякими расспросами, ни разу не обратившись к чужим дядям. Мы всячески поддерживали его, тоже рисовали и читали, я даже пела ему песенки про сыча, льва да козлика, который живет у бабушки.
Но вот приближается конец этой процедуры. Мы уже порядком устали от присутствия чужих глаз, да и роботам нашим, наверное, все надоело: один дремлет, сидя на диване, другой читает "Советский спорт", женщина разглядывает детские книжки. Лишь учащающиеся телефонные звонки вызывают в них все большее раздражение, и они заставляют соседа отвечать, что нас нет дома.
Наконец, протокол закончен, мы просматриваем отобранные у нас вещи и с удивлением замечаем, что в опись включены пленка с записью Алькиной воркотни, письма из моего личного архива, протокол предыдущего подобного грабежа. В ответ на наши возмущения - усмешка... Валера пишет протест, отказавшись подписывать эти бумажки, и все летит в мешок...
А потом его уводят. Уводят, несмотря на мои требования предъявить хоть какой-нибудь документ, позволяющий уводить человека из моего дома. В ответ на это - все та же усмешка. Оказывается, по каким-то законам, они имеют на это право. И имеют право вообще мне ничего не сообщать!..
Вот и все...
А утром у нас с Алькой начинается новая жизнь: ему надо самому придумывать себе дела (он бьет часики, поливает водой диван и стулья, разносит зубные щетки по квартире), а мне - звонить по каким-то телефонам в милицию, УВД, прокуратуру и выслушивать глупые, лишенные смысла слова: "Ну, не найдете сегодня, так позвоните завтра..." Я чувствую, что поток этих телефонов и этих слов накручивается во мне в какой-то клубок нелепостей, вытянуть кончик из которого уже невозможно. Я собираю себя в комок, одеваю Альку и иду с ним на улицу копать песок. А вернувшись через час, укладываю его спать, снова набираю 321-40-00, слышу: "Бурцев слушает", произношу свои заученные слова и различаю ответ: "3-е отделение милиции, там три дня: потом переведут куда-нибудь".
А неделю спустя я нахожу в разбросанных еще бумажках листок, исписанный ужасно непонятным, очень близким и знакомым почерком.
"...Эта записка придет к тебе в тягостное время... Забудь, что между нами выстроена стена глупости, мы говорим с тобой сейчас, мы рядом... Они разлучили нас, но только мне и тебе дано понять: не разлучили, лишь отдалили и предали небытию суетные и вздорные дни глупых ссор и пустых обид, оставив нетронутым мир, существующий только для нас двоих... Все время внешней разлуки ты будешь со мной... Перед тем, как заснуть, очень-очень прислушайся, чтобы различить мой негромкий голос..."
