ЧТО БЫЛО, ТО БЫЛО
Глеб Павловский
Обыск у самого себя
Заметка о разворованном времени
- Почему сейчас, когда дело гласности восторжествовало,
- именно сейчас диссидентское движение приобрело такие
массовые формы? (Из газеты. Февраль 1990. Вопрос корреспондента)
Я часто думаю, для чего пресса лжет, - не исключая прогрессивной и альтернативной прессы? Для чего продолжает врать пресса, которую, в сущности, кроме подписчика, никто больше за язык не тянет?
Империя рухнула, оставив после себя горы плохих детских игрушек. привычных монументов и брошюр, которые никто уже не прочтет. Игрушки станут землей - не скоро, по мере распада синтетики; железо проржавеет быстрей. Книги, заполняющие по сей день любой из книжных магазинов СССР, раскроют разве что узкие специалисты лет через полета...
И вот, можно обсуждать вслух все, что реально происходит в стране и мире с любым из нас. Можно совершенно открыто исследовать все, с чем сегодня - сейчас, немедля - приходится что-то делать. С чем уже и пытаются что-то делать то там, то здесь - в этой очень большой стране. и как ни мал эффект этих разных попыток, в каждой из них есть толк... Но разговор об этом не получается: его некому слушать. Страна, получив возможность обсуждать свои действительные проблемы, ринулась в область магов и ворожеек, настаивая на своем праве на чудеса.
И маги есть. Маги жаждут. Дитя, - говорят они, - верь, не думай. Прежде ты был коммунист и товарищ, но сегодня ты уже социал-демократ - почти кадет, без пяти минут господин. В общем, жмите эту руку, мадам! Еще вчера то была рука негодяя, но сегодня это рука честного человека!
Я листаю горделивые передовые Мальчика-с-пальчик и страстные прокламации Храброго Портняжки - людей, не вовсе мне неизвестных в старые времена. Но вижу - эти не лгут. Они искренне ненавидят то, на что вчера собирали членские взносы, - и отчего бы им не поверить? Они и тогда искренне все ненавидели. Они ненавидели то, чем унижали себя и нас всех, - свою беспардонную ложь. ложь без пафоса. Ведь мы и тогда чуяли-товарищи лгут. Товарищи, собственно говоря, куда большие антикоммунисты, чем те, за кем они высылают конвой. Собственно, это и было наиболее рвотным в той жизни - не сама идеология, а идеология как форма цинизма.
Теперь никому нет нужды таиться - ни бывшим циникам, ни их подследственным. Они выворачивают наружу свое неверие, торопясь обменять его на дешевеющие рубли. Они безбоязненно развертывают над страной стяг с надписью: "Все - дерьмо!" и строго спрашивают: "Кто не с нами?"
* * *
"Вот тогда-то все и поняли, советская эротизация
стала настоящим движением протеста... Оказалось, что
почти все московские проститутки имеют высшее или
среднее образование, что для них важны не столько валюта
или рубли, сколько желание хоть как-то выразить свою
женскую суть" (Из той же газеты).
Во времена, когда проститутки работают в знак протеста, когда массы "диссидентов", предводительствуемые следователями, смело выходят на улицы, останавливая движение транспорта, и грузовики с беженцами. прибывающие из новой горячей точки СССР, объезжают Москву по окружной в эти светлые времена. о которых мечтали наши лучшие люди. можно позволить себе расслабиться и несколько порассуждать.
Например, отчего восстановление памяти о проклятом сталинском прошлом сопровождалось ликвидацией памяти о недавнем - брежневском? В интимных подробностях рассказаны Шестидесятые годы и даже Двадцатые (последние, правда, более в анекдотах и урывках из самиздата Семидесятых), а Семидесятые где?
"Эпоха застоя": перефразированные "несокрушимые устои нашей жизни" - фраза из тех самых лет. Еще помнится, следователи очень любили приговаривать: наш строй простоит тысячу лет! Но ведь сами они жили минутой - и сиюминутной инструкцией; стало быть, врали. А большинство жило нормальней - как? Для чего вычеркнуты были из памяти гласности проявления этой нормальности? В частности инакомыслие - своего рода, норма тех лет.
Восстановление исторической справедливости в эпоху перестройки приобрело несомненное сходство с актами административной власти. Шумно реабилитировали мертвых, все далее уходя вглубь веков, - тихо и бесправно амнистировали живых, судимых за острое словцо, за писульки. Набирая размах, но при этом избирательно обходя неудобных, реабилитация подобралась к жертвам ЧК, но отнюдь не остановилась на этом. Наиболее именитых из посмертно реабилитируемых тут же вводили в новосозданные демократические выборные органы, как Высоцкого или Пастернака. Выпущенных же по амнистии книточеев не очень-то и прописывали в собственных домах. Что же касается их времени, их эпохи, - инакомыслящих как сообщества Семидесятых, как языка, этноса и культуры...
Оставьте бессмысленные мечтания, господа! Занимайтесь чем-нибудь идейно выдержанным: Столыпиным, Чаяновым, на худой конец - генералом Власовым.
Из почты редакции
"Нашему поколению выпала редкая удача - присутствовать при разрушении одного из самых свирепых учений - марксизма-ленинизма. Призрак антикоммунизма бродит по Восточной Европе. Господи, неужели дождались?!" (А.Ч., член КПСС, г. Харьков)
"С тотальным режимом покончено навсегда. Нас ждет Свобода, Равенство, Братство. Теперь надо быть до конца последовательными. Вернуть японцам Курилы и другие острова, какие попросят. Немцам вернуть Восточную Пруссию... Вернуть все захваченные земли, если на них претендуют другие народы". (B.C., ветеран, г. Ленинград)
"О, Америка - страна свободы! Дарует ли коммунистическое правительство нам, своим подданным, те же права, что у американцев?" (Д. М., г. Красноярск)
"Аппаратчик! Вы параноик - внешне нормальный человек. Вы - шизопараноидальный аппаратчик... Вы большевик!" (А. Ш., г. Волгоград)
"Итак, в нашем обществе господствующим является класс низкоквалифицированных работников. Представителей его можно назвать хамами или быдлом... Просто удивительно, как правильный выбор терминов проясняет мысли!" (Э. М., г. Ленинград)
* * *
Великая духовная эпоха 60-70-х годов прожита. Именно в эти годы беспричинно, как тогда казалось, восстала человеческая индивидуальность, покинутая одновременно народом и "мастерами культуры", но решившая выжить, не теряя себя. Великие открытия ждали каждого, кто был задет этим действием и этим примером. Большей правды о себе, чем та, что мы узнали в Семидесятые, когда всего лишь несколько тысяч мужчин и женщин в этой стране пристально вглядывались в прошлое и пытались словом и поступками ответить па его вызов, а власть унижала их и пыталась их растлить - большей правды в этом веке мы уже не узнаем. Тут никакая свобода писать не поможет, да и свобода взята в тe годы, а не дарована в эти. Не теперь Россия прочитала Платонова, Шаламова, Пастернака, Солженицына - она ими зачитывалась во времена, когда все торопились глядеть хоккей. Теперь же только дочитывает, да невнимательно и невпопад.
Забыто время, забыт опыт, забыт язык. Раскиданы, измотаны - и большей частью забыты люди тех лет. Но они состоялись вполне, и этот опыт ждет, пока истощится и сотрется вдрызг погоняемая пластинка гласности. Сленг Шестидесятых, стилизованный под здравомыслие эры хоккея и БАМа: экономике - быть экономной, прогрессу - быть прогрессивным. перестройке - быть радикальной, демократии - демократической и т.д. А народ, как и тогда, - един...
Папиросный дым самиздата осел на стеллажах КГБ либо вылетел в трубы того же ведомства. "У нас все сохранится лучше, чем у вас", - говорил, помнится, кто-то из их шутников. В этом цинизме есть свой резон - не тот лишь, что в братской могиле лежать лучше среди своих.
Те следственные досье и тома судебных дел, как ни странно, цельнее духовно наших современных толстых журналов. Мандельштам и Бердяев сброшюрованы там с их учениками и наследниками - Анатолием Марченко, Иосифом Бродским, Андреем Сахаровым. Свои не просто среди своих они в диалоге, в нравственной перекличке, которая, собственно, и является прямой формой наследования. Политика, религия, лирика - все в прочной связи, настолько прочной, что верность ей заводила человека далеко, в переделки, известные другим только по книгам: а дело было совсем недавно, рядом с дискотеками и вычислительными центрами. И отречение человека от этой связи - чего, собственно, и добивались тогдашние следственные психологи (еще не зная, что, изобличая отщепенцев, они закаляют себя к близкой борьбе с мафией...) - стоило душе слабых дороже, чем их предкам пальба по церквям.
Из многих гор изъятого в тех обысках самиздата, две-три папки вернулись - и позволяют расшифровать некоторые из строчек перечисленного в протоколах изъятия "материалов и документов, содержащих заведомо ложные измышления, порочащие советский государственный и общественный строй".
Эти протоколы, кстати сказать, сами по себе увлекательное чтение. Например: "# 3. Статья без названия. Исполнена на белой бумаге на 33 листах, на пишущей машинке. Шрифт, вернее оттиск шрифта черный. Статья начинается словами: "На фотографии - высветленное трагическое лицо, высветленная рука с сигаретой на темном, почти черном фоне. Надпись: дорогим моим Рае и Леве - а помните, каким я был молодым? А вот какой я замечательный старый, но так же любящий вас Александр Галич. 29 января 1974 года".
Или: "#36. Лист белой бумаги, на котором написано красной краской: жили-были дед да баба, ели кашу с молоком".
Или: "#69. Осип Мандельштам. Четвертая проза. Начинается: Веньямин Федорович... Заканчивается: собака лает, ветер носит.
...136. Письма М.А.Бакунина к А.И.Герцену и Н.П.Огареву. СПб 1906..." и т.д., и т.п. Все это кануло в нети, и не вернется. Но то немногое, что избежало истребительных "архивов", само по себе достойно воспроизведения в том порядке, в каком оно некогда отбиралось и подшивалось.
Пунктир традиции ненасилия. Надо ли дожидаться указов о реабилитации, чтобы отыскать его обрыв - и двинуться дальше от этого места в мир?
