НАУЧНАЯ ПУБЛИЦИСТИКА
Григорий Тульчинский
Безъязыкая гласность
Родимые пятна, родинки, столь милые иногда любящему сердцу, играют, как утверждают медики, двоякую роль. Накапливая меланин, они спасают организм от смертельной опасности. Но они же и - центры этой опасности. Бывает, сковырнет человек нечаянно родинку и включит механизм собственной гибели. Раковые клетки, лишенные центра локализации, разносятся по всему организму. Живые ткани метастазируются. А то вдруг родимое пятно само начинает болеть, распухать, кровоточить... Меланома.
Духовный опыт аккумулируется в языке. И опыт этот может быть разным, в том числе и злокачественным, - он тоже хранится и накапливается в языке. Такие сгустки зла, "родимые пятна", могут стать привычными от повседневности и повсеместности стереотипами, шаблонами осмысления действительности, легко узнаваемыми чертами уютного дома души. Живет себе человек, целое общество в понятном мире, уму и душе удобно, нигде не жмет и не больно.
Но не приведи Бог сковырнуть такую "родинку", добраться до буквального смысла таких расхожих стереотипов! Или от сотрясений и перегрева общественного организма значения и смыслы некоторых родимых слов начинают распухать, изъязвляться... Весь знакомый, привычный, удобно понятный мир расползается на глазах, превращаясь в омертвелую ткань, отравляющую своими соками живое. Казавшийся крепким и уютным дом души разваливается, рушатся склепы осмыслений совместной жизни, и человек остается беззащитным.
Меланома понимания - то, что переживает сейчас наше общество: все, чего оно ни коснется, превращается в собственную противоположность. Демократия - в игру самозванческих амбиций, кооперативы - в усиление монополизации и мощный механизм инфляции, акции - в форму изъятия средств у граждан, аренда - в средство закабаления. правовое государство - в гонку законотворчества на все случаи жизни.
В нынешних дискуссиях предлагается множество - иногда взаимоисключающих - диагнозов болезни и программ-курсов лечения: от обличении заговора до упований на экономическое решение всех проблем. Но диагнозы ставятся без знания реального больного и носят подозрительно непререкаемый характер.
Между тем, из тумана неназванного все более отчетливо проступает не просто стена, в которую упираются силы перестройки, а нечто агрессивное, более того - обнаруживаемое в самих радикальных перестроенных силах. Дух на то и дух, чтобы быть вездесущим.
Что это? Нечто чужеродное, искусственно, силой насаждавшееся? Или речь идет о духовном вирусе- чужеродном образовании, попавшем, однако, в благоприятную среду, переродившую ее по своему образу и подобию, нарушив ранее живые связи и омертвив ткани ранее живого организма? Или он сам культивирован этой средой, являясь квинтэссенцией специфического миропонимания?
ЯЗЫК ИСТЕРИКИ
Речь идет о языке - "великом и могучем", как велик и могуч российский духовный опыт. Этот язык действительно уникален и резко выделен среди любых других языков. Прежде всего - тем. что свыше 40 процентов его лексики носит оценочный характер! (В любом другом языке оценочная окрашенность его словарного запаса не превышает 15 процентов). Этот факт хорошо известен лингвистам и культурологам, но не привлекал, как с сожалением представляется, достойного его внимания.
На русском языке практически невозможно выразиться точно, объективно, терминированно: сразу же погружаешься в стихию оценок, эмоций, страстей. Поэтому, когда надо выразиться безоценочно, приходится сплошь и рядом заимствовать иностранную лексику. Нам явно мало "руководителя", "начальника", "заведующего", "директора", "администратора", "управленца" и т.д. (мы знаем, что это такое - ничего хорошего), и теперь подавай нам компетентного "менеджера", которых квалифицированно и грамотно (объективно!) будет заниматься "маркетингом", "промоушеном", "лизингом" и т.п. И вот уже этот "менеджер" приобретает оценочный окрас. Русский язык - стихия столкновения позиций, игры амбиций и страстей, самовыражения и самоутверждения. Он глубоко личностно интонирован - само собой в речи, но прежде всего - самой лексикой.
Это язык художественной, но не научной литературы. Поэтому наша художественная литература полна личностных неологизмов, оценочно адаптированных говоров, а научная - заимствований терминологии. Этот язык дал великую художественную литературу, отразившую и выразившую нравственные искания и борения высшего накала страстей. Но этот язык не ориентирован на объективную истину. Точнее, он ориентирован на поиски и выражение правды, но не истины, на идеал и соответствие идеалу, но не реальности.
Хорошо известны и трудности перевода на русский временных форм английских глаголов. Богатство и развитость этих форм чрезвычайные - по сравнению с российским арсеналом аналогичных языковых средств. Англичанин стремится к точности, определенности временных параметров жизнедеятельности, русский же знает или "миг между прошлым и будущим" или застывшую вечность прошлого и метафизическую беспредельность будущего. И в том, и в другом случае точность ни к чему. В русском имеется лишь 2000 лексических единиц (слов) для выражения индивидуальных черт личности. Для сравнения - в немецком таких слов - 4000, в английском - 17000. Индивидуальность, неповторимость другого человека - явно не предмет повышенного интереса в этом коллективистском вовне и внутренне самозванческом опыте.
Язык, разумеется, лишь выражает этот духовный опыт, но он же, будучи инструментом выражения, и определяет, задает этот опыт. И когда реальная жизнь требует новых мыслей и поступков, проявляется неоднозначная роль языка. Если мы имеем дело с целыми яблоками, достаточен будет язык натуральных - целых положительных чисел. Но как только возникает ситуация с половинками и дольками яблок, язык натуральных чисел ведет к парадоксам, противоречиям, "сползает" с реальности, освобождая место новому, более точному языку, использующему дроби. Тот же, кто будет упрямо пользоваться только целыми числами, обрекает себя на тупики мысли и истерические проклятья в адрес ускользающей реальности.
ИМЕТЬ ИЛИ ИМЕНОВАТЬ?
Всему разумному человечеству - в совокупности и в отдельности- давно известны только два вида собственности - долевая (частная) и неделимая (например, на взносы). Все остальное от лукавого. Но целый Съезд народных депутатов СССР всерьез и с превеликим пафосом вел дискуссию о названии. Спор шел вокруг оценочно приемлемого слова, а не о существе дела.
"Частная собственность" (а заодно и просто собственность) - плохо. Потому как эксплуатация. Но если снять коросту, пену, чугунную плиту первого слоя "общественной собственности" на уровне владения- общая, значит ничья, дойти до уровня распоряжения, как откроется пестрый, кипучий, бурлящий мир интересов начальников, начальничков и прочих "ответственных работников", своей волей распоряжающихся подвластной - не своей (своей!)- собственностью. А если спуститься до уровня использования, то какие открываются возможности "рядовых" граждан, "трудящихся", привычно пользующихся своими (ведь не общими же?!) средствами и продуктами труда. Вот так общественная собственность! Еще как чья!
И эксплуатации ведь у нас нет. Эксплуатация - это когда присваивается прибавочный продукт. А тут присваивается, отчуждается от человека и основной продукт. Речь идет об элементарном присвоении результатов чужого труда. В любом юридическом справочнике именно так определяются деяния в широком спектре, от воровства до разбоя.
Но инерция борьбы с эксплуатацией, частником несет дальше. Ее пафос выражается законодательно - в борьбе с "нетрудовыми доходами". И нужно очень резко затормозить, чтобы осознать бессмысленность, если не полный идиотизм этого словосочетания. "Нетрудовой доход" - это все равно что "круглый квадрат" или "железная деревяшка". Доход не бывает трудовым или не трудовым: он может быть законным или незаконным. Что такое наследство, клад, подарок, доход с патента? Ведь не трудился, не вспотел, а доход есть! А вот я потею, тружусь всю жизнь и дохода никакого...
Труд никак не связывается с доходами на Руси. Труд есть нечто подневольное, вынужденное, рабское. Какой тут доход! Доход - что-то туманное, далекое, сомнительное, не про нас, не наше. Наше - не доход, а доходяга. От труда можно только "дойти". А достаток либо от того, что смог "достать" что-то или даже кого-то, либо от барских или царских щедрот - "дача". И ведь до сих пор убогие бидонвили, слепленные из уворованно использованных-присвоенных материалов "трудящимися" на милостиво выделенных им властями неудобьях, называются дачами. Зато торгово-закупочная деятельность, когда не потеют, а доход имеют - нечто непонятное, не наше, подозрительное. Недаром в русских былинах одни богатыри, но практически нет ни одного ткача, кузнеца, ремесленника, а единственный крестьянин - Микула Селянинович - появляется только в связи с тем, что на него наезжает очередной княжеский рэкетир и пытается отнять неподъемное - землю.
Никак России вот уже полтора века не пролезть сквозь угольное ушко первоначального накопления: никак не пройти через изначальную узкость. Надо, если только всем миром. Как это ему будет лучше, чем мне?! Почему?! За что?! А я?!
До сих пор униженное сознание "бессобственников" апеллирует к "справедливому" переделу, рвется к "правде", хочет знать "подлинную" правду, всю подноготную. Большее просто на ум не приходит. А лексика, язык выдают застрявший кошмар исторического опыта. "Подноготная" - это ведь когда иголочки под ногти. А "подлинная правда", это ведь правда, взятая под линем, под поркой. Орудие пытки так и называлось - линник. Под линником и добывалась на Руси подлинная правда...
* * *
Глаза отказываются вглядываться в собственное прошлое. А язык продолжает заклинать его, вызывая тени и призраки. "Октябрьская революция - плод жидо-масонского заговора, но мы не можем поступиться ее идеалами" - сущность истерико-невротической позиции русских национал-социалистов, заклинающих реальность вязью бессмысленных словосочетаний. "Прогностическая педагогическая модель организационно-воспитательного воздействия культурно-просветительного учреждения на неинституционализированные молодежные объединения", "когнитивная модель парадигматической структуры рекреативной бифуркации микрокосмоса личности" - это уже заклятия деморализованных функционеров "культпросветработы". Разница только в том, что национал-социалисты пользуются привычно оценочной лексикой, а "специалисты" привычно вяжут паутину из красивых заграничных терминов. Ни то, ни другое к реальному существу дела отношения не имеет.
Наш диагноз - меланома понимания. История болезни, ее носители, переносчики и т.п. - тема другого разговора, непростого, трудного, но необходимого. А лечение...
Меланома практически неизлечима - невозможно локализовать злокачественные образования. Так и с меланомой понимания - клетки старых смыслов, старого духовного опыта должны распасться, освобождая ткань заново осмысленной действительности.
г. Ленинград
