ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ИЗМЕРЕНИЕ
Офсет Гевзалян
Дорога убийц
...Были времена у нас в Армении - конфликты острые, азербайджанцы напали с разных сторон. У нас ребята собрались и пошли защищать границу - ведь гарантий не было...
Решили мы с ребятами ехать в N: директор наш родился там и обещал нас в командировку оформить: будете и работать, и беженцев охранять. Беженцы эти как чокнутые были: грабили их, били, убивали... Они не могли жить, оставили дома и бежали. И мы в эту "командировку" поехали. Нас двенадцать-тринадцать человек было - все наши, совхозные парни. У нас было ружье охотничье. В селе восемь штук ружей было. Так получилось, что все сразу встали и пошли защищать границу.
У нас цели не было воевать. Честно скажу, мы никогда не боялись, что к нам придут. Но заднего хода нет у нас. Потому что - убивают ведь, режут людей - натуральный геноцид.
...Прошло месяца два, все тихо было, и я поехал обратно. Где-то километров двенадцать ехали. Потом смотрим - вертолет летит прямо над нами. Посадку сделал, пятеро солдат вышли, он опять поднялся. Вертолет едва поднялся, как сразу начал стрелять. Честно сказать, не ожидали такого. Растерялись.
...Сначала не знаешь, из пулемета или из автомата стреляют? Главное знаешь - стреляют! В машине мест пять пробито. Еле-еле из машины выбрались и лежали под машиной. Вертолет вверху летит и стреляет. Три пули рядом со мной попали. Как во сне!..
Эти солдаты подошли на метров 30 от нас и тоже начали стрелять беспощадно. Я не могу сказать, страшный ли этот момент был. Но если бы у меня ружье было - я стрелял бы. Вертолет впереди, деваться некуда. Ничего нет, чтобы, спрятаться. Минут через десять одна пуля попала в ногу, и я не мог уже убежать. За камни спрятался, чтобы не убили меня.
...Подошел один солдат, Вадик звать его. До сих пор помню, потому что он добрый парень. Другой в меня целится, говорит: "Я тебя сейчас застрелю". Я страшно испугался. А Вадик ему сказал: "Не трогай!" - и мне начал ногу завязывать.
Потом подошли ко мне. Карабин в руках у одного был. И говорит: "Это твой карабин?" Я говорю: "Нет у меня карабина, я не стрелял, ничего не знаю". - "Нет, у тебя был, ты хотел стрелять". И меня оттуда забрали в вертолет. Вертолет тоже пробитый был, как моя машина.
На мне крест был - порвали, крест выбросили, как звери. Я психанул - для чего крест бросает? Значения не имеет, христианин ты или нет - вера же...
Подняли вертолет. В воздухе два раза открывали дверь, хотели убить и выбросить. Пугали нас...
Привезли в Степанакерт. Около двухсот солдат там было. Все вооруженные. В красных беретах. Меня положили на пол, завязали руки. Один узбек подошел и стал колоть ножом: "Кто ты? Кто с тобой был?" Я говорю: "Никого не знаю, ничего не знаю. Я не стрелял".
Один солдат шепнул. "Если хочешь спастись, чтобы азербайджанцы тебя не убили, скажи, что карабин твой был и ты стрелял..." Сильно меня напугали. Я карабин взял и сказал, что он мой, но сам я не стрелял. Тогда мне сказали, что с этим карабином надо фотографироваться, - только это спасет тебя.
...Меня вынудили. Я хотел жить. Меня сняли на видеокамеру, а самого отправили в Степанакерт. Там русские были солдаты, комендатура. Честно сказать - там не били. Лейтенант сказал, если не скажешь правду, мы тебя отправим в Шушу, там тебе сделают... Три раза он меня допрашивал. 8 июля прокурор пришел, и один молодой парень, русский, меня допросил. Культурно допрашивали - не били, просто пугали.
11 июля пришли двое азербайджанцев. Их пустили так, чтобы никто не видел, и они мне сказали: сейчас в Ереван повезем. Но я понял - в Баку меня отвезут, в Баку...
Я хотел было кричать, но врач мне сказал: не бойся, все хорошо будет. Если бы он врач был, он не сделал бы этого, а отправил бы меня в Россию. Что в Баку творится, он прекрасно знал.
Нас в машину посадили и повезли. Милиционеры Народного фронта Азербайджана были. В одном месте остановились, поели, выпили, стали издеваться над нами. Говорят - облизывай ноги! - Зачем так делать? Лучше убейте. Я не стал делать, и меня не убили... Они меня избили так, что я уже дышать не мог, дубинками по голове. В какой-то момент я сказал, что нога ранена - так они дубинками по ноге...
Они дураки что ли, не понимают, что Бог один? Мусульманский или христианский, неважно... Мне больно за них, я знаю, что они необразованные люди.
...В Баку, в тюрьме, три дня меня избивали. Подряд. Ничего не дали ни пить, ни есть, спать не давали. Сначала руками били. Потом, наверное, у них руки заболели, пошли за дубинками. Из четырех человек двое с дубинками...
В этот день целый день били. Есть не дали, спать не дали. Как можно не давать спать? Сказали - стой, а если будешь спать или сидеть, тебя будут насиловать. Хочешь не хочешь - не заснешь... Вот я и не спал, почти с ума сошел.
На второй день дверь камеры открывается и врываются шесть человек, работники тюрьмы, говорят - сейчас тебе фитиль сделаем. Один уже штаны снял... Я давно знал, что они когда-нибудь с этим подберутся, и лезвие нашел, с собой всегда было. Держу лезвие на горле, говорю им, что если подойдут, я зарежу себя. И они вышли... Честно скажу, если бы подошли - я бы себя убил.
Позвал меня начальник тюрьмы и говорит: тебя не били, правда? Если скажешь, что били, - отдам тебя азербайджанцам. Потом меня отвели к замминистру и я сказал, что меня не били. Я только одного боялся, чтобы меня действительно не изнасиловали.
Мне замминистра сказал: "Возьми бумагу, напиши все по порядку". Он со мной по-русски разговаривал, а офицерам говорит по-азербайджански: "Сделайте все, чтобы он написал. Напугайте его сильно".
Я по-азербайджански понимаю... Я в душе спокоен, пусть бьют. Они поели, коньяку выпили и начали бить. ...Этот замминистра - хороший человек, и то сказал: не насилуйте его, а все остальное можно, чтобы написал. Представляете, что они за люди? Может, в тюрьме только они такие, может, в городе они хорошие, - не знаю...
Если честно сказать, я думал, что умру, потому что выдержать я больше не мог. Это страшно. Человеку надо попасть туда, чтобы понять, что такое боль. Два дня потом только меня не трогали. Да и то потому, что заставили расписку написать на десять тысяч... Сказали: жить хочешь, чтобы сзади тебя не "дергали"? Отправим тебя в Россию, только деньги отдай. Это последний день был. Потом пришли, сказали - отправляем. Подошел ко мне парень, Рашид. Я спрашиваю, что с нами будет, скажи по-братски. Он говорит: повезло тебе, что не изнасиловали. Тебя сейчас отправят в Ереван.
Я думал, с ума сойду от счастья... Замминистра пришел, говорит: вижу ты слабый парень, в смысле здоровья... Ну я же не могу ему сказать, если бы тебе так делали, сколько бы ты выдержал?.. Он говорит: удивляюсь, как это ты воюешь? Я сказал, что я не воюю. - Вы, говорит он, войны хотите. Я сказал, что войны не хотим, мы хотим правды. Я тогда уже начал открываться, говорить - терять было нечего.
...В камере я нарисовал на стене Иисуса Христа, и в день два раза - страшно было - молился. У человека есть разные заботы. Меня волновало только одно: чтобы не изнасиловали.
...Наверное, я слабый. Надо было ударить, чтобы меня убили. Но я жить хотел, вернуться сюда. Я стерпел. За это Бог дал дожить.
Послесловие: Офсет Гевзалян был захвачен десантом Советской Армии 27 июня 1990 года, во время незначительной военной стычки на армяно-азербайджанской границе, как вскоре выяснилось, захвачен по ошибке. По словам одного из командиров армянского отряда, "там шел бой. Бой вели наши ребята с азербайджанцами. Он случайно там оказался, и был ранен... Это не крупный бой был. Это мелкий бой..."
Оказавшись "в плену", Гевзалян превратился, сам того не зная, в предмет обмена "военнопленными", где стоимость человека определяется, прежде всего, его причастностью к боевым действиям. Пытками вырывая у него "признания", в последнем надсмотрщики исходили из коммерческих соображений - набивали цену живого товара.
...Все это было в Европе, этим летом.
