КОНЕЦ ВЕКА
Лидия Стародубцева
Земля без места
...но если личность в этой среде голодает и
задыхается, то не свидетельствует ли такое
положение о каком-то коренном "НЕ ТАК"
культурной жизни?
П. А. Флоренский
Пути и средоточия. Итоги.
(Из неоконченного труда "У водоразделов мысли")
ЧУВСТВО МЕСТА
Согласитесь, жить без места в Мире как-то неуютно. Но мы так живем. Впрочем, что такое это "чувство места"? Ностальгическая нотка? Бестелесная субстанция, которую человек конца XX века давно утратил?.. Когда-то Мартин Хайдеггер говорил, что человек не просто живет, а проживает свое "здесь и сейчас", идентифицирует себя с окружением, экзистенциально его присваивает. И в этом смысле "чувство места" - одна из первейших глубинных потребностей человеческого сознания. Казалось бы, все так просто. Мы прилепляемся, заякориваемся в своей среде - социальной, пространственной, духовной. Мы врастаем в нее. Укореняемся. Это - наша единственная реальная точка стояния, locus standi.
Но оказывается, не все так уж просто. Тем более, в наше смутное время. Тем более, там, где поселилось это коренное "НЕ ТАК". И те тысячи, которые сегодня вдруг ощутили себя "не на месте" и судорожно засуетились в поисках своего угла на Земле... Те "инородцы", немцы, татары, "русскоязычные" и прочие, бросившие не-Свое место в поисках Своего... И даже те бездомные странники, что ударились в переселенчество Душевное: в пространство Веры, газетной периодики, наркотиков, тусовки и еще бог знает чего - лишь с одной целью: отыскать Свой Дом... И все они, рано или поздно лишившись иллюзий, застывают в недоумении: Дома-то и нет - возвращаться некуда.
Мы живем "здесь и сейчас". Но все стремимся переселиться куда-нибудь. Наверное, потому что здесь и сейчас - плохо. Если оно и существует, это мифическое "чувство места", оно почему-то неумолимо гонит нас от своего места. Когда-то Максимилиан Волошин, пытаясь понять русскую революцию, открыл для себя свою точку стояния - многовековую историческую перспективу: начато династии Романовых - конец династии. И это ее бегство в историю, а спасительное "чувство истории", избавляющее от неуюта хронологического провинциализма мира сегодняшнего. Г. Померанц отсылает нас к иной точке стояния - "чувству вечности", которое, якобы, поможет нас всех примирить, сделать толерантными, веротерпимыми...
Сколько еще таких эфемерных locus standi можно отыскать: Вселенная, планетарное мышление, океан Мирового Разума?.. Все, что угодно. И все для того, чтобы хоть как-то компенсировать утраченное естественное "чувство места". И все для того, чтобы дистанцироваться от своего окружения и понять, наконец, что же это такое есть на самом деле: интимное и обжитое, исхоженное вдоль и поперек, издуманное и исчувствованное до боли. Свое "место" в мире. Оживотворенный собственной памятью и проросший терпкостью снов, твой - и ничей другой, освоенный клочок Вселенной.
"Каждое время и каждое место живет для себя самого" - замечательно сказано у Гердера. Но мы, похоже, делаем все возможное, чтобы вырваться из душных объятий места и времени. Мы не живем, а кочуем. Осваиваем новые территории. Строим новые города. Переезжаем с квартиры на квартиру, с места на место. Причем география нашей жизни большей частью принудительна. Вспомним депортацию целых народов. А ликвидация частной собственности на землю? А армия, множество тысяч людей принципиально "безместных"? А наша система распределения студентов за тридевять земель? А пресловутая кадровая политика: поработал годик-другой - и переезжай в другой город, не засиживайся? А деревня, переселяющаяся в провинцию, провинция - в столицы, столицы - в эмиграцию? А "лимитчики"? А бичи, бомжи, беженцы, мигранты всех мастей? Сделано все, чтобы мы стали бездомными...
Более чем полувековая политика расселения породила целое поколение кочевников, насильно выкорчеванных из места. "Аще корня не будет, то к чему древу прилепиться?" ...Лишенное извечной фундаментальной потребности быть вместе и "в месте", наше поколение переболело слишком уж страшными болезнями: безразличием, тотальным нищанием духа, уродливым манкуртством, окрашенным идеологией "после нас хоть потоп". Отсюда - недалеко и до "красной кнопочки". А что? Зачем нам Земля, если мы давно живем без чувства места на Земле? Мы - безместно-повсеместные.
ПОЛУГОРОДА И ПОЛУГОРОЖАНЕ
Парадокс: мы столь же принудительно привязаны к месту славной системой "прописки", сколь принудительно оторваны от него. И если мы навечно оседаем в каком-то городишке, разве от этого легче? Место есть, а чувство места - отсутствует. Наверное, потому что мы живем в уже донельзя изуродованном, деградированном культурном ландшафте. Одинаково сером, одинаково технизированном, одинаково безысходном. Вожделенный процесс слияния города и деревни привел, наконец, к тому, что у нас теперь нет ни Города, ни Деревни. Наша необъятная держава - как один сплошной Полугород. А мы все - полугорожане.
Конечно же, процессы культурного усреднения, обмещанивания всего и вся, процессы тихого умирания деревни и выхолащивания городского образа жизни из городов начались не сегодня. И не семьдесят два года назад, а, скорее всего, полтора столетия тому назад, когда урбанизация крестьянской России впервые обернулась засильем полугородского: полугородских привычек, полугородских манер, полугородского образа жизни. Отсюда берут начало "омассовление", "дегуманизация" и прочее. И все-таки, до 1917 года все еще сохранялись некие устойчивые стереотипы "нормальной" городской жизни.
Но вот пришло время всеобщего переустройства. Окончательно разрушить устойчивый рисунок скрытых процессов городского уклада жизни как нельзя более помогли научная система градостроительства (селитьба - промышленность - транспорт); "творческий" подход к архитектурному делу (типовое проектирование, ГОСТы, СНИПы, привязки); замечательная строительная индустрия (серии, потоки, кубометры, погонные метры жилья). Веками город застраивался крошечными, в пределах одного домовладения, порциями, а мы строим с размахом - целыми районами, поселками, городами. Веками города наслаивали, сгущали, сливали богатство оттенков различных видов человеческой деятельности в единый плотный городской агрегат; а мы - разъединяем и опрощаем рисунок жизни до автоматизма: работа - дом, дом - работа. Веками город копил индивидуальное сознание горожанина; а мы - клишируем одномерную философию хайдеггеровского "мана". И вот результат. Теперь у нас и вовсе не осталось Городов. Их сжал в кольцо и задушил многоэтажный серый монстр, безликий микрорайонный Без-Город. Теперь у нас вовсе не осталось горожан - миллионные сонные полугорожане провалились в какую-то зыбкую прострацию монотонного панельного окружения. "Города-спальни"? - Города-кладбища.
Вот и я живу в одном из таких густонаселенных кладбищ. И из моего окна тоже не видно тесного старогородского дворика, а только безбрежная череда окон, окон, окон... А еще - так называемый "детский комбинат" за двухметровой колючей проволокой. А еще - некая, почти сталкеровская, качель "для детей", напоминающая разве что инсталляции авангардистов или заготовки для пыток. А еще - мусорные баки и серая будка "Табак", у которой уже с четырех часов ночи перетаптываются поклонники "Примы". Скажите, как можно жить в таком окружений?
Мы - живем. Живем и проживаем. А недавно ко мне зашел сосед и спросил: "А почему, собственно, не все заканчивают свою жизнь самоубийством? Это было бы так естественно..." Один известный западно-германский журналист написал: "Человека можно убить молотком, а можно и квартирой". - "А можно и городом", - добавил мюнхенский архитектор Герман Груб, приехавший погостить в Советский Союз и все недоумевавший, как это так можно одномоментно построить микрорайон на 10 тысяч жителей.
Но мы же строим. И продолжаем строить. Зато питерский центр вымирает. Зато разрушаются и пустеют старые кварталы. Сказать, что мы отчуждены от своего окружения, - это ничего не сказать. Мы просто убиты им - бесчеловечным, бесконечным полугородом, в который мы превратили свою землю. Мы - безместно-повсеместные.
"НОТОС" - ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ
Неплохо было бы, если бы все мы, хотя бы изредка в своем вечернем ничегонеделании перелистывали словари: толковые, этимологические, иностранные... И не для того, чтобы узнавать новые слова, а чтобы иногда возвращать старым - привычным и избитым - их первоначальные смыслы. Так недавно совершенно случайно мне открылись два затертых, завязших на устах, слова: утопия и ностальгия.
"U" - нет; "topos" - место. Утопия-буквально, место, которого нет, или, иначе: без-место.
"Nostos" - возвращение домой; "algos" - страдание, боль. Ностальгия - возвращение домой через боль и страдание. И теперь, когда говорят "утопия", я вижу перед собою не отвлеченные схематики идеальных городов-садов, не литературно-социальные фантазии - от "Утопии" Т. Мора до Дж. Оруэлла, - но нашу вполне реальную "безместность", в которой мы обитаем повседневно. Те магазины, в которых мы выстаиваем очереди; те автобусные остановки, на которых толкаются увешанные сумками озлобленные люди; те сквозные междомовые пространства городских окраин, от которых хочется скорее спрятаться, укрыться. У-Топия - это та самая без-местность бытия нашего, которое мы проживаем, тот самый полугород, который мы построили для себя сами, пытаясь осуществить неосуществимую миссию всеобщего осчастливливания человечества.
И теперь, когда говорят "ностальгия", меня исхлестывает тупая накипевшая боль и неодолимое страдание, потому что мне хочется, наконец, вернуться Домой. В мой собственный Дом на земле - мою крепость, мою пропасть. И я роюсь в тайниках всех своих до-, пред-, бес- и под-сознаниях, и я напрягаю свою память: теплую память детства и ту, далекую, но еще не остывшую генетическую память поколений.
Моего прадедушки, священника, безвестно пропавшего, наверное, в Сибири; моего дедушки, агронома, заболевшего душевной болезнью после десяти лет Беломора; моей бабушки - медсестры, мучительно умирающей от лучевой болезни на казенной холодной кровати; моего родного папы, изжившего свою короткую жизнь в госпиталях и тесноте коммуналок... И я не могу представить даже смутных очертаний того моего Дома, в который мне хотелось бы вернуться. Нет у меня Своего "места". Некуда мне возвратиться.
И как же долго мы еще будем жить без своего "места" в Мире?
Мы, уже пережившие повсеместный кошмар осуществленных утопий...
Мы, вымороченные и выпотрошенные постоянством нашего культурного "не так"...
Мы - безместно-повсеместные...
Не пора ли нам вернуться на место?
Не пора ли нам вернуться Домой?
