БОЛЬНАЯ ТЕМА
Григорий Померанц
Над бездной
...Все разваливается, но отдельные солдаты, офицеры, генералы продолжают борьбу. Видимого смысла в ней нет. Но вдруг оказывается, что был смысл: немецкое наступление задержано, и зима прихватила фрицев в пилоточках ...
Всякая оборона держится на решимости солдата продолжать огонь в одиночку. Если оглядываться на бегущих - начнется паника. Потому что на войне всегда кто-то куда-то бежит: связист по проводу, легко раненый на перевязку... Они бегут, ты остаешься в своем окопе - а потом оказывается, что атака отбита.
Я не попадал в большие отступления, но в мелких передрягах бывал, и какое-то общее понимание фронта у меня сложилось. Фронт держат одиночки, которые не оглядываются на соседей. Сперва их совсем немного, а потом соседи начинают оглядываться на них, и вчерашние беглецы становятся войском - под командой вчерашних одиночек. В апреле 1945-го это войско взяло Берлин.
Одним из таких одиночек был лейтенант Сидоров. Вспоминая его, я решительно убежден, что Гитлера разбили не маршалы в папахах, и не "неизвестный солдат" (среди солдат хватало разгильдяев), а такие, как Сидоров. До катастрофы Сидоровых не замечают, после победы опять отпихнут, зато во время катастрофы вся тяжесть ляжет на них, и они эту тяжесть выдержат. Откуда-нибудь да берется этот Сидоров (оставшийся без памятника) или Минин, или еще кто-нибудь - и Россия вылезает из разгрома и смуты.
* * *
Я вспоминал Сидорова потому, что нынешнее положение очень напоминает фронт 1941 года. Все валится. Инерция распада непобедима. И нет внешних средств остановить ее.
Приватизация, ведь, тоже не волшебная палочка. Существует некий оптимум государственного регулирования частной инициативы. У нас этот оптимум грубо нарушен, и государство оказалось само у себя под стражей. В лице директора лесокомбината оно превращает Ладогу или Байкал в болото, а в лице прокурора следит за ним. Государственные интересы требуют продолжать производство - и одновременно прекратить его. В конце концов секретарь райкома (обкома, ЦК) принимает произвольное решение. Например, сперва построить дамбу, а потом - дамбу взорвать. Конечно, этот уродливый порядок надо переменить на рациональный, проверенный опытом Запада. Но и при рациональном порядке останется огромная государственная инфраструктура. Например, железные дороги. Приватизировать их нелегко. Что же, железнодорожники и дальше будут работать, как работают сегодня?
Наконец, что делать в переходный период, когда старые структуры быстро разваливаются, а новые еще не сложились? Я убежденный либерал, но анархия хуже деспотизма. И я думаю, что хаос страшнее номенклатуры, какая она ни есть - корыстная и малоэффективная. Против хаоса временами будет возникать своего рода "единый фронт", как между либеральным консерватором Черчилем - и Сталиным. И в этой общей войне с хаосом каждый должен внести свою долю, - как в той, военной войне, которую мое поколение никогда не забудет.
Реальность ближайших лет - дефицит (явный или прикрытый ростом цен, значит, купят по сходной цене и халтуру). Реальность - привычка завить горе веревочкой. И никакой волшебник не взмахнет палочкой, чтобы наши санузлы стали исправно действовать, а металлические автобусы растягивались, как резиновые - каждому по потребности доехать до дому. Как начать честный эффективный труд сегодня, когда это явно не выгодно и даже не по-товарищески (сосед, работающий плохо, пожалуй побьет штрейкбрехера, сосед-колхозник - подожжет ферму)... И хотя я не экономист и боюсь лезть не в свое дело, но мне хочется вспомнить Макса Вебера - о рождении свободной рыночной экономики.
* * *
Книгу Вебера "Протестантская этика и дух капитализма" перевели лет двадцать тому назад тиражом в сто экземпляров, для служебного пользования. У меня она была (переводчица подарила), но очень скоро "Этику" зачитали знакомые физики. Поэтому попытаюсь сказать обо всем по-своему.
Протестанты стали сами, без идейного руководства, читать Библию. Многое толковалось вкривь и вкось. Но главное другое: перед ними открылась бездна.
Бездна страданий праведного Иова. Бездна сомнений Экклезиаста. Бездна открытого вопроса, на который надо было найти ответ в собственной душе. И складывались характеры, привыкшие искать ответ внутри, а не оглядываться на священника, на церковь, на соседей.
Были конечно и другие веяния, и община единоверцев очень скоро заменила католическую церковь, даже с лихвой. Но характеры протестантов, их истовая честность в работе, их убеждение, что Бог труды любит, создали современную экономику. Католические страны пошли следом, православные - замешкались. Сергей Булгаков мечтал о повороте православия примерно в эту сторону. Ирина Роднянская, пересказывая его идеи, назвала их "православным вариантом протестантской этики"
Дальше мечтаний, однако, дело не пошло, и боюсь, не пойдет. Шло - у Александра Меня. Избегая, по возможности, прямой конфронтации с начальством, он упорно продолжал свое. Телевидение дало ему возможность разговора с миллионами, отодвинув в тень гнилую, бездарную и сросшуюся с комитетами иерархию. Тогда его убили.
Сахаров мертв. Призыв Солженицына жить не по лжи омрачен его нетерпимостью к инокомыслящим (иначе чувствующим правду, чем пророк) и национальной озобоченностью. Проект сегрегации славян от тюрок уже сегодня - оставаясь фантазией частного лица - вызвал волнение в Казахстане. Можно представить себе, сколько крови стоило бы превратить эту идею в правительственную программу! Я не сомневаюсь в добрых намерениях Александра Исаевича, но благими намерениями вымощен ад.
Сегодня нет никакого светлого духовного движения - настолько сильного, чтобы повлиять на социальную структуру. Либеральные партии и группировки разбиваются самолюбием либералов. Корыстные интересы ищут себе опору в слепой этнической ненависти духовной черни. На что надеяться?
На людей доброй воли без ярко выраженной идеологии. На людей, чувствующих жизнь как вопрос изнутри, на который лично им непременно нужно ответить. Есть они в любом обществе, есть и в нашем; здесь я снова возвращаюсь к лейтенанту Сидорову.
* * *
Сидоров командовал сводной стрелковой ротой нашего батальона. Во встречном бою, когда колонну, вышедшую из леса, атаковал хорошо укомплектованный полк, соседи справа и слева побежали; устояла рота Сидорова. Я захотел понять этого человека и несколько дней шел с ним рядом (моя должность это позволяла). С солдатами Сидоров держался, как учитель с учениками - спокойно, мягко. В мирной жизни он и был учителем. Спокойно, легко и без горечи рассказал, что с начала войны лейтенантом - не повышают, потому что был в окружении: взрывал мост и задержался, пропуская всех своих.... Решение отдела кадров означало расстрел в рассрочку (в должности командира роты не выживают). Но Сидоров оглядывался не на тех, кто двигался по службе и командовал полками, а на солдат: должность рядового пехотинца - тоже смертельная. Он искал не справедливости к себе, а только правильного распоряжения своей властью ротного командира - и выбрал себе в ординарцы седого старика. Я вспомнил это, читая воспоминания генерала Григоренко. Петр Григорьевич взял в личную охрану заведомого труса, зная, что трус на передовой погибнет первым, и не решаясь посылать человека на верную смерть. И еще в одном Сидоров напоминал Григоренко: он управлял своими подчиненными без мата.
Есть духовный стих, возникший под некоторым влиянием византийского "Хождения Богородицы по мукам". Там Христос предлагает Богородице невод: пусть опустит его в ад и выловит всех, кто ни разу в жизни не выругался черным словом. По этой логике командир роты, не ругавшийся матом, должен бы живым вознестись на небо. В жизни амнистии не было, и через несколько дней Сидорова очередной раз тяжело ранили.
Я никогда не разговаривал с Сидоровым на духовные темы, но припоминая его, ясно чувствую присутствие духа. Дух, ведь, веет где хочет, на нас только печать духа, иногда совершенно не осознанная. Духовный человек - тот, чья душа не загромождена хламом (тщеславием, обидой, ненавистью), чья душа открыта духу, как залив открыт морю. Дух сам, незаметно, заходит туда, куда его пускают. И наоборот: сколько ни думай и ни молись, в душу набитую суетой, он не войдет.
Я убежден, что такие люди, как Сидоров, есть и сейчас, их не может не быть. Их усердно изводили, да всех не извели. И когда хаос разрушит пирамиду, на вершине которой утвердились ничтожества, Сидоровы непременно станут заметными.
Вопрос в том, как помочь Сидоровым? И даже не Сидоровым самим по себе, а живому в них духу. Никакого готового рецепта у меня нет, в каждом отдельном случае может быть нужно другое - я верю лишь в постановку задачи.
Вопрос идет о выходе из апатии, об индивидуальной ответственности каждого. Потому что (да простят меня ортодоксальные антимарксисты!) каждый народ получает такое правительство, которого он заслуживает.
