"Уважаемая редакция..."
НАШЕ ПОЛОЖЕНИЕ? БЛЕСТЯЩЕЕ! Борис Шапталов
ДИКТАТОР И СОБСТВЕННИК Вячеслав Палкин, г. Москва
ХОЧУ В РОССИЮ Тимофей Шерудило, г. Новосибирск
ДАВАЙ ВЫНУ ПЕЧЕНЬ? А. Алтунян, г. Москва
ТОГДА ВЫ СМОЛЧАЛИ... Илаха Балаханова, г. Баку
НАШЕ ПОЛОЖЕНИЕ? БЛЕСТЯЩЕЕ!
Однажды, оторвавшись от очередной публицистической статьи, я воскликнул: "Как ужасно наше экономическое положение!" И вдруг услышал свой внутренний голос:
- Наше экономическое положение блестящее!
- Как? Разве у нас не разваливается экономика? Что же тут чудесного?
- Вот это самое... Разумеется, чудесно не то, что страдают люди и для любого нормального общества наше положение плачевно. Но нельзя забывать, что мы живем в особой стране, и, как точно заметил поэт, ее "аршином общим не измерить". Все дело в том, что мы движемся вперед только при строго определенных условиях, а именно - если нас в одно место клюнет жареный петух - других мотиваций наш социум пока не знает. И этот "механизм" действует на протяжении не одного столетия. Лишь после поражения в Крымской войне в России отменили крепостное право (причем, заметьте, последней из европейских стран). Лишь после поражения в русско-японской войне родилось некое подобие конституции. (Зато победа в войне 1812 года укрепила крепостной строй, победа во второй мировой войне укрепила сталинизм, да еще сделала его мировым явлением.) Получается, что мы тот народ, который победы превращает в поражения. И вспомним что перестройка началась только после ухудшения социально-экономического положения страны и трудностей в афганской войне. До того же не смолкали аплодисменты, переходящие в овацию, и любые здравомыслящие голоса квалифицировались как враждебные.
Ну, а сам ход перестройки? Два шага вперед и бегом назад. Год за годом жевали резину про хозрасчет, реформу ценообразования, демократизацию КПСС, "социалистический" рынок, на котором и цены будут стабильными, и безработных сроду не появится. Все это удавалось по одной причине: мы не голодали... Когда же экономика пошла вразнос, то правительство сразу проявило невиданную доселе прыть. В считанные месяцы оно выступило и за приватизацию, и за наемный труд, и за свободные цены... Вот что значит эффект "жареного петуха"!
Если бы не крах продовольственного снабжения, то еще долго бы пришлось убеждать население, а верхи тем более, в необходимости изменения форм собственности в сельском хозяйстве. Ведь публицисты-аграрники и писатели "деревенской прозы" за 30 лет проделали впечатляющую работу, в ходе которой всесторонне показали разрушающее воздействие на совхозно-колхозную систему, на плодородие земли и на души земледельцев. Отдача же была почти нулевая. Лишь угроза голода заставила начать процесс перевода сельского хозяйства на экономические рельсы.
Но меня беспокоят процессы формирования рынка, приобретающего спекулятивно-криминальный оттенок. Старшему поколению чисто психологически трудно освоить премудрости менеджмента и маркетинга. Среднее поколение коммерсантов портится, постоянно сталкиваясь с необходимостью "давать в лапу", урывать, пробивать... Их надувают, они надувают. Их обирают, они обирают... И младшее поколение бизнесменов - кому около 20 - также перестают формироваться как цивилизованные коммерсанты, ибо рынок для них становится синонимом фарцовки: достал - перепродал. Грядет первоначальное накопление капитала по "Капиталу", а не по М. Веберу с его "протестантской этикой".
Вот где таится реальная угроза того, что деструктивный положительный импульс пойдет дальше как чисто негативный деструктивный импульс.
- Не кажется ли тебе, что начав за здравие, ты кончаешь за упокой?
- Если нас напечатают, то пусть читатели начинают с конца...
Борис Шапталов
ДИКТАТОР И СОБСТВЕННИК
Перестройка в СССР окончилась провалом. Сейчас уже мало кто в этом сомневается. Она не решила ни одной проблемы, стоящей перед разными слоями нашего общества. Провалившихся бюрократов в ряде Советов сменили демократы, которые проваливаются на наших глазах.
Начавшись как очередная "всенародная кампания", перестройка быстро приобрела характер демократизации - расширения самостоятельности первичных общественных структур, сокращения вмешательства государства в дела общества, вовлечения народа в управление государством. В общем, все правильно: демократия нужна любому современному обществу. И тем не менее, плохо, что наша довольно куцая демократия ушла целиком в политическую сферу.
Материальной основой любого общества является экономика. Фундаментом демократии является частная собственность на средства производства. Общество может свободно регулировать свою деятельность только в том случае, если это делает каждый отдельный человек. Не имея средств производства в частном владении, человек не имеет и осознанных экономических интересов: его можно обмануть, толкнуть на нерациональные решения. Человек без независимого источника дохода полностью зависим от внешнего по отношению к нему распределителя вновь созданной стоимости. В этом случае, при демократических порядках, народ выбирает руководителя, не поддающегося контролю снизу, то есть диктатора, и следующие выборы будут уже выборами "по-советски".
Поэтому демократизация до экономической реформы передает власть не народу, живущему на зарплату, а тем, кто и так ее имеет: все тем же бюрократам. На смену ослабевшей центральной власти приходят местные и отраслевые клики, менее просвещенные и более коррумпированные, а главное - не заинтересованные в глубоких экономических преобразованиях, раскрепощающих каждого отдельного человека. Национальные движения порождают новые тоталитарные партии. Результат общеизвестен: усиление развала, республиканские и областные таможни, карточки, межнациональные войны. Теперь и экономическую реформу провести намного труднее, чем в 1985 году: центральная власть ослабла, а трудящиеся экономически задавлены еще больше, чем прежде, сами освободить себя они явно не в состоянии.
Экономическая реформа связана с мощным ударом по интересам господствующего у нас репрессивно-распределительного класса, провести ее под силу лишь сильной и антисоциалистически ориентированной (на деле, разумеется, вывеска может быть любой) центральной власти. Власти, что очень существенно, лишенной широкой общественной поддержки: бюрократы против, пролетарии в лучшем случае задавлены и неорганизованы, в худшем - тоже против.
Без продолжительного периода антисоциалистической диктатуры нам рыночной экономики не создать, человека от колхозных (в широком смысле) цепей не освободить и основ демократии не заложить.
Массовые сокращения не только аппаратных работников, но и рабочих, и ИТР вызовут сопротивление новому курсу, и его придется удерживать весьма репрессивными методами (распускать профсоюзы, давить забастовки и т.д.).
Потребная для этого власть разрастается до гигантских размеров. Возникает вопрос: возможно ли ее сосредоточение?
Не получить бы вместо частного собственника новый сталинизм. И как практически обеспечить антисоциалистический характер этой власти, если всех носителей экономической свободы мы истребляли с 1917 года, и у нас нет сильных социальных слоев, в этой свободе заинтересованных?
Вячеслав Палкин,
студент,
г. Москва
ХОЧУ В РОССИЮ
В одном кооперативном ларьке я увидел два значка. На одном кратко и выразительно: "Хочу в Америку!" На втором, который я купил и пришпилил к карману своей вполне космополитичной "варенки", был герб Российской республики - двуглавый бескоронный орел.
По статистике, каждый второй школьник Петербурга-Ленинграда и каждый пятый - Москвы мечтают уехать из России. А нас так хорошо учили: "социалистическая Родина...", "советский патриотизм...", "у советских - собственная гордость...". Наши "тинэйджеры" должны это помнить особенно хорошо: им это вколачивалось в головы совсем недавно и крепко. Но именно они и хотят уехать больше всех.
Увы, все мы, двадцатилетние, или большинство из нас, могли в конце восьмидесятых или еще раньше убедиться, какая гниль скрывалась за теми словами: "Наша Советская Родина". Какая ложь...
Ложь, от которой спастись, закрыться, можно только другой ложью. Или же "Правдой". Часть и спасается, закрывая глаза и уши, сохраняя для себя спасительный благостный облик страны, в которой живет. Кто-то сохраняет для себя икону сталинизма, кто-то - светлый лик Ильича... И выходит, что не верящие гласности сильнее тех, кто поверил, ибо у поверивших - родины больше нет!
Школа их так хорошо учила: родина - это государство. Государство - это Партия. Изменник последнему изменяет первому. Создатели вбитой в наши головы формулы не подумали, что это Партия нам изменила? Не мы - ей, как только и предполагалось, а она - нам? Изменила давно. Гласность дала многим это понять, и они отвернулись от Партии. Но Партия и государство у нас - одно, и кто теперь поверит этому государству?..
Так что же теперь делать нам - ни в чем не виновным верным ученикам, связавшим крепко понятие "родина" со "Страной Советов" по другому названию? Ведь мы в пустоте. Слепая защита "социалистических принципов", которые все-таки временны по сравнению с родиной? Или отъезд? Или?...
Мне приходят на память очередь у посольства Америки в Москве и колыхающийся задумчиво на соседнем перекрестке трехцветный флаг. Флаг, под которым, вполне возможно, стоят люди из "Памяти" - странной, незаконной и ненаказуемой организации, о деятельности которой сказано в Конституции ФРГ: "Определение национальности по крови есть фашизм". Они гордо называют себя: "патриоты". Они противопоставляют себя тем, кто в 1917 забыл о своем народе во имя власти и "классовой борьбы". Но, в случае их прихода к власти, построят они ту же самую родину для избранных, только теперь не по классу - по крови.
Я туда не хочу. Я - на долю - литовец, украинец, еврей и, несомненно, живущий в России русский, как и множество других, - туда не хочу. Не хочу и в Америку, сделанную американцами на свой вкус и разум (неплохо сделанную, между прочим!). Я хочу - в Россию.
...Хочу в страну, что была отнята еще в 1917-м и снова отнимается у нас, еще не обретших ее, снова - людьми, присвоившими русские флаги и символы и самое право говорить от имени страны и народа. В страну, в которой начали уже понимать когда-то и будут понимать, - я уверен - что "нация - это духовное единство, создаваемое и поддерживаемое общностью культуры, духовного содержания, завещанного прошлым, живого в настоящем и в нем творимого для будущего", как писал в 1918 на развалинах той России Петр Струве.
Только удастся ли попасть туда, или дорога окажется посложнее эмиграции в Соединенные Штаты? Перестройка идет, и закон о свободе выезда не за горами. Свобода победит. Только сомневаюсь: понадобится ли она стране, оставившей лучшие свои силы не в войне, не в болезни, а в международных аэропортах?
Нам нужно так немного, что об этом можно сказать в одной фразе: чувство родины. Не "военный патриотизм", гремящий железом, не верность правящей партии или давно погибшей монархии, не первобытное братство по крови, - а только чувство, что все принадлежим России - и Россия принадлежит нам.
Тимофей Шерудило,
г. Новосибирск
ДАВАЙ ВЫНУ ПЕЧЕНЬ?
Я спрашиваю себя: "Чем плох приказ министров о совместном патрулировании армии и милиции?" Чувствую, что опасен, но чем?
Отношение наше к власти, к армии, к начальству какое-то странное. Взрослые, вроде бы, сформировавшиеся люди смотрят на власть, на армию снизу вверх, как мужик на барина. Армия, конечно, нужна, начальство тоже, как же мужику без барина, баловать будет - ну, и мы нужны, кем же они управлять будут?
Но что может делать власть?
Для чего нужна армия? Когда, в каких ситуациях может быть задействована? Эти вопросы обычно ставят в тупик, ответы на них самые смутные. Но при этом все же убеждены, что армия нужна, "вообще нужна"! Если мы, граждане этого государства, уверены, что армия нужна, а сами четко не можем сказать, в каких ситуациях ее никогда нельзя использовать, то мы как бы даем армии картбланш - делайте, что хотите. И тогда - армейцы такие же люди - возможны такие коллизии: армию "оскорбляют", ей "угрожают", армия "обижается" и в ответ начинает стрелять. Или некая организация просит армию помочь защитить свое имущество, и армия послушно берет танки и автоматы и штурмует издательство...
Может быть, эти люди не знают, что в случае оскорбления, угроз и посягательств на имущество надо обращаться в милицию, в правоохранительные органы, что у Армии просто другие функции?
Конечно, и я, обычный человек, взяв в руки топор, мог бы сам ответить обидчику, но тогда я сам переступаю закон и знаю, что понесу наказание. А люди, одобряющие такие действия армии, не понимают, что своим отношением они разрушают самую основу общежития: если солдату разрешено стрелять в ответ на оскорбление, то и мне можно садануть ломом при случае, и вам, если кто-то не понравился, и вас, если вы кому-то не понравились, и пошло, поехало.
Офицер в Каунасе хвастается, что Армия за пятнадцать минут возьмет власть в свои руки, разгонит парламент. Что это значит? Он что - сумасшедший? Но тогда почему его немедленно не отстранили от командования его частью? Почему его военные начальники не оправдываются и не открещиваются от его слов? Почему к этим словам относятся не как к скандалу, а как к серьезной "проблеме", и многим это заявление офицера даже нравится?
Просто этот офицер - простой советский человек, и люди, которым нравятся его слова, - тоже, и они не понимают, что разгонять парламент - это просто не его дело. Это дело населения, избирателей - выбирать, отзывать, а дело правоохранительных органов - следить, чтобы эти выборы, отзывы шли надлежащим порядком. А перекладывать заботу о соблюдении наших прав на армию - значит становиться соучастниками целой серии преступлений.
А то, что армия, вооруженная, обученная стрелять, захватывать и уничтожать, действительно может за пятнадцать минут захватить парламент, а при благоприятных обстоятельствах и быстрее, - это понятно. Но это не дело армии!
Один мясник с бойни, выйдя на улицу, предлагал прохожим: "Давай я за три удара выну у тебя печень". Еще один бывший десантник предлагал за две минуты сломать ногу или руку - по выбору. Они вам никого не напоминают? Таких надо останавливать, объяснять, что они не на работе, и, в случае необходимости, немедленно изолировать; они, умея нанести вред людям, потеряли способность оценивать, что можно, а что нельзя, они стали опасны для общества.
Приказ министров опасен именно этим: он размывает границу в сознании людей между тем, что армия может делать, и тем, что она не может делать никогда. Последствия размывания этой границы могут быть ужасны.
Наша армия, наш Президент чувствуют себя совершенно свободными от нашего к ним отношения, потому что мы долго позволяли им так чувствовать. Выбирая Президента, давая деньги на армию, мы становимся ответственными за их действия и должны эти действия контролировать. Осознание этой ответственности рано или поздно придет к нам.
А. Алтунян,
г. Москва
ТОГДА ВЫ СМОЛЧАЛИ...
Слово диктатура вползает в нашу лексику. Но так ли это неожиданно? На мой взгляд, нынешние демократы, возможно, сами того не подозревая, разыграли предложенную властью модель перестройки.
Исходным пунктом стал Нагорный Карабах. Заметьте, не крымские татары, не события в Алма-Ате, а именно ИКАО стала детонатором демократических процессов, нашла широкую поддержку среди Общественности, "повлекла за собой массы".
На карабахской волне поднялось и национально-освободительное движение Азербайджана, которое как бы оформилось в ноябре 1988 года. югда, в ноябре, впервые было произнесено слово "независимость" - и 5 декабря 1988 года впервые в СССР (после событий в Алма-Ате) была применена сила по отношению к мирной демонстрации.
Но Азербайджан был один, ассоциировался с трагедией в Сумгаите. Миру не было известно (как, впрочем, и сейчас) о массовом изгнании азербайджанцев из Армении - задолго до сумгаитских событий. И ни у кого, даже у шагающей широкой поступью к своей независимости Прибалтики, не вызывали возмущения выборы в ВС СССР, проходившие в Баку в 1988 году при Особом положении.
К моменту проведения I Съезда депутатов, все точки над i в отношении Азербайджана и Армении были расставлены. Армянский и азербайджанский депутатский корпус муссировали исключительно проблему НКАО. Причем, если азербайджанская сторона, представляющая интересы компартии, не нуждалась в поддержке, так как послушным центру являлось большинство присутствующих, то депутаты от Армении пытались заручиться поддержкой оппозиции. При этом речь шла не о независимости Армении в целом, а лишь о праве на самоопределение "народа НКАО".
Итак, решающую тактическую победу центр одержал уже тогда, когда замкнул дискуссию на Карабахской проблеме и мусульманах в целом. У всех тех, кто выступает за идею суверенитета и независимости республик, события в Фергане, в Оше, в Душанбе не вызвали особой озабоченности. Никто не бил в набат1 Все это позволило беспрепятственно заковать южные (мусульманские) регионы в оковы режима чрезвычайного положения, то есть свершить то, что вызвало такое всеобщее и беспредельное возмущение сегодня - в отношении Прибалтийских республик.
Тем временем, движение за независимость Азербайджана становилось все шире, четче вырисовывалась его структура.
Однако национально-освободительное движение Азербайджана развивалось под беспрерывным прессингом вооруженных столкновений на границе с Арменией, решений сессии ВС Армении (принятие которых никогда не вызывало у демократов осуждения), а также руководства Азербайджана. Все это - и в частности то, что Азербайджан находился в информационном вакууме - стимулировало создание ситуации, если так можно выразиться, повышенной эмоциональности. Как правило, в таких ситуациях теряется чувство реальности, возникает переоценка сил. Кажется возможным то, что невозможно. К январю 1990 года эта ситуация достигла своего апогея.
Таким образом, был воплощен в жизнь сценарий, разработанный центром для разрушения (по выражению Язова) структуры Народного фронта Азербайджана. Прорыв границы между северным и южным (иранским) Азербайджаном, армянские погромы, массированные атаки в приграничных с Арменией районах, так же как проблема Карабаха вообще - это лишь детали одного большого сценария, и не только в рамках одной республики.
20 января в Азербайджане прошла генеральная репетиция кровавого спектакля диктатуры. Азербайджан стал полигоном для реставрации еще не успевшей стать историей старой системы при помощи войск. Однако и эта прямая акция не вызвала адекватной реакции у демократов. Ситуация, сложившаяся в Азербайджане накануне ввода войск и определенная Президентом страны как эскалация напряженности активизировавшимися экстремистскими силами и представителями "исламского фундаментализма", вероятно, воспринималась вами "с пониманием". Религиозный и культурный барьеры оказались сильнее желания разобраться в кошмаре, унесшем по данным депутатской следственной комиссии ВС Азербайджана 137 человеческих жизней. Судьба 400 человек неизвестна, более 700 человек получили ранения, многие из них имеют инвалидность различной степени.
Сегодня становится ясным, что в план входило все то, что произошло и происходит с нами, исповедующими различные религии, но одинаково презирающими рабство и насилие. Колокол звонил в Азербайджане тогда, год назад. Колокол отчаянно звонит сегодня. И может быть, еще есть шанс?
Илаха Балаханова,
г. Баку
