СОВЕТСКОЕ НАСЛЕДСТВО
Денис Драгунский
Законная или настоящая?
Кризис российской философии власти
- У нас не то, что во Франции, где
правительство на ножах с партиями,
где его таскают в грязи; у нас
управление отеческое.
Л.В.Дубельт - А.И.Герцену
Легче всего считать, что нынешний паралич власти вызван естественной для переходного периода структурной неразберихой, а также правовой непросвещенностью граждан, - прежде всего тех, что трудятся в аппарате управления. Таким образом, необходимо лишь отрегулировать соотношения властных полномочий, а также объяснить гражданам управленцам, что страна вступила в пору демократических реформ. Именно этим и занята прогрессивная публицистика, предлагая все новые и новые мини-, микро- и субперестройки, обличая и увещевая носителей власти.
Разумеется, начавшийся в стране процесс спонтанных передвижений власти и собственности не способствует нормальной работе государственного организма; естественно, что дурные качества отдельных администраторов лишь усложняют дело. Все это так, но острейшая для страны проблема бессилия власти не исчерпывается организационными неувязками и личными мотивами людей. В значительной своей части эта проблема лежит в плоскости национального менталитета. В последние годы под вопросом оказалась российская философия власти, опиравшаяся на многовековую традицию "отеческого управления".
"Власть", - объясняет в своем Словаре Владимир Даль, - это "право, сила и воля над чем, свобода действий и распоряжений". Таким образом, власть, чтобы быть в российском представлении властью, должна быть прежде всего сильной и нестесненной. нестесненной ничем, ибо, как продолжает Даль, "закон определяет власть каждого должностного лица, а верховная власть выше закона". Эта словарная статья находится в строгом соответствии со статьей 47 Основных государственных законов - "Российская империя управляется на твердом основании законов, уставов и учреждений, от самодержавной власти исходящих". Суверенитет власти является в российской традиции источником закона, а никак не наоборот. Поэтому вопрос о законности или незаконности власти бессмыслен или оскорбителен для нее.
Оскорбителен этот вопрос потому, что в российском сознании традиционно сформировалось весьма специфическое отношение к закону. Закон - дышло. Закон - тайга. А как же иначе, если закон есть производное от власти? И хотя согласно общему правилу лишь верховная (царская) власть является источником закона, в действительности каждая власть осуществляла свой закон в собственных, подчас весьма узких, интересах. Об этом, например, говорит традиция парализующих закон ведомственных инструкций, дожившая до наших дней как непременное следствие верховенства власти над законом. Но главное - закон в российской традиции есть прибежище слабых. К закону апеллируют несчастные, униженные, социально непригодные люди, которые не могут устроить свою жизнь и решить свои проблемы собственными силами: деньгами ли, связями ли, но свободно, властно, а не размахивая помятыми выписками из законов, инструкций и руководящих разъяснений. Советский человек так не любит идти в суд за защитой собственных интересов не только потому, что он не привык к этому, или не верит закону (хотя основания для такого неверия имеются), или боится всего, связанного с судом (а для этого оснований еще больше), - нет. В нашей ментальности обращение в суд за защитой - это официальное признание собственной никчемности.
С другой стороны, законом ловко пользуются чиновники, бюрократы - "крапивное семя", выражаясь по-старинному. Прокурор-медведь - хозяин закона-тайги, и тот, кто вертит закон-дышло в нужную сторону - всегда на стороне силы. А сила - всегда на его стороне.Таким образом закон - это поле, на котором осуществляется симбиоз бедного неудачника и жуликоватого чиновника.
К закону взывает слабый - или корыстный. Точно так же слабая, несвободная власть пытается подкрепить свои требования ссылкой на законы. Это не укладывается в рамки российской философии власти. В нашей традиции не существует власти законной (или незаконной) - есть власть настоящая (или ненастоящая). Настоящая власть освящена традицией, подкреплена силой и украшена обликом, ритуалом власти. Соберем же все свое мужество и признаемся, что такой настоящей властью пока в России, а особенно в Российской провинции, вляется партийно-государственный аппарат. Он обладает всеми вышеуказанными прерогативами - от нестесненности силы (кого обманет отмена 6-ой статьи?) до выкованного десятилетиями характерного обличья, осанки и повадки "руководящего товарища", не без изящества вылезающего из черного лимузина. Где уж тут демократу в свитере, прилепляющему красный депутатский флажок на стекло задрипанного "жигуля"? И нечего смеяться. Облик власти - это верхушка айсберга. Правда, именно эту сторону власти генералы от демократии осваивают наиболее стремительно и успешно.
Но беда в том, что партократия сделала все возможное и невозможное для того, чтобы вызвать к себе ненависть и омерзение. Настоящая власть лишилась какой бы то ни было поддержки. А новая законная власть не воспринимается в качестве настоящей.
Кризис философии власти усугубляется еще и тем, что "законность", а тем более "выборность" новой власти фактически только мешают делу. Настоящая власть отнюдь не нуждается в законности - наоборот, на деле эти понятия часто оказываются в обратных соотношениях. Настоящая власть не бывает изначально законной - всегда один король свергает другого, бароны вынуждают короля подписать Хартию, не говоря уже о революциях. Власть "озаконивается" с течением времени; настоящая власть является законной постольку, поскольку любая альтернатива воспринимается как явное беззаконие, бунт.
Выборы делают власть еще менее настоящей, ибо разрушают столь почитаемую в России тайну власти. Избирательная кампания, подробно проанализированная на страницах газет, одним махом вскрывает неприступное здание власти, показывает его сверху донизу в разрезе, демонстрирует лифты и лестницы с потными человечками, стремящимися наверх. А тот факт, что пропускной режим у входа в это здание ослаблен, не прибавляет демократического энтузиазма, а лишь убавляет уважения.
Что делать! Мы веками проникались уникальной философией единой отеческой власти. Эта философия тем более жизнеспособна, что она является не только официальной государственной доктриной, но и внутренним состоянием большинства. Эта философия отвечает наиболее простым, ясным, безо всякой интеллектуальной натуги воспринимаемым представлениям - семейным. Наше государственно-правовое сознание пронизано семейными метафорами - от "царя-батюшки" до "братской семьи советских народов". Отсюда весьма своеобразное представление о свободе. Достоевский в торжественном адресе, направленном Александру II, писал, что свобода русского человека - это свобода детей вокруг отца. Ясно, что в этом семейном уюте вряд ли уместно чтение вслух Всеобщей декларации прав человека. Ясно также, что любое реальное столкновение с идеями, заложенными в этом документе, вызовет весьма болезненную реакцию людей, приверженных традициям российской философии власти.
Неприемлемость обеих властей - "законной" власти новоизбранных советов и "настоящей" власти партгосаппарата - может привести к весьма нежелательным последствиям. Все больше и больше людей обращают взоры к армии как единственной истинной власти. Ее абсолютный суверенитет нестесненной силы безусловен - ведь речь идет о вооруженной силе, о власти как таковой в ее наиболее убедительном обличье. Однако есть основания полагать, что армия как формальная носительница власти так и останется в несбыточных мечтах национал-патриотов. Роль армии, военизированных структур и ВПК в нашем обществе столь велика, и слово армии в принятии государственных решений столь весомо, что, думается, нет нужды излишне акцентировать эту ситуацию с помощью лидера в погонах.
Мы выйдем из кризиса лишь тогда, когда демократические институты перестанут быть вывеской, прилепленной к серому фасаду российской действительности. Дожившая до восьмидесятых годов российская философия власти обслуживала нестесненный суверенитет военно-бюрократической верхушки над массой "подлого народа". Ныне на сцену должен выйти демос - обширный, зажиточный, просвещеынный и благонравный средний слой. Без демоса демократы так и будут ходить с обидным, но справедливым эпитетом "так называемые", а на экране власти будут мелькать митинговые герои-депутаты вперемешку с честными аппаратчиками-партийцами и твердорукими воинами.
Только появление суверенного, власть имущего класса свободных собственников устранит противоречие между "законной" и "настоящей" властью. Законная власть будет наконец реализована, а реальная - узаконена. Впоследствии на этой основе выработается новая философия власти, которая изживет традицию "отеческого управления".
