"Уважаемая редакция..."
"РАССТУПИСЬ - ЗАШИБУ!" Феликс Идзинский, г. Полтава
СТРАНА, ПОКОРИВШАЯ РАЗУМ Г.И. Молоканов, г. Краснодар
ШМОН Ольга Ильницкая, г. Одесса
ЖИВОЙ ЯЗЫК ("Безъязыкая гласность". - "Век ХХ и мир", # 9/1990) Анатолий Петухов, г. Тарту
СГИНЬ, САТАНА! П.Г. Туманик, г. Новосибирск
ХЛЕБ ВМЕСТО СПРАВЕДЛИВОСТИ В. Чудов, г. Москва
"РАССТУПИСЬ - ЗАШИБУ!"
Есть у нас черта - любовь покрасоваться: перед собой, перед соседом, перед всем миром. Не избавлены от этого и достойные депутаты РСФСР, что особенно демонстрируется на их съездах. Ради всепоглощающей страсти многие депутаты готовы на все, забыть обо всем.
Некоторых прямо распирает вдруг возникшее достоинство, гордость, хваленый наш героизм и самолюбование. Кажется, что если напялить на яростно орущих и бьющих себя в грудь депутатов тельняшки, шинели или армяки, то мы перенесемся во времена первых съездов Советов 1917 года. Какое ликование!... Тогда тоже наши деды упивались своим величием - они объявили о создании самого передового в мире государства. Вот удивили все человечество! Там еще и не мечтают об этом, а мы раньше всех дадим власть народу, землю крестьянам, заводы рабочим...
Неужели предыдущие годы не научили нас, что мало объявить о красивых целях и законах - необходимо, чтобы они имели прочное основание.
Ведь мы уже были самым свободным народом в мире! И теперь снова спешим удивить весь мир. Объявили суверенитет. Прошел год, а реальной власти как не было, так и нет. Зато в России - много разнообразных партий, каждая тянет в свою сторону, а у большинства людей в головах настоящий ералаш - от возвращения к монархии и "истинному" социализму до НЛО и новых магий.
Лучше бы подумали наши необольшевики, что они скажут потомкам, когда выяснится, что и в конце ХХ века буржуазный путь развития оказался для России несостоятельным так же, как в 1917 и в 1925 годах. Как бы нам и сейчас, господа "радетели народа", не умудрится сорвать процесс демократизации.
"Воистину не ведают, что делают...". Когда в 1917 сметали Временное правительство, не понимали, что оно уже не старый царский режим. Для многих это было "правительство помещиков и буржуев", а то, что сущность государства стала другой, люди не хотели видеть. Вот и теперь: было правительство Рыжкова-Абалкина - тандем реформаторов, аппаратчика и ученого. Нет, многим хотелось немедленно изменить все к лучшему. Тогда пришел Павлов...
Так или иначе, а Россия кажется доказывает, что она не готова идти по нормальному пути к частной собственности и демократии. С чем и поздравляю вас "товарищи матросы", то бишь извините, товарищи депутаты. Прав Р.Хасбулатов, сказавший на съезде, что Б.Ельцин и И.Силаев напоминают ему людей с петлей на шее и со связанными руками. Но выбить чрезвычайные полномочия на съезде - это еще не снятие петли с шеи. Главная "петля" ждет нас, когда придется на деле доказать способность реализовать многоукладность, конкретные механизмы функционирования экономики и существования общества во время переходного периода.
С удивлением смотрели иностранцы на Россию 1917 года. Растерялись они и теперь. То, что вчерашние крепостные объявили о желании иметь все сразу: лучшее политическое устройство, лучшую экономику и лучшую социальную систему - это объяснимо. Желать, конечно, можно. Но поступать так, будто чудо уже свершилось? Такие действия, мягко говоря, непонятны. Значит, еще актуальны стихи "с маузером в руке и с Лениным в башке", - читай, с большевизмом в голове. "Что происходит в России?" - силятся постичь иностранцы. Что? А ничего. Просто опять вскачь пошла знаменитая Русь - тройка.
Эй, зашибу!
"Уйди с дороги, не путайся под ногами! Ты понимаешь, какая идет борьба: или-или?".
Да, плохо быть иностранцем в своей стране.
Феликс Идзинский,
г. Полтава
СТРАНА, ПОКОРИВШАЯ РАЗУМ
Дурак - понятие относительное. Даже снежный человек, освоив профессию вышибалы в питейном заведении, может выглядеть вполне респектабельно, а Сократ, поставленный на его место - полным дураком.
Но нормальное общество - редкое исключение. Если же говорить о России, то тут про "Иванушку-дурачка" даже сложены трогательные сказки. Но была все ж таки и петровская "Табель о рангах", которая требовала от каждого чиновника, в зависимости от высоты его поста, определенного объема знаний.
Новые возможности открылись перед серостью после великого Октября. Еще бы: все люди равны. "Дурак" - подлая клевета эксплуататоров на пролетариат. Все люди равны, и из любого недотепы с помощью ликбезов, институтов и высших партийных школ можно сделать писателя или государственного деятеля.
И полезли люмпены вверх, работая локтями: кто был ничем, тот станет всем! И - становились. Да еще как: вчера забулдыга и профан, сегодня член комбеда, завтра - народный комиссар.
Ленин, очевидно, первым понял опасность дебилизации общества, и в "Письме цюрихскому другу" высказал пожелание договориться с умными русскими иммигрантами, назвав свое ближайшее окружение "ничтожным и буржуазным", что вполне соответсвовало истине.
И вот он, сладостный миг исполнения желаний: невежда и алкоголик - на вершине государственной власти! Все ниши верхнего эшелона - в партии, правительстве, науке, прокуратуре, прессе - заполнили "свои". Что хочу, то и ворочу.
Звездный час дурака! Бездарь, тупица получил режим наибольшего благоприятствия и стал в России главной фигурой!
"Так это же все в прошлом, при Брежневе" - скажет проницательный читатель, убежденный, что с момента "перестройки" что-то изменилось к лучшему.
Позволим себе решительно с этим не согласиться.
Наоборот, звезда дурака сияет все ярче и поднимается все выше, а звездочка некогда великой державы опускается все ниже и вот-вот, вообще погаснет.
Сместилась, как мы считаем, шкала личностных оценок. Если в коллективе есть, скажем, 10% малоспособных, нечистых на руку посредственностей, выполняющих любую работу на тройку и норовящих набить в первую очередь свой карман, то все знают, что они бездари и хапуги. Но если в коллективе 70% таких людей, то методом "демократического большинства" они могут вынести коллективное решение: считать глупца и ворюгу своим избранником, а всех не похожих на него - "склочниками" и "экстремистами".
Страна победившего дебилизма! Дорвавшееся до государственных законов, дураки сплотились в монолит, и с самых высоких вершин было заявлено: все! никакой перетряски кадров!
А теперь вот, власть имущее ворье, которое не знает куда деньги деть, у народа награбленные, предприятия скупает. Или просто так министерским чиновникам в частную собственность заводы отдает...
Ратуйте, люди добрые! Куда умному податься? Ведь снизу тоже люмпены поднимаются, еще дурней старых - новое дурье ради всех старых благ на гражданскую войну пойдет, пол страны перестреляет!
А старое ворье не промах: вцепилось руками за власть, зубами за государственный пирог - скорей страну погубит, чем расстанется с добром.
Умному не на что надеяться. Ждет, когда дом рухнет - может быть тогда людей разбросает по своим местам и одуревшее общество поумнеет?
И потому мы не верим ни в какие перемены к лучшему. Глядим как великая держава распадается на части, а дружный в недавнем прошлом народ превращается в пауков, грызущихся в банке, - и поделать ничего не можем. Разве дурак способен понять, что он дурак? Что рубит сук, на котором сидит? Ему кажется, что он все очень правильно делает. Создает правовое государство и свод "незыблемых" на века законов, в которых, как в Талмуде, он распишет каждый шаг правоверного гражданина. Законы работать будут, - а высокому начальству остается только в гольф играть и на курортах разговоры разговаривать.
Общественный кретинизм - это агония смертельно больного общества, будущее которого непредсказуемо. Оно может умереть, но может и выздороветь. Что способен "отмочить" впавший в горячечный бред больной - этого никто не знает. Поживем - увидим.
Г.И. Молоканов,
г. Краснодар
ШМОН
- Не делайте проблему, у меня будут неприятности. Вы же понимаете, это не мы, это не у нас, - ответила усталая женщина в моем почтовом отделении, когда я разъяренно выкладывала на стол вскрытые пакеты детского питания и письмо, залитое чем-то так, что нельзя было разобрать написанного. Шел 1979 год. Родившийся в этом году сын по вине каких-то негодяев, систематически потрошащих мою корреспонденцию, от писем до посылок, на этот раз остался голодным.
- Нет, это не мы, но если вы настаиваете, я отмечу, что поступило в поврежденном виде, - женщина расписалась и шлепнула печать на разодранный пакет. - Только напрасно все это, ничего вы не докажете, и мне - неприятности, - расстроилась почтовый работник.
Я терпела унижение и привычно наблюдала - тридцать лет. Письма от родственников приходили в целых конвертах. Из издательств контролировались избирательно, например, пакет из "Молодой Гвардии" дошел целехоньким, а "огоньковские" и "Века ХХ и Мира" прочитывались, так же, как из "Юности", где-то на перегоне Москва-Одесса.
Когда пошла корреспонденция общества "Мемориал", конверты можно было просто не запечатывать, началось прямо "братское сотрудничество" с неизвестно кем. Пришлось перевести поток корреспонденции на другого, не засвеченного адресата.
Отправила двадцать четыре письма со статьей в разные города, дошли только четыре... А в Лос-Анджелесе подруга не получила ни одного - за пять лет.
В 1982 году был смешной эпизод: иду на работу мимо городского сада, подходит симпатичный человек, красную книжечку предъявляет, и советует разборчивее относиться к адресатам - то в Америку пишете, то в Польшу... своих, что ли, мало?
Я попыталась все-таки разобраться с этой неприятной "почтовой" историей, обратилась на главпочтамт, увы, по очередному случаю. Дело ограничилось еще одной печатью, подтверждающей, что "корреспонденция поступила в поврежденном виде". У меня много таких подтверждений...
В 1989 году, выступая на городском собрании "Мемориала", опять пришлось поднять вопрос о перлюстрации почтовых отправлений, оказалось - это не только моя беда, это касается многих одесситов.
1991 год, февраль. Звонит мой херсонский друг:
- Высылаю книгу Пьецуха, нужный тебе адрес вложу в нее. Книгу Пьецуха получила. Во вскрытой бандероли. Адреса друга, проживающего в Афинах, не оказалось.
Новый звонок, уже в апреле.
- Оля, рукописи высылаю, сообщите получение.
Это Юнна Мориц. И, конечно, пакет пришел растерзанным, с очередной печатью почтового отделения над привычным: "Поступило в поврежденном виде, 9/4, 1991 г.".
На этот раз почтовый работник возмущенно сказала: - "Я так переживала, вдруг что-то пропадет, это же стихи, и письмо там еще было, вы нашли? Все время с вашими пакетами такая ерунда, сколько можно?"
Действительно, сколько можно?
Что будет с нами? Неужто явление преходящего порядка - государство - сможет поколебать, поставить под угрозу вечное - народ, его историю, культуру? Великий Гете говорил, что прошлое нам только предстоит. Давайте остановимся, оглянемся...
Я много усилий приложила, чтобы историко-просветительское общество "Мемориал" возникло в нашем городе. Но я не хочу Нюрнберга ни в Кремле, ни в каком-либо другом месте. Кто-то первым должен сказать: "Будь добр, добрый человек. Не суди...". Хочу напомнить о примиряющем врагов кресте на Поле Памяти под Мадридом. Будем милосердны друг к другу и не повторим уже содеянного нами же зла. Например, вот этого, самоуверенно докладывающего о своих успехах в старом документе из госархива одесской области:
"... Доклад товарища Стрижака о селе Терноватом Велико-Мечетнянской волости. Из протоколов о деятельности Первомайского Уездного Революционного Комитета:
1920 г. 6 сентября прибыл в с. Терноватое. Утром 9 сентября собрал сход, предъявил приказ о сдаче оружия, выдаче бандитов, выполнении продразверстки, свозке нарубленного леса, сроку дал 4 часа. Разверстка хлеба и скота выполнена полностью. Свезено много леса, снесено оружие, но мало, так как на днях много сдано в волость. Весь день шли обыски и аресты у кулаков. У 7 кулаков конфисковано имущество до нитки, у одного конфискованы деньги, один расстрелян. Одна девица с перепугу утопилась в реке Буге.
...Задачу похода на кулака выполнил, думаю, что хорошо. Вечером выпустил заложников и устроил митинг, на котором участвовало все село...
Ввел абсолютную диктатуру бедняка, запретил сельские сходы до тех пор, пока Терноватое не будет красным. Разрешил сходы только незаможникам. Кулака на ружейный выстрел не допускаю к ревкому.
Не могу не отметить, что когда я закончил говорить, у меня было три арестованных - два помещика и один злостный кулак. Я предложил всем, кто не входит в незаможники, оставить зал, никто не двинулся, а когда я потребовал их ухода, все стали кричать, даже кулаки, что нам открыли глаза, с сегодняшнего дня мы не кулаки, землю отдаем беднякам, а инвентарь на прокатную станцию. Поровняемся все и станем за Советскую власть.
Тут же было вынесено постановление. Произнес зажигающую речь и в заключение предложил им испытание - вынести всем селом обвинение, какое заслуживают арестованные мною кулаки. Сходом даются обвинения самые тяжелые, я выношу смертный приговор, который сход встречает бурной овацией. Затем многие сельчане выступают и благодарят за то, что, мол, штыком пробуждено их сознание от спячки..."
Сознание - штыком. А чем - конверты?
Ольга Ильницкая,
поэт, член совета "Мемориал",
г. Одесса
ЖИВОЙ ЯЗЫК
Предлагаю провести в вашем журнале конкурс. Пусть любой желающий назовет такое явление (явления) из нашей советской жизни, которое еще не стало предметом хулы. Победителей ждет награда - исключительное право охаять названное им явление.
Думаю, примером участника такого конкурса мог бы стать Г. Тульчинский. Он же, кстати, и поступил как победитель такого конкурса.
Итак, русский язык, оказывается, тяжко (и безнадежно?) болен. Диагноз - дистрофия, а также истерия, отягощенная склонностью к жестокости. Он не гож ни для науки, ни для политики. Особенно удручающе он выглядит по сравнению с английским! Хотя приведенные "факты" мне и неведомы, но у меня нет никаких сомнений: нынче нерпеменно найдутся языковедающие публицисты, которые не только охотно, но даже со сладострастием подтвердят все факты, потребные для доказательства предсмертного состояния русского языка.
И тогда сам собой готов вывод: чтобы преодолеть "застывшую вечность прошлого и метафорическую беспредельность будущего" (какой поэзией веет от приговора Тульчинского, написанного на языке, вообще ни на что не годном!), надо указом отменить русский язык как крайне реакционный, безнадежно устарелый и опасно (заразно?) больной.
Однако, мне показалось, - если судить по статье, - что ее автор столь же искушен в экономике, политологии и медицине (науках от меня далеких), сколь простодушен в языкознании (моя профессиональная область). Правда, лингвистом я себя не называю - у меня более тесные границы. Моя специальность - русист.
Язык и речь далеко не одно и то же - различаются примерно так же, как различаются железо - химический элемент (Fe) - и железо в виде изделий. Железо используют весьма широко - во зло и для добра ("мечи и орала"), однако это мало связано со свойствами Fe - химического элемента. Смешение одного с другим увело бы нас очень далеко. Так, например, сравнение железа с другими металлами даст нам возможность решать, что один из них хуже, а другие - лучше, потому что, скажем, из олова не делают танки, а алюминий редко бывал омыт кровью невинных жертв: ведь топоры для палачей делали из железа.
Если вернуться к языку, то я берусь доказать "убожество" (или, наоборот, - превосходство) любого языка в сравнении с любым другим. Для этого нужны лишь поверхностные, "анкетные" данные о паре любых языков. Тот же английский, "ущербен" перед русским, потому что в нем практически нет падежей, он обязывает говорить на "вы" даже с животными, для основных цветов солнечного спектра "не хватает" слов, и уж совсем безнадежно пытаться перевести на него цепочку простых русских слов: брат, братишка, братец, братан... Перечень "изъянов" можно продолжать бесконечно.
Если говорить серьезно, то упреки Г. Тульчинского (точнее, часть упреков) можно бы отнести к речи, но речь тоже невиновна, ведь ее творят носители языка.
Как известно, ослабленный организм сильнее подвержен болезням, а социальный организм русского народа просто изнурен. Положение отягощено еще и тем, что нам каждодневно внушают, что теперь для всех нас гораздо важнее учить какой-нибудь "деловой" (рыночный? базарный?) английский, чем маяться без всякого проку с диктантами да сочинениями на родном.
Что касается "зоила" Тульчинского, то суждения его о болезни нищеты русского языка вполне достойны его собственных слов: "...диагнозы ставятся без знания реального больного и носят подозрительно непререкаемый характер".
Охотно подписываюсь под этими словами.
Анатолий Петухов,
г. Тарту
СГИНЬ, САТАНА!
Попал мне в руки 12-й (за 1990 год) номер бюллетеня "Век ХХ и мир", в котором, в разделе "Почта", прочел я заметку о памятниках - "Сносить или не сносить?" Там полемизируют "охранитель" и "разрушитель", а "соглашатель" их слушает.
Позвольте высказаться: я - разрушитель! Но совсем не такой, какому вы дали слово. Ваш "разрушитель" - ненастоящий, неискренний. Он в принципе не против памятников лениным, свердловым, дзержинским и прочим негодяям, лишь бы памятники эти были художественно выполненными. Хоть самому дьяволу памятник воздвигни, лишь бы красивый был и не портил пейзажа. Так что ли? Этого вашего "разрушителя" за его глупости надо бы - высечь!
Идолов надо свалить! И внутри самих себя (если они есть), и вокруг - непременно! Без этого не выздороветь и не принять человеческого облика.
И вообще, к чему здесь словоблудие? Негодяев, 73 года назад перевернувших русскую жизнь вверх дном, давно пора проклясть, предать анафеме! Ибо они, губители России - не просто преступники, чей прах - и тот не достоин пребывать в русской земле. Они - носители небывалого в человеческой истории сатанизма, безбожия и вандализма. Они среди всех преступников - особые, на них дьявольская печать, и относиться к ним необходимо также особенно - с особых, а не общепринятых позиций! И никто, никто из честных людей не сможет назвать варварством очищение русской земли от ядовитого налета большевизма, одним из проявлений которого являют себя обступившие нас идолища...
П.Г. Туманик,
г. Новосибирск
ХЛЕБ ВМЕСТО СПРАВЕДЛИВОСТИ
Лукавая идея уравниловки очаровывала не одних только простаков, соблазн этот всегда был велик, хотя здравый смысл обывателя склонен сопротивляться абстракциям, когда те пытаются практику подчинить теории.
Сограждане! Так ли уж важно, в чьи руки собственность попадет сначала? Важнее, чтобы попала, и чтобы скорее заработал рынок - поначалу пусть хоть хамский, грабительский, несправедливый.
Почему-то мы обычно не очень страдаем при отсутствии у нас абсолютного музыкального слуха, понимаем, что это-то от Бога. Так не стоит же ревновать и в экономике. Дадим простор счастливцам (или мученикам?), чей дар - комбинаторика, сиречь коммерция или предпринимательство. Смиримся с исходной неизбежной несправедливостью раздела госимущества, лишь бы побыстрее, пока с голода не подохли, успеть наладить конкуренцию.
Необязательно самому быть хозяином. Работать на хорошего хозяина тоже неплохо, лучше, чем на бездарный аппарат. Пусть меня "эксплуатирует" искусный делец, способный оценить мой талант и трудолюбие и вознаградить их. Если же он неспособен, я уйду к другому, а этот разорится. Вот в чем справедливость - в конкуренции, в возможности выбора, в свободе!
А еще примем в расчет, что переход способных людей из партгосаппарата в предпринимательство скорее и лучше любых демонстраций, лозунгов и указов автоматически развалит старую систему. Там останутся лишь тупые чиновники и косная масса, им с рынком не совладать, не остановить его.
Заметим, кстати, что первичный, натуральный рынок уже складывается сам собой - через бартер, в обход всех планов, фондов, госзаказов и прочей искусственной ерунды. Кому он опасен? Да только обороне, той жирной половине нашей экономики, которая ничего не может дать по бартеру, которой рынок, ликвидация монополии - смертельны. Ее и пытается защитить указ Президента о запрете бартера. Тщетно - любого контролера рано или поздно покупают.
В. Чудов,
г. Москва
