С ТОГО БЕРЕГА
Игорь Ефимов
Эх, прокачу... *
Ответ на статью Л. Пияшевой "Умом понять Россию"
Когда Лариса Пияшева нападает на экономические прожекты Рыжкова, Абалкина, Аганбегяна (статья "Умом понять Россию", "Огонек" # 44, 1990, НРС от 7 декабря 1990), с ней хочется соглашаться и соглашаться во всем. Особенно достается от нее академику Аганбегяну - и поделом. Этот человек принимает активное участие во всех провалившихся реформах - косыгинской, брежневской, ныне призван участвовать в горбачевской. Представим себе врача, которого пригласили бы лечить больного с разбитой головой, сломанной рукой, приступом желудочной язвы и водой в колене, и который бы ограничился заявлением, что необходимо вылечить больному голову, руку, желудок и колено. Заплатили бы вы такому врачу гонорар? Но именно такова всегда суть экономических рекомендаций Аганбегяна, и гонорар он исправно получает. В советской экономической науке он так же вечен, как вечен был Микоян в политике.
Однако опасность "аганбегянов" не только в том, что они дают пустопорожние советы. Опасность в том, что их многостраничная печатная продукция служит дымовой завесой, скрывающей от честных и думающих людей России реальные опасности, скрывающей мощь и укрепленность замка, который предстоит атаковать сторонникам реформ. Честные и думающие люди так втягиваются в борьбу с "аганбегянами", что им начинает казаться: разгоним дымовую завесу - и крепость взята. Тут-то атакующим и грозит разбить лоб о реальные - не из дыма сотканные - стены.
Именно в таком положении оказывается Лариса Пияшева и ее сторонники. Позитивная часть ее статьи (как и других ее - многочисленных - статей об экономической реформе) очень проста и однозначна: РЫНОК! Рыночная экономика - единственное наше спасение. Передайте все в частные руки, дайте производителям свободно конкурировать на свободном рынке, дейте ценам свободно складываться, не планируйте, не контролируйте - и страна оживет. "На территории России цены должны формироваться сами в процессе взаимодействия спроса и предложения, в ходе становления и развития товарно-денежных отношений. С остальными республиками мы будем торговать! А всех "рассчитывающих" и занятых "устранением деформаций" придется уволить и учить заново... "Свободу ценам" - вот лозунг реформы... И я гарантирую вам (Борису Николаевичу Ельцины): ни политических забастовок, ни голодных бунтов в России не будет".
Да отчего же не будет? Что это за сказочная страна такая - Россия, - что во всех странах во все века люди в борьбе за собственность убивали друг друга миллионами, а в России - после семидесяти лет самого безжалостного экономического и политического гнета - вырос какой-то сказочный народ-добряк, который - коли послушают правители Ларису Пияшеву - спокойно станет в длинные очереди и разберет кому что нравится: кто пашню, кто мельницу, кто аэродромчик, кто линию высоковольтных передач, кто Останкинскую телевизионную башню, кто железную дорогу, а кто и атомный реактор. И начнут все дружно трудиться и мирно торговать на зависть всему остальному свету, который до сих пор почему-то весь содрогается от бунтов, забастовок, экспроприаций, гангстеризма, конфискаций, кризисов, инфляций, разорений, голода. Опять мы им утрем нос в два счета, и помчится наша птица-тройка безудержно - все вперед и вперед.
На наших глазах переход к рыночной экономике осуществляет сейчас другая страна: Восточная Германия. Нельзя вообразить себе условий более благоприятных. Она вливается в мощнейшую индустриальную державу мира. Все экономические институты там отлажены и работают безотказно. единство языка, традиций, географические связи, обоюдное желание воссоединиться, стать единым народом, эффективная политическая и административная система - все дает немцам реальные надежды на успех. Тем не менее они считают, что переход этот займет как минимум четыре года, будут стоить стране 220 миллиардов долларов, а из восьми с половиной миллионов работающих в Восточной Германии половина останется без работы (журнал "Тайм", 10 декабря, 1990, стр. 50). А мы? Опять немцу нос утрем за 500 дней? Но не довольно ли нам утирать западные носы и кончать всегда тем, что из собственного кровавая юшка хлещет без остановки десятилетиями?
Мне кажется, что довольно. Что надо набраться мужества и сказать себе прямо и ясно: в сегодняшней России условий для немедленного перехода к рыночной экономике нет. При завоевании дикого Запада в Америке любой городок начинал строиться вокруг банка. И полуграмотный ковбой, и покрытый глиной золотоискатель знали, куда им относить заработанное, как выписывать чеки, что такое акции, что такое закладная. В России же сейчас даже образованный человек, прочитавший всего Пушкина и Толстого, понятия не имеет о том, что такое банковская и кредитная система, как вести дела за безналичные, что такое биржевые операции. Всему этому надо учиться - и учиться долго.
Уважаемый автор, Лариса Пияшева, дорогие читатели и соотечественники, - посмотрите на мир вокруг себя открытыми глазами. Вы увидите, что в этом мире Швецию даже социализм не губит, а Бразилию даже капитализм не спасет. Потому что - вопреки заповедям, вбивавшимся нам в головы на занятиях по марксизму - есть на свете что-то поважнее экономики. Имя этому важнейшему элементу социальной жизни - зрелость культуры.
Повторяю: речь идет не о той культуре, которая измеряется количеством прочитанных книг, просмотренных кинофильмов, заученных стихов. Речь идет о культуре строительства человеческого сообщества. А она зреет медленно. И если какое-то общество набирает слишком большую, непосильную для себя скорость, его взрывает изнутри, как взорвало процветающий Ливан, как взорвало рвавшийся к индустриализации Иран, как взорвало чуть не до полного уничтожения Камбоджу.
В рассуждениях сторонников быстрых реформ чаще всего всплывают разоблачительные филиппики против тех, кто мешает проведению реформ в жизнь или собирается помещать. В статье Пияшевой анализируются "три мины", которые коварно подкладывают на пути нашей реформистской тройки разные темные силы. Эти-то, мол, враги и мешают успеху реформ. Но подобные рассуждения звучат так же нелепо, как нелепы были бы объяснения генерала, который не смог взять крепость, "потому, видите ли, что злые люди стреляли в меня со стен".
А чего бы вы хотели? Вы собираетесь уволить и переучивать всех, кто сейчас стоит у управления хозяйством, - и вы хотите, чтобы они послушно и приветливо дали вам экспериментировать на них? А что вы будете делать с миллионами "научных работников" в НИИ? Они все вылетят у вас на улицу как служащие явно недоходных предприятий? А за ними - ни в чем не виноватые техники, секретарши, машинистки, механики? Восточная Германия ожидает 50-процентную безработицу - у вас есть средства кормить десятки миллионов новых безработных в России? Чтобы искать работу, людям в индустриальных странах приходится постоянно менять место жительства, переезжать из города в город. У вас есть избыток жилой площади для них, сеть дорог, мощная транспортная система?
Лариса Пияшева не без гордости называет себя "рыночным экстремистом". Думается, экстремизм этот немногим лучше того, который обещал, что каждая кухарка будет управлять государством, или построить коммунизм за двадцать лет. Единственное его положительное свойство: он дает своим сторонникам упоительное чувство непогрешимости суждений. И возможность не считаться с реальностью, какой бы очевидной она ни была.
Да, рыночная форма управления хозяйством доказала на множестве исторических примеров, что она является наиболее эффективной и производительной. Но так же ясно история показывает, что свободный рынок - это роскошь, которую далеко не каждый народ и не в каждый момент своей истории может позволить себе. Нужны очень прочные и опробованные социальные структуры, которые не дадут перерасти рынку в хаос и разруху. Менять одновременно и политическую, социальную и экономическую структуру - это безумие, сравнимое разве что с заменой лошадей и колес кареты посреди бурной реки (метаформа Линкольна).
Более того, даже при торжестве рыночных отношений никогда, ни в один момент истории, ни у одного народа собственность не была полностью отдана в частное владение. Государство (в лице короля, парламента, синьории), корпорация (храм, монастырь, цех, община), частный предприниматель - вот три вида собственников всегда выступающих на рынке в различных сочетаниях. Государственная и корпоративная собственность обеспечивают тот стабилизирующий момент, без которого цельность общества оказывается невозможной. Уродство социализма состоит в том, что он пытается оставить на рынке лишь одного собственника - государство - и тем доводит экономику до полной стагнации. Но и другая крайность - полное изгнание государственной и корпоративной собственности - ничего, кроме взрыва и развала общества, принести не может.
Чтобы выйти из тупика социалистического хозяйствования, нужно искать опору в сложившихся на сегодня реальных элементах экономической жизни. Безусловно, нужно увеличивать постепенно размеры частного надела, безусловно, расширять права торгующих продуктами своего труда, безусловно, охранять возникающие предприятия обслуживания. но никакая милиция и никакие суды не могут защитить частника от стремительно назревающего бандитизма, если не будет создана банковская система, позволяющая этим смелым людям вести операции по безналичному расчету. Наличные деньги - вот главный соблазн для любого бандита. Чековую книжку украсть бессмысленно. Как Столыпин создавал Крестьянские банки для поддержки единоличников, решившихся выйти из общины, так и новому руководству следует первым делом создать банковскую систему для обслуживания частника. Но на сегодня это по силам только государству. Даже в чемпионе рыночной экономики - Америке - государство берет на себя гарантию сохранности вкладов в большинстве банков, и даже там возможны финансовые катастрофы. И тем не менее только финансовая мощь государства способна создать тот уровень доверия, при котором человек не побоится вручить все свое состояние банку.
Что же касается крупных предприятий, то смешно думать, что в современной России можно найти слой достаточно квалифицированных частных владельцев для управления ими. Зато элементы корпоративной собственности созрели за прошедшие семьдесят лет и явно проступают во многих чертах жизни советского предприятия. Завод, институт, железная дорога, электростанция, школа постепенно приобрели права юридического лица, которые государство соглашается если не признавать де-юре, то уважать де-факто. Предприятие постепенно взяло на себя множество важнейших социальных функций. Оно раздает жилье и путевки в дома отдыха, устраивает детей в ясли и отправляет в пионерские лагеря, строит собственные поликлиники и столовые. (Кстати, японские корпорации тоже берут на себя огромную долю обслуживания своих работников, что-обеспечит их лояльность фирме). На сегодня корпоративная форма собственности, созревшая в недрах советского предприятия, - единственная форма, не вызывающая такого презрения и недоброжелательства, какие вызывают у населения государственная и частная собственность. Недаром и сейчас, в момент острого продовольственного кризиса, огромная часть продуктов посылается с баз и даже из совхозов прямо на предприятия (часто - в обмен на его продукцию), где распределяется между сотрудниками в виде так называемых "пакетов" или "пайков".
Постепенное расширение прав предприятия в принятии хозяйственных решений явилось бы вторым фактором, уменьшающим монополию государства на рынке. Но и здесь процесс не следует форсировать. При всем желании и нетерпении нельзя родить здорового ребенка за один месяц. Точно так же с любым "внезапным" экономическим расцветом какого-нибудь государства. Вы всегда можете проследить важнейший процесс созревания социальной культуры, который происходил даже под эгидой внешне жестокой и неизменной политической власти.
"У нас нет времени ждать так долго! - скажут мне. - Страна на грани кризиса!" Страна потому и оказалась на грани кризиса, что руководство попыталось менять одновременно политическую, социальную и экономическую структуры. Надвинувшийся голод можно отогнать уже в следующем году без всяких капиталовложений и социальных потрясений: отдать колхозы и совхозы пригородной помосты предприятиям в виде цехов, и они обеспечат себя продуктами с излишком, который выплеснется и в централизованную систему распределения.
"Не завидуйте богатым!" - восклицает Лариса Пияшева. И она правильно чувствует в зависти главное препятствие для успешных экономических реформ. Но назвать врага по имени - это еще не значит победить его. Зависть к малейшему преуспеянию так сильна в советском человеке, что мы постоянно сталкиваемся с яростными проявлениями ее даже в эмигрантской среде. В Союзе же, судя по всей имеющейся информации, зависть к кооператорам, к рыночным торговцам, к частникам любого сорта дорастает до уровня ослепляющей страсти. Понадобится все мощь государственной машины, чтобы защищать предпринимателя от прямых проявлений этой страсти. Воображать, что ее можно будет победить уговорами и проповедями, - извечная иллюзия русского интеллигента, верящего, что все зло сосредоточено лишь в правительстве и власть имущих. Когда он сталкивается с кровавым разгулом неуправляемых страстей, он начинает искать подстрекателей и заговорщиков, натравливающих добрых простых людей друг на друга. Позиция Ларисы Пияшевой и ее сторонников, верящих, что страну можно преобразить за 500 дней, показывает, что они остаются все теми же русскими интеллигентами - и в лучшем, и в худшем смысле этого слова.
Выпуская в 1846 году "Выбранные места из переписки с друзьями", Гоголь с маниловской уверенностью обещал России близкое и великолепное преображение. В веке двадцатом выяснилось, что "другие народы и государства посторанивались" лишь для того, чтобы поглядеть, как эта птица-тройка каким-то виевским наваждением преобразится в тачанку и под пулеметный треск рухнет в кровавую пропасть. И сегодня хочется воскликнуть: "Русь - не гони! Оставь быструю езду! Дай себе ответ, куда несешься ты. Построй сначала дорогу. Полегче на поворотах! Поучись у добрых людей, как надо ездить".
Но увы - не хотят учиться бойкие и необгонимые посланцы, разъезжающие сейчас по западным странам, - только учить. И звенит, заливается все тем же звоном колокольчик экономических прожектеров, не дает услышать предостерегающий зов.
28 декабря 1990 г.
* Статья из газеты "Новое русское слово", 28.12.90
