ИСТОРИЯ ЭТИХ ДНЕЙ
Андрей Новиков
Армия в роли партии
По данным проведенного опроса, на первом месте среди общественных институтов, пользующихся доверием, стоит Армия. Намерена ли она воспользоваться этим доверием?
1.
Евгения Альбац, проанализировав недавно в "Московских новостях" структурные и функциональные перемены в КГБ за два последние десятилетия, приходит к выводу, что КГБ давно перестал быть простой исполнительской структурой государственного истэблишмента и сам стал частью последнего. Будучи крупнейшим и, пожалуй, единственным источником политической информации для руководства страны, КГБ получил возможность косвенно определять важнейшие элементы внутренней и внешней политики СССР. Таким образом, утверждает обозреватель "МН", если в будущем нас ожидает какая-либо диктатура, то скорее всего это будет диктатура КГБ, а не партийного аппарата.
Однако Е. Альбац в своем анализе совершенно упускает третий элемент "великого треугольника" - Армию. В силу близости республиканских и региональных Управлений КГБ к соответствующим партийным структурам, а также благодаря практике внедрения в руководящие структуры КГБ партийной номенклатуры, кризис КПСС не мог не отразиться и на органах государственной безопасности. По данным социологического опроса проф. Грушина (вопрос был следующий: "К каким общественным и государственным институтам Вы испытываете наибольшее доверие?") на первом месте стоит Армия, на втором - Церковь, КГБ - на седьмом, а КПСС - на самом последнем месте.
Комитет госбезопасности давно стал символом стабильности и самотождественности коммунистической Системы, и большинство политологов и журналистов оказалось в плену ими же самими созданного образа.
Последние события в стране, особенно в республиках, показывают нестабильность КГБ как централистского ведомства. Когда одного полковника - участника январских событий в Литве - спросили, почему именно Армия взяла на себя функцию восстановления порядка, тот ответил: "Да потому что и органы внутренних дел, и КГБ полностью разложены".
И это похоже на правду. Об органах МВД и говорить не приходиться за исключением внутренних войск, они в значительной степени перешли в распоряжение местных и республиканских властей. Аналогичный процесс, по-видимому, происходит и с органами государственной безопасности. В силу упомянутой выше их близости к партаппарату, превращение КПСС, в сущности, в оппозиционную партию в значительной степени оторвало эти органы от роли, которую КГБ играло в прошлом. И уж во всяком случае не КГБ представляет собой наиболее лояльную и наиболее стабильную централистскую структуру союзной власти, способную к решительным действиям.
2.
Такой структурой скорее всего является Армия. Два года тому назад Юрий Афанасьев прогнозировал своеобразное "внутреннее военное присутствие" Армии в стране - он назвал это явление "внутренним Афганистаном". Процесс переориентации экспансионистских устремлений Армии на "охранительные" функции внутри СССР, по-видимому, связан с еще одним фактором перестройки - крушением "внешней империи", вынужденным уходом Армии из Восточной Европы и Афганистана.
Характерны в этом смысле представления самих военных о новых функциях Армии. Во время телепередачи "Кто есть кто?" Министр обороны Д.Язов недвусмысленно намекнул н то, что внутриполитическая роль Советской Армии закреплена в Уставе, раз там есть пункт о "защите территориальной целостности страны". Таким образом, стремление республик к независимости фактически приравниваются к агрессии против СССР. Александр Проханов, один из самых ярких интеллектуалов, защищающих интересы Армии и военно-промышленного комплекса, в своих "Заметках консерватора" ("Наш современник", N 5/90) утверждает: "Армия - не слепая функция власти... Сегодня она обретает политическую волю".
Оставшись не у дел после ухода из Афганистана и Восточной Европы, Армия сегодня пытается обрести функцию, благодаря которой она может сохранить самое себя. В любом нормальном государстве Армия - часть государственного аппарата, в нашей стране Армия представляет по сути дела мощный социальный слой самого общества. Сотни тысяч офицеров, не приготовленные больше ни к чему, как "защищать Родину", и готовых оказаться безработными в случае массовых сокращений Вооруженных Сил, составляют пассивную социальную массу, объективно заинтересованную в сохранении статус кво. Обретение этой громадой своей собственной политической силы может стать реальным выходом энергии, неизрасходованной на внешнем театре военных действий.
"Внутреннее военное присутствие" Советской Армии можно проследить, проанализировав дислокацию СА в зонах наиболее острых социальных и национальных конфликтов. В Закавказье и Прибалтике сосредоточены, помимо внутренних войск, практически все рода войск СА. В армяно-азербайджанском конфликте Армия никогда не была лишь простым "разграничителем", но превратилась в "третьего участника" конфликта, в доминирующий элемент региональной нестабильности.
Похоже, что подобную роль "третьей силы" Армия обретает и в масштабе страны в целом. Феномен таких деятелей, как В.Алкнис, не чурающихся и антикоммунистической риторики, можно рассматривать как появление на политической арене своего рода "новых правых", способных выступить "третьей силой". Рождается и соответствующая идеология, на знамени которой начертано "Союз без социализма" и "Армия без партократии". Не ясно пока, правда, чьи настроения больше передают эти лозунги - генералитета или офицерского корпуса.
Таким образом, преодоление внутреннего кризиса в Армии идет быстрее и успешнее, чем в партийных структурах. Политика - сравнительно новое "хобби" военных, за всю историю Советского государства военные ни разу небыли инициаторами принятия действительно политических решений и поворотов. Но оставшись без привычной защиты со стороны партии, оказавшись отчужденными от народа, который отдал свои симпатии демократам, военные быстро овладевают политическими навыками. Формируются политические и интеллектуальные структуры, которые в средствах массовой информации и в парламенте представляют интересы генералитета и военно-промышленного комплекса. Но более существенной, быть может, является не ясная пока роль военных в исполнительских структурах власти (отставка Шеварднадзе, давление на Горбачева, назначение Б.Громова заместителем министра внутренних дел и много другое).
3.
Особого внимания заслуживает до конца еще не изученная роль военно-промышленного комплекса. Для советской экономики роль ВПК подчеркивается еще и тем обстоятельством, что продукция этого комплекса - по сути дела единственная, которая до недавнего времени выдерживала мировую конкуренцию и снижение конкурентоспособности которой, по мнению некоторых исследователей, как раз и стало причиной сначала для андроповской, а затем и для горбачевской модернизации. Ныне в полуразрушенной стране с неработающей экономикой оборонный комплекс становится едва ли не единственным экономическим пространством, в котором быстро и успешно начнет набирать оборот "первоначальное накопление капитала". Представление о ВПК как о неуклюжем монстре, не заинтересованном и не способном к реформам, становится мифом прошлого.
4.
Итак, Армия может стать наиболее эффективным инструментом в руках сил, заинтересованных в стабилизации в стране и возвращении к умеренным программам реформ. Однако не ясно, кто может быть такими силами. Сами военные в политике являются дилетантами и вряд ли способны на протяжении длительного времени управлять страной. Расхожие представления о военном перевороте очень часто не учитывают то обстоятельство, что такой переворот - не более, чем чисто технический акт, с помощью которого к власти может быть приведена консервативная политическая сила, в силу определенных причин лишенная возможности придти к власти демократическим путем. Существует ли, однако, сегодня в Союзе такая консервативная сила, в наличии у которой имелась бы программа по выходу из кризиса? И возможно ли в условиях, когда в большинстве республик СССР Армия воспринимается как оккупационная сила, проводить непопулярную политику стабилизации, не прибегая ежедневно к насилию, эффект которого будет равнозначен эффекту гражданской войны?
Выражение "рваться к власти" столь долго было нарицательным, что мы не заметили, как оно превратилось в нонсенс. По замечанию Григория Явлинского, тот, кто захотел бы сегодня взять власть в руки, тут же должен был бы ее выронить, чтобы не обжечься.
5.
Военный переворот и военная диктатура в прямом виде у нас едва ли возможны. Однако более неожиданными с точки зрения данной проблемы могут оказаться спонтанные действия Армии на уровне командиров рот и БМП, волею судьбы вовлеченных в политический водоворот. Именно с этой позиции следует, на мой взгляд, рассматривать январские события в Литве. То была своеобразная "вялотекущая" форма военного переворота.
Заряженное ружье, столько висевшее на стене, наконец, выстрелило. Брошенная на произвол политиками, армия сама принуждена была заняться политикой - неуклюже и громоздко, подчас бездарно - кроваво.
Столь долгое время бытовавшее убеждение, будто какая-то неведомая сила полностью контролирует обстановку в стране, растаяло как дым, и начали проступать обломки расчлененной, изуродованной государственной машины, все еще двигающейся, но уже не способной ни к всеобъемлющему контролю над обществом, ни к каким-либо скоординированным движениям. Каким бы страшным не был "золотой век" этой машины страха и подчинения, еще более ужасным, может быть, являются раздробленные, разбросанные по стране части и механизмы ее. Подобно брошенному на произвол судьбы, стреляющему танку-автомату из известного рассказа Рэя Бредбери, армия время от времени дает залп по несуществующей цели.
6.
Может ли Советская Армия выполнить некоторые стабилизационные задачи, необходимые для выхода страны из кризиса? Этот вопрос неотделим от вопроса о ценностной и идейной ориентации наших военных. Советский Союз - не Чили, и генерал Макашов - не Пиночет. Впрочем... если бы возникло "что-то среднее" между Альбертом Макашевым и консервативным "либералом" Владимиром Жириновским - может быть, это как раз и стало бы нашим советским Пиночетом?..
Возрастающее день ото дня "внутреннее военное присутствие" Советской Армии следует рассматривать как глубокий кризис государства, уже не способного осуществлять свои необходимые функции с помощью гражданских институтов. "Вялотекущая" революция сопровождается такой же "вялотекущей" формой военного переворота, когда шаг за шагом в нашу повседневную жизнь вводятся отдельные элементы военного положения. И ошибаются, принимая столь своеобразное течение болезни за "демилитаризацию"...
А вообще наша сегодняшняя ситуация очень здорово смахивает на лето 17-го года, только растянутое во времени года на два. Непопулярная власть, с одной стороны, отстутствие демократической альтернативы - с другой, перспектива "корниловского мятежа" - с третьей. Отсутствует разве что главный участник революционных событий 17-го года - большевистская партия. Но раз иронии истории заблагорассудилось наделить Горбачева чертами Николая Второго и Керенского, может быть, и новый Корнилов будет несколько похож на Троцкого?..
