СОЦИУМ ВЛАСТИ
Александр Ицхокин
Власть, рынок и этика самоограничения на Востоке и Западе
Взгляд из Парижа
Не знаю как обозначить свои отношения с читателями: через "мы" или через "вы". С одной стороны, я большую часть своей жизни прожил здесь и продолжаю идентифицировать себя с этой страной, с другой - я уже давно постоянно живу во Франции. Я не участвую в здешних движениях и в ваших спорах. Так что пусть это будет взгляд со стороны - на вашу жизнь, ваш выбор.
Когда верблюду вольготно в игольном ушке
Трудно поверить в способность идейного движения выстроить новую систему взамен опрокинутой, если в нем нет элемента истинного, даже яростного (вспомните Христа и первых христиан, а потом Кальвина и других "строителей капитализма") аскетизма и столь же яростной вовлеченности в свой объект.
Вы же, пытаясь воспроизвести систему, построенную западной цивилизацией, сделали одну вещь, которой та никогда не допускала, - пустили торговца в Храм. И не только пустили, но позволили ему править службу.
Вы оказались в плену расхожего представления о том, что главным конструктивным началом современного западного общества, если хотите, капитализма, является рынок, понимаемый как воплощение человеческого эгоизма, попросту жадности.
Спору нет, именно эту энергию использует экономика для своего развития. Но никогда эта энергия не была на Западе свободна от сдерживающих рамок культуры. С точки зрения западной культуры, экономическая свобода и деловая активность легитимизируются "прибавлением к вящей славе божией", а успех может радовать человека лишь как признак того, что он, возможно, среди тех счастливчиков, кому уготовано спасение. Сформированный аскетическим духом христианства, особенно протестантизма, на рынок допущен совсем иной субъект, чем тот, который предполагает "чистый рынок" a la Лариса Пияшева.
Увы, российская версия христианства (особенно в нынешнем состоянии) - не слишком сильный фактор становления современного хозяйства и вообще порядка. В облике сегодняшнего российского предпринимателя практически невозможно обнаружить что-либо от христианина в смысле какого бы то ни было самоограничения, это - именно тот самый торговец, которого нельзя пускать в Храм, как бы он ни щеголял своим нательным крестиком.
Я вовсе не становлюсь здесь в морализаторскую позицию в отношении "торговца", как бы он ни наглел. Он здесь в своем праве, так сказать, и всего лишь действует в системе, где алчность изначально не просто норма, но фактически превозносится как ценность. Однако лидеры, государственные мужи и идейные вожди, обладающие властью пускать или не пускать его в Храм, должны были бы быть носителями дисциплины и зрелости, и, признавая социальную ценность "торговца", не возносить на геройский пьедестал шустрого делягу, рядом с которым и кошелек-то оставить опасно.
Некоторые пытаются пригасить тревогу при виде происходящего ссылками на первоначальное накопление, то есть опять же на живительную силу рынка, мифический автоматизм которого, если не совсем избавляет власть имущих от давления ответственности, то придает их светской жизни некоторый позитивный смысл. Однако первичное накопление, в отличие от мародерства и проедания награбленного, неукоснительно требует воли к самоограничению.
Без каждодневного и непреклонного противостояния всеобщему (включая свое собственное) стремлению больше поиметь, без какого-то варианта аскезы и подвижничества все заявления ваших лидеров о недопустимости бюджетного и прочего транжирства просто ничего не весят.
Власть как локомотив истории
Есть ли откуда взяться дисциплинирующей воле в вашем движении к рынку - вот в чем вопрос. Мне кажется, что если речь идет именно о социальном движении, мотором которого служат идеи, то - неоткуда. Вообще идеи как конструктивная социальная сила - вещь чисто западная. На Востоке же конструктивная социальная сила - это власть. Причем, смотря на вещи трезво, власть в нынешней российской ситуации достаточно жесткая, а если бы не было надежды на локомотив западной экономики - даже жестокая.
Постоянные призывы ваших политиков к укреплению исполнительной власти, на мой взгляд, абсолютно бесплодны именно потому, что построены на недоразумении. Само понятие "исполнительная власть" предполагает формальный характер управленческой деятельности, развитую бюрократию, являющуюся неотъемлемой обратной стороной развитой демократии. Но прежде всего исполнительная власть предполагает наличие власти законодательной, опирающейся на уже работающую систему норм и лишь совершенствующей ее по мере трансформации системы ценностей.
Если нет такой законодательной системы, то разговоры об укреплении исполнительной власти оказываются вредным обезьянничанием - вредным потому, что оно мешает осознать необходимость власти, которая не "исполняет", а властвует, и, в частности, устанавливает сверху те самые нормы, которые потом станут базой демократического дискурса.
Это то, что сделал, например, Наполеон во времена, когда французские демократы были приблизительно так же мало способны на конструктивную деятельность, как ваши сегодняшние. Судя по тому, как высокие французкие интеллектуалы брызнули в разные стороны (Токвиль - на запад, в Америку, посмотреть, что может из всего этого получиться, а де Кюстин - на восток, в Россию, в силу своей ностальгии по духовному аристократизму монархии), тогдашняя французкая демократия так же мало удовлетворяла высокому интеллигентскому вкусу, как нынешняя российская.
Думаю, то же самое мы увидим, реконструируя историю любой демократии, за единственным, может быть, исключением Соединенных Штатов, вообще не имевших собственной додемократической истории.
Сегодня все эти демократии отрицают "грубую" авторитарную власть, и, действительно, она - вещь для них излишняя, слишком грубая. При этом, однако, создается впечатление, что сегодня, окончательно превратив авторитарную власть в отрицательную ценность, они и исторические ее проявления рассматривают, в лучшем случае, как случайные обстоятельства.
Интересно, рекомендовали ли бы они какому-нибудь Пепину Короткому или его соперникам демократию в качестве панацеи от их проблем? Вообще, уважают ли они вашу и своих предков главную проблему - проблему порядка? Нет, конечно, хотя бы потому, что само понятие порядка нагружено на Западе, фактически, той же отрицательной ценностью, что и понятие власти.
Их же собственный порядок тем и силен, что он для них данность, сам собой разумеется. И сегодня они могут славословить свободу уже не как "абсолютную ценность", трудно достижимую и даже (о чем вечно предупреждали философы!) трудно определимую цель, а как чуть ли не универсальное техническое средство решения социально-политических и экономических проблем.
Отрицая авторитарную власть, сегодняшние западные либералы просто не хотят видеть, какую роль она сыграла в становлении их нынешнего изощренного, все проницающего, все контролирующего и, одновременно, динамичного и многое позволяющего порядка. Как непосредственно, так и через российскую же интеллигенцию, которая всегда была носителем самого поверхностного и шумного, собственно идеологического слоя западного мироощущения, они требуют, чтобы вы прожили их многовековую - достаточно мучительную и кровавую историю - в темпе фокстрота и так стерильно вегетариански, как и сами они, в действительности, не живут даже сегодня.
Да что там от вас, они и от Китая или от ваших среднеазиатских республик требуют социального порядка, соответствующего современным западным идеалам! Вот уж действительно...
Запад есть Запад, Восток есть Восток
Что может быть, действительно, проще идеи разделения властей как по горизонтали (законодательная, исполнительная, судебная), так и по вертикали (между территориальными уровнями), или координации взаимодействия Независимых Государств как равных, но связанных общими интересами субъектов? Возможность реализации этой идеи - гигантское историческое достижение Запада (достижение в плане социальной организации, я здесь не говорю об экзистенциальных утратах, связанных с этим достижением). Однако плохо осознается тот факт, что для этого понадобилось две тысячи лет довольно-таки однонаправленного развития культуры,из которых почти полтысячи прошло при господстве протестантизма с его доктриной предопределения и пропагандой призвания (vocation) как формы самооправдания в земных делах.
На Востоке же эстетическое (объективное, описательное) признание власти есть главная черта развитой социальной организации. При этом, в отличие от западного формального признания, речь идет об эмоциональном признании, что соответствует и понятию эстетического. Японцы, в отличие от европейцев, относятся к своим организациям отнюдь не формально, отдаются им всей душой и не меняют их, на западный манер, как перчатки.
В развитых восточных обществах социальный порядок состоит в служении, ориентированном не на идеи, а на самых что ни на есть земных иерархов - на начальство. Это - вершина абсолютизма в самом точном смысле слова. Здесь власть легитимна просто как данность, свободна от необходимости себя оправдывать, например, какими-то демократическими процедурами.
Евразийская обездоленность
В России не получили достаточного развития ни восточное, ни западное начала. Чтобы лучше ощутить реальную обыденную плоть того, во что выливается столкновение этих двух начал, вспомним традиционные советские выборы без выбора. Интеллигенция относилась к ним, естественно, как к позорному фарсу, а не как к рутинному ритуалу подтверждения легитимности власти как она есть.
Парадокс же состоит в том, что "простой народ", для которого соблюдение понятия выборов как элемента общей концепции демократии не так важно, совершенно правильно понимал смысл этих выборов и вел себя соответственно - извлекал из них то, что человек вообще извлекает из ритуала. Народ выборы праздновал...
Западное и восточное системные начала действительно симметричны. И никто пока не доказал, что восточный путь менее мучителен и кровав, чем западный. И все же я убежден в необходимости для вас "восточного выбора" - выбора в пользу власти, свободной от необходимости доказывать свою легитимность. Почему?
Есть серьезные основания считать, что восточный путь быстрее и эффективнее. Если не навязывать Востоку необходимость оправдывать право власть имущих на власть их приверженностью какому-нибудь "изму" или "атии", он может обеспечить чуть ли не мгновенное воспроизведение всех тех технических, практических аспектов современной цивилизации (зовите ее "демократия", "капитализм", как хотите), которые на Западе создавались тысячелетиями, и именно потому, что может относиться к этим аспектам чисто технически, не вкладывая в них какой-либо ценности, кроме практической.
Ведь речь и у вас сейчас идет о прежде всего воспроизведении практических достижений Запада, не так ли? Так и делайте это так, как реализуют все сложные практические проекты, - посредством организации, где начальство есть начальство и где дискуссию заказывает все то же начальство, например, когда ему нужна многосторонняя экспертиза проекта.
То, что осуществили таким способом японцы, а сейчас делают и другие дальневосточные народы, куда более революционно, чем то, что пытаетесь сделать вы под разными лозунгами, начиная даже не с 1917 года, а с декабристов или Петра.
И единственный по сути пустяк, позволивший им сделать это и вообще обеспечивающий превосходство настоящих, законченных, зрелых азиатов в решении самых сложных практических задач, превосходство не только над вами, но и над коренным, "настоящим" Западом - это то, что они напрочь не способны спорить.
У них, можно сказать, отсутствует тот орган, который вовлекает индивида в идейный спор. Они просто берут западные идеи и внедряют их лучше, чем это делают сами их авторы.
Самообуздание как гражданская доблесть интеллигенции
Я прекрасно понимаю, как больно интеллектуалу отказаться от права публично предлагать и отстаивать свои идеи. Но ведь, кажется, ясно уже, что у ваших блестящих, конечно же, идей не больше шансов выиграть этот спор, чем у бездарных идей ваших оппонентов. Высший интеллектуальный подвиг сегодня - это, извините меня, господа, заткнуться и предоставить тем, кто волею судеб оказался сегодня у власти, править, а если они вас попросят, давать им свои консультации.
Свобода слова уместна (и, кстати, исторически реализуется) ровно в той мере, в какой слово это обращено к людям более или менее сытым и спокойным, ждущим от выступающего не ответа на вопросы, кого бить, а кого любить, кому верить и служить, и будет ли завтра в продаже сахар, но идею, интересную именно как идея и стоящую того, чтобы ее развить либо опровергнуть.
А если начальство не понимает, что ему следовало бы обратиться за консультацией именно к вам, пользуйтесь тем, что у вас в стране уже не тоталитаризм, и вы вольны обращаться со своими идеями к тому, кто их поймет: к вашим коллегам и вообще тем, кто имеет вкус к сложным идеям.
* * *
Короче говоря, сегодня самое время русскому интеллектуалу обуздать в себе вечного интеллигента и стать профессионалом. Либо философом. И не приставать к начальству, чтобы оно обосновало свое право на власть.
