Век ХХ и мир, 1992, #1.WinUnixMacDosсодержание


ГОЛОС

Валерия Новодворская
Кастовая республика

Я подрядилась защищать демократию до последней капли крови. Так дайте мне хотя бы в ней усомниться!

А собственно, почему? Почему веками ломались копья за всеобщее избирательное право - без различия состояний, пола, возраста, опыта, знаний, наличия совести или отсутствия таковой, чести или бесчестия, мужества или трусости, благородства или подлости?
Может быть, мало читали древних? С чего это воспитанного в демократических Афинах Платона понесло в платоновское "Государство" - античную фашистскую антиутопию? Не от хорошей жизни понесло, а от того, что эта самая демократия, то есть власть плебса, толпы, сиречь посредственности, убила его учителя - Сократа. Заметьте, тирания Тридцати (Крития) не убила, сберегла. А демократия прикончила, причем исключительно за нон-конформизм.
Примерно та же участь (и там же) постигла Алкивиада. Хорошо, Анаксагора Перикл спас. А вот пифагорейцев оказалось спасать некому, их учение тоже не потрафило толпе. А если вспомнить, что Николай I не тронул Пушкина, а Екатерина сохранила жизнь Радищеву, то заодно припоминается, как плебс руками большевиков ликвидировал Гумилева, Мандельштама и Мейерхольда.
Не удивительно, что Платон мечтал о государстве, управляемом философами. Мне кажется, что половина возражений против кастовой республики со стороны мыслящих людей делается из-за незыблемости, жестокости структур и отсутствия права перехода.
Древний Египет. Государство управляется жрецами. Что в этом плохого? Да то, что не было отбора в жреческие школы среди крестьянства. Одному Богу известно, сколько было упущено способностей и дарований. А так... Египетские жрецы были отборными интеллектуалами. Кому править как не им?
Система индийских варн тоже была абсолютно замкнутой. Из шудр (слуг) дороги никуда не было. Из вайштьев (земледельцев) - тоже. Брамины стали чуть ли не наследственной корпорацией, кшатрии (воины) - тоже. А вот если бы плохой брамин скатывался в шудры, а способный шудра становился брамином... Что можно возразить против того, что управляют мудрые? Те, кто смеет и умеет - воюют; те, у кого не хватает данных стать мыслителями, кормятся от земли; те же, кто не способен вести хозяйство самостоятельно, прислуживают другим.
Сократа казнили как раз за аналогичную ересь. "Если признано, что булочнику или сапожнику необходимо обладать какими-то знаниями и навыками в своем ремесле, - рассуждал он, - то как же может быть допустимо, чтобы в неизмеримо более трудных делах правления государством участвовал каждый профан?" Афинский охлос этого не стерпел.
Сознаю, что сегодняшний охлос не более терпим, чем вчерашний. Поэтому я уже приготовила кружку под цикуту, и это в советских условиях еще самая милосердная развязка отношений между Личностью и Толпой. Я готова быть побитой каменьями и поэтому заявляю: любая республика, которая не хочет скатиться к свинству, должна быть кастовой. Но пусть принадлежность к той или иной касте определяется только личными достоинствами каждого, ежедневно доказывается. И высшие касты должны иметь не приоритет комфорта, жратвы и вообще благ, а лишь приоритет риска и обязанностей.
Впервые в условиях демократии это заявил Ферамен, афинянин, одна из первых жертв тирании Тридцати. И то, что он сказал это за два часа до казни, придает его словам особую цену и нетленность. Он воскликнул, что всегда был противником того, чтобы гражданские права предоставлялись немногим олигархам за их богатство или рождение, но и не считает возможным предоставлять гражданские права тем, кто так беден, что продаст свой голос за несколько драхм. "Нет, - сказал он, - гражданские права должны принадлежать гражданам, которые не предадут свободу и готовы защищать ее с оружием в руках".
Вот она, формула гражданства: гражданские права должны принадлежать гражданам, но не обывателям. Толпа - не гражданское общество, плебс - не народ. Совершенно недостаточно родиться в какой-то стране, чтобы стать ее гражданином по достижению восемнадцати лет. Гражданство должно доказываться, и доказываться в суровых испытаниях.
Гражданство - не питательный бульон, в который со сладострастием окунается человеческая молекула, но алтарь для возложения жертв (или плаха, на которую в качестве жертвы кладется собственная голова - во имя принципиального отказа от сегодняшней формулы гражданства и контрастного общественного идеала). Здесь наши дикие предки были умнее нас - у них существовал обряд инициации, когда мальчики (а у амазонок, надо думать, и девочки тоже) должны были по выходе из отрочества доказать свою ловкость, силу, смекалку, выносливость, умение стоически переносить физическую боль - и только тогда они становились полноправными членами рода.
Вот, например, в романе-антиутопии американского фантаста Хайнлайна "звездные рейнжеры" гражданином становится только тот, кто пройдет через двухлетнее испытание военной службой (сначала тяжелейшие испытания в военных лагерях, потом - смертельные схватки с космическими чудовищами). Все остальные не лишаются ничего: занимаются бизнесом, наукой, имеют все земные блага - кроме права выбирать, быть избранными и возможности преподавать гражданскую историю.
И это держит общество, потому что испытанное мужество граждан не дает государству (всей Земле) опуститься до малодушия, до скотства, до уровня цивилизованных амеб. С этой точки зрения, те американцы, которые сражались во Вьетнаме, были достойны гражданства, так же, как и те, кто сел в тюрьму за отказ идти воевать из принципиальных соображений. Гражданства оказались недостойными откупившиеся и уклонившиеся.
Это почти повторение американского же прецедента с Мексиканской войной. Гражданами были те, кто пошел сражаться; гражданином "номер один" был Генри Торо, который попер один против всех и сел в тюрьму за отказ уплатить налоги на ведение этой войны. А вот сегодняшние "пацифисты" США, которые выступали против войны с Ираком, уже не граждане, ибо они не рисковали ничем - мобилизации не было.
Гражданства нет вне риска. Гражданин всегда ставит Честь, Дух и Совесть выше безопасности. Юный республиканский Рим в смертельной схватке с деспотическим дряхлым Карфагеном много раз рисковал самим своим существованием. Рим был губителен для личности только потому, что не предусмотрел права инсургента на осмысленный бунт против общественного порядка. Но довольно часто в своих началах гражданство и свобода в Риме совпадали. А когда перестали совпадать - (при Сулле, скажем), то может быть, гражданские традиции, помноженные на опасность, дали нам когорту римлян, украсивших века. Вне риска не будет ни Гракхов, ни Виргиниев, ни Катонов Утических, ни Сципионов.
Юлий Цезарь знал цену гражданам-инсургентам и решительно отказался карать своего заклятого врага Катона Утического. Но тот не принял помилование, разорвав собственные внутренности. Здесь Цезарь и Катон достойны друг друга и "сладкой вольности гражданства". Вот она, гражданская добродетель, а урны и бюллетени здесь ни при чем.
Изначально в немецком фашизме и большевизме были элементы, дающие нам право утверждать, что идеологи этих учений мучились теми же проблемами. Нацизм в своей древненемецкой части предполагал прикосновение к Эддам, к скандинавскому эпосу, к Волгалле, то есть жизнь в Духе, в бою, очищенную от пошлости и трусости. Завоевание мира - бредовая идея в ХХ веке, но с точки зрения викингов ее можно понять. Даже в песнях СС есть многие гражданско-мистические сюжеты: "Идут СС коричневые львы...", "Бойцы, погибшие от красной пули, живой рекой вливаются в ряды...", "Пускай на бой ведут нас Дух и Кровь..."
Но ничего из этого не вышло. Пошлость и жестокость подавили все. Сначала - обещание теплого рабочего местечка (борьба Гитлера с безработицей), потом грязная дележка магазинов и фирм несчастных евреев, потом обещание дать каждому по ферме на злачной Украине, гестапо, концлагеря, крематории, а ведь, втаптывая людей в землю сапогами, дух их не возвысишь...
Вместо львов получились кролики, дравшиеся за жирный кусок и из страха перед гестапо. Вообще там, где Дух мешают с Хлебом, не выходит ничего. Самое гнусное в концлагерях была даже не чудовищная жестокость, а то, что палачи лично не рисковали ничем. Хотя не меньшей гнусностью было существование в таких условиях, работа на палачей, обслуживание узниками газовых камер, стремление выжить ценой унижения. Здесь есть место для сострадания, но не для уважения. Надо было восставать, а не идти покорно в газовую камеру. Концлагерей не было бы без негласного соглашения палачей и жертв - одни подряжались мучить, другие - терпеть мучения безропотно и снимать шапки. Это только могло убедить палачей в человеческой неполноценности их жертв, но не остановить мясорубку.
Большевики сначала вроде бы культивировали суровые римские добродетели и даже хлеба не обещали (Павлик Морозов - не тот ли консул Брут, казнивший обоих сыновей за государственную измену?). А знаменитый сталинский приказ "Ни шагу назад" (как и запрет сдаваться в плен) совпадал в принципе с римскими и лаконскими добродетелями. И в Спарте, и в Риме было то же: "Иль со щитом, иль на щите".
Но там это было потребностью общества, выбором человека (традиции, воспитание, каноны), а в СССР - просто голым насилием гиен над кроликами. До дрожи совпадают песни Третьего Рейха и наши 30-х годов: сравните процитировнную "Песнь Хорста Весселя" и знаменитое: "Заводы, вставайте, шеренги смыкайте, на битву шагайте, шагайте, шагайте..." или "Товарищи в тюрьмах, в застенках холодных, вы с нами, вы с нами, хоть нет вас в колоннах..."
Не будем выплескивать младенца вместе с водой из ванны: песни мы у них возьмем. И "Каховку", и "Орленка", и "Гренаду", и кое-что из Хорста Весселя. Ранний большевистский настрой - это настрой на гражданство.
Моя красно-белая сущность, взращенная на поле их битв, поющая сразу и "Интернационал", и "Поручика Голицына", распятая между лавреневским поручиком Говорухой-Отроком и "Неуловимыми мстителями", не отрекается от исторического наследия. И те и другие имели Веру и Идею. И те и другие положили жизнь. И в тех и в других - гражданство.
Но большевики тоже вырастили кроликов. Пошлость, насилие, жестокость, неумение задействовать право на протест. Кролики и удавы - вот наши касты. Ни те ни другие не могут быть гражданами.
Гражданство не возникает от бессмысленной сытости: "стремление к счастью" - не цель для общества. Республика, где живет свобода, должна иметь возвышенную цель. Борьбу за свободу, например. Против тирании, конформизма и тоталитаризма. У себя и у соседей, в Австралии и на Луне, в созвездии Кассиопеи и на Большой Медведице.
Сегодня в США есть граждане и толпа, которой гражданские права даны по недоразумению. 60 процентов жителей принадлежат к толпе. Это те самые 60 процентов, которые выступили за продолжение отношений с Горбачевым после военного подавления Литвы. 40 процентов - граждане. Выразитель их воли - Конгресс. Буш же выразил волю 60 процентов обывателей, предающих и китайских студентов, и советских инсургентов, и Литву, и Словению, и Армению. Американцам впору кричать: "Отечество в опасности!"
Вечный мюнхенский сговор Запада с фашизмом и большевизмом - решение охлоса, выбор обывателя, система ценностей мещан.
У нас же вообще процент граждан сейчас выражается такими дробями от одного, что и не сосчитать. Если не остановить процесс тления и распад, толпа вытеснит людей, охлос.
Гражданские права - это лауреатство. Их нельзя получить за здорово живешь, за трусость, за подлость, их надо отнимать на время или навсегда. И все это совместимо с законом Добра. По закону Добра жила детская республика Дома сирот Януша Корчака в варшавском гетто. По законам Добра жил и сам Корчак. В оккупированной Варшаве ходил в мундире Войска Польского. И умерли они все с честью - и дети, и взрослые.
Добро бывает только таким. Оно никогда не совпадает ни с бессилием, ни с малодушием.
Я как поборник свободы требую законодательного закрепления после победы Революции дискриминации в области гражданских прав для тех, кто равнодушен к свободе и заинтересован только в выживании. Гражданские права должны быть достоянием лишь сторонников (или идейных противников) свободы, готовых ради этой своей идеи пожертвовать жизнью. А равнодушным хватит и материальных благ. Что им Гекуба, что они Гекубе?
Недаром на пороге ХХI века национально-демократическая партия Грузии в одном из проектов программы предусмотрела новых друидов - палату из писателей, ученых, иерархов церкви, которые будут подвергать коррекции с точки зрения гуманизма и совести решения парламента.
Такое представление о гражданстве чревато. Оно зовет встать и преградить дорогу Злу или просто тому, во что ты не веруешь, хотя оно и общепризнанно. Конечно, выпрямляться не хочется. Поэтому чтобы никому не преграждать дорогу и тихо отсидеться в ближайших кустах, трусы будут вечно утверждать, будто демократия - это мирное сосуществование Добра со Злом. Со сладострастием предвижу рулады и модуляции крика, который поднимут по поводу этой статьи объединившиеся обыватели всего мира. Набор эпитетов предвижу тоже...
Некогда в старину на римском Форуме разверзлась трещина, и авгуры предрекли, что государство погибнет, если Рим не бросит в эту трещину самое драгоценное, что у него есть. Юноша Курций на коне, в боевом вооружении бросился добровольно в эту пропасть, и она закрылась. Самым драгоценным достоянием Рима оказалось гражданское достоинство...
На нашей земле тоже зияет пропасть. Туда бросались декабристы, народники, народовольцы, она поглотила Анатолия Марченко, Василя Стуса, Юрия Галанскова, Илью Габая. Неужели они сделали это ради того, чтобы в будущем сытая посредственность, как сегодня на Западе, предавала свободу?
Нет, мы этим путем не пойдем. Новгород, Псков и Тверь - оплот гражданства, блюстители чести. Военные демократии без охлоса - вот что мы хотим возродить.
А пока давайте бросаться в пропасть правительственных репрессий. Рано или поздно наши жертвы переполнят ее, она закроется, и Россия будет спасена.


В начало страницы
© Печатное издание - "Век ХХ и мир", 1992, #1. © Электронная публикация - Русский Журнал, 1998


Век ХХ и мир, 1992, #1
Голос.
http://old.russ.ru/antolog/vek/1992/1/novodv.htm