"Уважаемая редакция..."
ЧТО ОПАСНЕЙ? Александр Кустарев, Лондон
ВАМ! Андрей Новиков, Рыбинск
ДАЙТЕ СЛОВО УМНЫМ ПРАВЫМ! Игорь Зверев (РХДП), Нижний Новгород
РОДНОЙ ЯЗЫК - ИВРИТ? Арнольд Анучкин-Тимофеев, Москва
АРМИЯ - ЭТО РАБСТВО Дмитрий Воробьевский
К АССОЦИАЦИИ ФЕДЕРАЛИСТОВ О.Аболин, кандидат филос. наук, член Правления Социал-демократической партии России
ЧТО ОПАСНЕЙ?
(Т.Ворожейкина. "Мой неуместный пессимизм",
А.Фадин. "Третий рим в третьем мире",
"Век ХХ" N9/91)
Разговоры о том, что Россия - страна "третьего мира", идут давно. В эмигрантской печати, например, это уже лет десять излюбленное клише. Но, как правило, им охотно пользуются те, кто плохо понимает, или не понимает вообще, что такое "третий мир". В массовой журналистике кличка "третий мир" просто приклеивается к России, чтобы лишний раз уязвить "социалистическую Россию" и польстить самим себе, так здорово все понимающим. Научное обоснование этой клички, которое держит в уме обыватель, сводится к следующему: жить в России в три раза (в пять раз, в десять раз, в сто раз) хуже, чем на Западе.
С большим интересом я прочел в вашем журнале статьи Фадина, Ворожейкиной и других, где понятие "российское общество" и "третий мир" употреблялись рядом, но содержательным и осмысленным образом. Разумеется, гораздо более суровый потребительский режим советского общества еще не означал, что это общество третьего мира. Гораздо важнее наличие нескольких рыночных режимов, то есть двойная как минимум экономика.
Но если это так, то советская Россия не была страной третьего мира. Она лишь становится страной третьего мира, может ею оказаться и застрять в этом состоянии благодаря мирохозяйственным механизмам, коль скоро она включится в мировую экономику. Ведь третий мир -- это не просто особый тип общества, но и функциональная часть именно мировой экономики. Эту сторону дела, мало осозознаваемую в сегодняшней России, также подчеркивают Ворожейкина и Фадин.
Мне кажется, что тенденция к превращению в страну третьего мира заставляет нас еще раз вспомнить, в каком состоянии Россия находилась в начале этого века, накануне революции. Несколько лет назад в Лондоне вышла книга Теодора Шанина "Русская революция 1905 года: момент истины!". Основная идея этой книги сводится к тому, что на рубеже веков Россия была тем, что впоследствии стали называть странами третьего мира. Если Шанин прав, а похоже на то, тогда прошедшие 70 лет русской истории могут быть поняты как "бунт против судьбы", попытка предотвратить превращение России в то, чем стали Китай и Бразилия. Между прочим, одновременно с Россией подобную проблему решала и Япония, - и решила ее только со второго раза.
Насколько успешно Россия решала эту проблему? Историкам еще только предстоит решать этот вопрос. Можно думать, что Россия была в какой-то момент близка к решению этой проблемы. Строго говоря, еще даже рано утверждать, что проблемы решить не удалось. Несмотря на быстрый развал, Россия еще не попала туда, где может застрять надолго, то есть на обозримую историческую перспективу. Но сегодня она движется определенно в этом направлении. И этот процесс можно остановить только в том случае, если сознательно и с открытыми глазами будет проводиться социальная и экономическая политика, исходящая из признания опасности.
Что же касается самой опасности, то не вполне ясно, -- трагедия ли это и как сильно следует ее переживать. Рискну показаться кощунственным, но "тьермондизация" - вовсе не конец света. Разве гнить в изоляции -- лучше? Попытка России превратиться в независимый и альтернативный полюс мирового развития сорвалась. Была ли она заведома обречена - вопрос, который для добросовестного наблюдателя навсегда останется неразрешимым. Но сегодня не это важно. Важно что дрейф в сторону общества "третьемирного" типа, даст Бог, подтолкнет русскую мысль к большей трезвости, хладнокровию и свободомыслию.
Александр Кустарев,
Лондон
ВАМ!
С Москвой происходит что-то страшное, непонятное. Словно щупальца чудовищ полезли отовсюду трубы. Центральные старинные улицы перекопаны так, что боишься провалиться невзначай в преисподнюю. Душно и тесно в переполненных автобусах, очередях, метро. Люди, словно тараканы, куда-то бегут, натыкаются друг на друга, огрызаются и бегут дальше.
В очереди за молоком одна женщина убила другую пустой бутылкой. У той, которую убили, осталось двое детей.
Страшно. Невыносимо. Не хочу сказать, что в провинции лучше, но, может быть, не так плохо, как в гигантских переполненных городах. Страшен не столько голод, сколько массовый невроз при его наступлении, когда каждый воспринимает соседа как потенциального конкурента.
Мне жаль вас, москвичи. Всякий раз, когда я, житель Рыбинска, подъезжаю к вашему мегаполису, я вижу темное облако смога - смрадное дыхание огромного города. И меня охватывает странное злорадство, когда я думаю о ваших проблемах. Вам плохо потому, что вы, наконец, стали таким же городом, как и все остальные города в этой несчастной стране.
Ведь Москва - в ее нынешнем виде - искусственный продукт советской истории. Она была "образцовым коммунистическим городом", благополучие и глянец которого создавались благодаря усилиям всей страны. Став оазисом в зачумленной пустыне, Москва превратилась в объект вожделений для многих слоев общества, и в первую очередь, - в место концентрации чиновничества.
Москва неинтеллигентна. Интеллигентность стала у вас функцией элитарных салонов, где приняла уродливые формы. Талантливые люди должны были бы объявить бойкот вашему городу, но, увы, они стремились в Москву, чтобы просто выжить.
Ваш город произвел страшное подобие культурной элиты - симбиоз интеллигенции и номенклатуры. Десятки, сотни литераторов, писателей занимаются не творчеством, а политическими интригами, заграничными командировками, кулуарными боями.
Как и любой другой мегаполис, ваш город является бесчеловечным, отчужденным пространством, где ежедневно и ежеминутно совершаются убийства и самоубийства, но все это тонет в "Хронике происшествий", которую вы с садистским наслаждением усаживаетесь смотреть каждый вечер на телеэкранах.
В этом рафинированном жестоком и нарядном городе сформировалось несколько поколений советских людей. "Homo moscovus" - разновидность "hamo soveticus". Вы уникальный социально-психологический тип, господа-товарищи москвичи. Вы - продукт империи в гораздо большей степени, чем все остальные. Ваши новостройки стоят на кладбищах. Ваш прекрасный университет построен зэками. Вы были невольными империалистами в этом супер-ГУЛАГе, и когда он рухнул, когда вы остались без сахара, без мяса и молока, - тогда вы, наконец, остались сами с собой. Со своими фресками в метро и павилионами ВДНХ. На смену Империи приходят варвары - таков непреложный закон истории.
Городской обыватель именно вашего неповторимого типа стал вирусоносителем массовых митингов, гнойным червем нового Вавилона. Рыба гниет с головы.
Утопия есть сверкающая тень катастрофы, сказал кто-то. Я нигде не встречал больше оптимизма по поводу национального и религиозного возрождения России, чем в Москве. Этот оптимизм пропорционально уменьшается по мере отдаления от столицы и сменяется тихим ужасом, когда салонные русофилы оказываются в деревне. Может быть, старая добрая деревенская Россия и сохранилась, но не иначе как только в Москве.
Андрей Новиков,
Рыбинск
ДАЙТЕ СЛОВО УМНЫМ ПРАВЫМ!
Ваша редакция и Совет учредителей представляют собой исключительно деятелей левого крыла или левого центра. Изредка публикуемые статьи иной окраски проникают на ваши страницы только с Востока, окрашенные исламским оттенком.
Это приводит к тому, что некоторые темы отданы на откуп деятелям из "Памяти" и бывшим профессорам высших партшкол. А ведь патриотизм или монархизм отнюдь не обязательно предполагает ненависть к "жидо-масонам". На ваших же страницах нет ни слова о Николае Втором, очень мало статей о христианстве, и тем более православии.
Если реформа не опирается на энтузиазм народного чувства, если лучшие умы потеряли для себя религиозность, - она обречена на провал.
Ведь недаром соборы католиков и православных посвящены Петру и Павлу одновременно, совмещая тем самым мягкость первого апостола с мечом второго.
Введите в Совет учредителей кого-либо из известных деятелей русского национального либо монархического крыла! Шафаревич, Белов или даже Жириновский будут проталкивать не только собственные, всем известные взгляды, но и помогут не пропустить свежие идеи христианско-демократического или исламско-демократического толка. Либо, в конце концов, просто не укладывающиеся в Прокрустово ложе Разума сообщения!
Помните завет К. Леонтьева: "Лучше зоркая вредность - чем приглаженная, остроумная пошлость!"
Игорь Зверев (РХДП),
г.Нижний Новгород
РОДНОЙ ЯЗЫК - ИВРИТ?
Вы пристрастны и благоволите к М. Гефтеру? Это ваше право и его трудно оспорить. Но я этого историка и философа не жалую. Есть все-таки такое понятие как национальный склад ума, Гефтер назвал бы это менталитетом.
Он находит свое выражение в языке, речи, слоге, построении предложений. Я легко, к примеру, воспринимаю то, что пишет академик Д.С. Лихачев, но то, что пишет М. Гефтер я воспринимаю так, как если бы я читал текст на языке, который неважно знаю. Под воздействием его менталитета русский язык превращается в нерусский, это как бы русская калька с другого языка.
И мне начинает казаться, а не лучше ли было бы, если бы М. Гефтер писал на иврите. Ведь для каждого склада ума есть свой язык. И, наверное, на иврите будет нормальной фраза вроде "будущее - не пролонгированное настоящее".
И Глеб Павловский Михаилу Гефтеру под стать. Видать, одним мирром мазаны. Оба пишут вроде бы по-русски, а разбирать приходиться как китайские иероглифы или санскритские лигатуры.
Арнольд Анучкин-Тимофеев,
г.Москва
АРМИЯ - ЭТО РАБСТВО
У нас, а также во многих других странах существует натуральное законодательно оформленное рабство. Я говорю в данном случае не о принудительном труде заключенных, хотя эта тема тоже весьма серьезна. Сейчас я имею в виду порабощение государством людей, заведомо ни в чем не виновных даже перед нашим законодательством. Речь идет о воинской повинности.
Я употребляю понятие "рабство" потому, что именно так называют любую (как воинскую, так и трудовую) повинность.
Для меня самым странным является то, что этот рабовладельческий анахронизм существует не только у нас или в других тоталитарных и авторитарных государствах, но и в некоторых странах Запада, хотя, конечно, в значительно смягченном виде. По-моему, очевидно, что узаконенное порабощение невиновных людей несовместимо со свободным цивилизованным обществом.
Всякое полезное для общества занятие есть труд. Если обществу полезно иметь армию, то служба в ней - тоже труд, за который, как и за любой другой, необходимо платить нормальную зарплату на договорных началах.
Если же общество (точнее - государство) предпочитает силой заставлять людей трудиться практически даром, то оно, несомненно, выступает в качестве рабовладельца, ведь принудительный труд и рабство - это синонимы.
Возможно, главный смысл воинской повинности тоталитарное государство как раз и видит в выработке у своих граждан психологии государственных рабов.
Часто воинскую повинность пытаются оправдать тем, что на добровольную профессиональную армию потребовались бы большие средства и это, мол, привело бы к понижению благосостояния народа.
Но это не оправдание для рабства, ведь солдаты - тоже часть народа, и они должны получать нормальную зарплату. А необходимость платить солдатам зарплату привела бы к сокращению армии до оптимальных размеров, то есть к экономии средств. Иными словами, исчезли бы убытки, вызванные неэффективностью всякого рабского труда.
Еще важнее то, что в добровольной профессиональной армии не может быть ни "дедовщины", ни массовых самоубийств (примерно около 5 тысяч в год) из-за невыносимой рабской жизни, ни огромных бессмысленных потерь во время учений. Всего у нас в армии, по данным союза "Щит", в мирное время ежегодно гибнут от 12 до 20 тысяч солдат.
Некоторые, в том числе и демократы, боятся, что профессиональная армия станет "бандой профессиональных убийц" и сможет быть применена против народа. Но ведь все самые кровавые тираны (Гитлер, Сталин, Ленин, Пол Пот) порабощали и уничтожали свои и чужие народы с помощью армий, построенных как раз не на добровольно-профессиональной основе, а на основе воинской повинности, скрепленной идеями "священного долга", "почетной обязанности" и т.п.
Кстати, при воинской повинности никакой юридической силы не может иметь воинская присяга. Ведь юристам хорошо известно, что обязательства, данные под угрозой насилия, юридически недействительны. Присяга может иметь правовую силу только в добровольной армии, где она дается без принуждения, и только в такой армии может считаться настоящим преступлением дезертирство или невыполнение законного приказа.
Нельзя ограничиться введением альтернативной трудовой повинности вместо профессионализации армии. Это будет альтернатива между двумя видами рабства. При нехватке солдат власти будут заинтересованы в создании "альтернативщикам" таких условий жизни и труда, которые были бы еще хуже, чем в армии.
Я убежден, при любой власти каждый человек имеет полное Право не признавать и не соблюдать законы о каких-либо повинностях, так как эти законы направлены против главного Права человека - Права не быть рабом.
Дмитрий Воробьевский
К АССОЦИАЦИИ ФЕДЕРАЛИСТОВ
Недавно в нашей стране была образована инициативная группа по созданию Всероссийской ассоциации Европейских федералистов. В условиях, когда новые ассоциации, союзы, общества, фонды возникают в стране практически каждый день, появление еще одной организации имеет немалые шансы остаться почти незамеченным. И тем не менее, предстоящее в недалеком будущем событие не является вполне рядовым: речь идет о движении, которое внесло очень серьезный вклад в то, что Западная Европа стала к сегодняшнему дню такой, какая она есть.
Отправным пунктом и краеугольным камнем федералистского движения стал Манифест Вентотена (по имени небольшого острова в Италии), увидевший свет в 1943 году, в разгар второй мировой войны. Являясь ответом на вызов времени, этот документ представлял собой попытку сформулировать принципиально новую концепцию интернационализма- концепцию, в корне отличную и от чисто либерального подхода, так и не освободившегося от традиционного пиетета по отношению к национальной государственности, и от скомпроментировавшего себя так называемого пролетарского интернационализма.
Вероятно, наиболее известный лозунг федералистского движения - это лозунг наднационального всемирного правительства, рассматриваемого как перспективная цель."Ничем не ограниченный суверенитет национальных государств,- отмечалось в манифесте Вентотена,- неизбежно приводит к стремлению каждого из них доминировать, поскольку каждое видит в усилении другого угрозу собственной безопасности и стремится к тому, чтобы его "жизненное пространство" включало бы в себя как можно более обширные территории, дающие ему возможность свободно развиваться и в минимальной степени зависеть от других". К сожалению, и сейчас, почти полвека спустя, жизнь продолжает давать нам все новые подтверждения уместности этого предостережения.
Нетрудно предугадать, что в нашем обществе с присущими ему традициями сверхцентрализованности и тоталитаризма идея всемирного правительства вызовет в воображении многих кошмарные картины уходящей в заоблачные выси чиновничьей иерархии, при которой вопросы, связанные, скажем, со строительством канализации в городе Гропапамске, получают окончательное решение где-нибудь в Нью-Йорке или Женеве. На самом деле, однако, подобное восприятие гораздо больше говорит о специфическом состоянии нашего сознания, нежели о том, что в действительности предлагает федерализм. Основополагающий принцип последнего - это принцип субсидиарности, в соответствии с которым политическая власть и юрисдикция делегируются на целый ряд последовательно расположенных уровней, исходя из посылки, что каждый вопрос должен решаться на максимально низком уровне из тех, на которых вообще возможно его эффективное решение. Компетенция различных административных уровней при этом строго разграничена. Это означает, к примеру, что вопросы о том, на каком языке вести преподавание в учебных заведениях того или иного города либо района, как организовать там торговлю или транспортное обслуживание и так далее, находятся в ведении местных (городских или районных) властей, в то время как проблемы ядерной безопасности или "кислотных дождей" передаются на самый высший, всемирный уровень, на котором, в сущности, только и возможно их решение.
Целый ряд направлений, по которым работают федералисты, не является специфическим только для этого движения. Постепенное устранение экономических и иных барьеров между государствами, права человека, предотвращение или поиски решений международных конфликтов, поддержка ООН - вот далеко не полный перечень областей, где федералисты работают рука об руку с другими демократами. Их выделяет разве что стремление достроить до логического конца то здание человеческих отношений в современном цивилизованном обществе, фундаментом которого являются права отдельно взятого человека, а крышей рано или поздно станут функции и полномочия, переданные этим человеком в его же собственных интересах пока еше гипотетической всемирной администрации. Слишком часто в истории человечества провозглашался принцип "моя нация - превыше всего", способный оправдать самое гнусное преступление, слишком высока стала цена вооруженного межгосударственного конфликта в наше время, чтобы можно было и дальше всецело полагаться на дипломатические таланты руководителей национальных государств и безмятежно верить в их способность примирить интересы этих государств (а подчас и самих лидеров) цивилизованным, мирным путем.
Не приходится удивляться, что в послевоенной Европе с присущим ей переплетением больших и малых государств, переплетением самых различных политических и экономических интересов, с исторической памятью народов, насыщенной войнами, конфликтами и столкновениями, федералистов долгое время воспринимали как неисправимых идеалистов, носителей еще одной социальной утопии. Мало кто верил, что национальный эгоизм в принципе возможно надолго примирить, и далеко не все политические деятели и эксперты, не говоря уже о прочих, сумели сразу понять, что федерализм предполагает делегирование полномочий национального государства не только вверх, но и (и даже в первую очередь) вниз, в силу чего значение фактора национальной принадлежности падает, люди перестают быть заложниками собственного государства, и создается единственно возможная основа для совершенно добровольного и стабильного процесса межнациональной и межгосударственной интеграции. Именно такая идеология легла в основу ЕЭС и западноевропейской интеграции, а сейчас побуждает уже не просто группы политически активных граждан, а ведущих политиков Сообщества ставить в повестку дня следующий шаг - преобразование ЕЭС в Европейскую Федерацию и принятие конституции Федерации, проект которой должен быть совместно разработан Европейским Парламентом и парламентами стран-участниц. Об этом говорил, в частности, вице-председатель Европейского Парламента Фернандо Перес Ройо на церемонии, посвященной пятидесятилетию Манифеста Вентотена, отмечая выдающуюся интеллектуальную роль, которую федералистское движение уже сыграло и продолжает играть на пути к единой Европе.
Представляется, что именно в наших условиях, когда процессы дезинтеграции и распада явно преобладают над процессами созидания, когда массовое сознание дезориентировано, и возникает опасность, что примитивные по своей сути лозунги, аппелирующие к национальным чувствам и натравливающие людей друг на друга, вновь окажутся привлекательными для больших масс растерянных и сбитых с толку людей, федералистское движение способно сыграть особенно важную роль. Его достоинства в том, что оно является надпартийным (федералисты нигде не борются за политическую власть) и интегрирующим - не только в географическом, но и в политическом смысле, то есть в том смысле, что понятие федерализма априорно подразумевает и вмещает в себя многое другое, - прежде всего приверженность демократии и правам человека, интернационализм,- сохраняя поэтому притягательную силу для членов или сторонников самых различных общественно-политических сил, разделяющих эти фундаментальные ценности.
На основании как официальных документов и публикаций прессы, так и личных бесед с некоторыми известными деятелями федералистского и европейского движения (последнее действует фактически в рамках первого, хотя имеет определенную специфику как в плане идеологии, так и особенно в организационном плане) я мог заключить, что международные федералистские организации и их лидеры проявляют большой интерес к тому, что происходит в нашей стране, и искреннее желание видеть нас в их рядах. Это должно быть оценено в ситуации, когда перестроечный бум давно и окончательно остался позади, а просители из бывшего Советского Союза успели набить оскомину во многих международных организациях. Однако, хотя движение действительно немало способно сделать для проработки проблем будущего мирового переустройства и возвращения нашей страны в мировое сообщество (достаточно назвать лишь некоторые, наиболее известные имена европейских федералистов - В.Жискар д'Эстен, В.Де Клерк, Ж.Франсуа-Понсе, Л.Тиндеманс, Э.Барон), решающее значение будет иметь то, в какой мере мы сами окажемся способными воспользоваться теми возможностями, которое оно предоставляет. Многое будет зависеть от того, сможет ли движение опереться на поддержку (а в идеале - и на личное участие) наших ведущих политиков, общественных деятелей, специалистов в области международных отношений.
В планах создаваемой Ассоциации - встречи с зарубежными политическими деятелями, конференции и семинары, издание собственного бюллетеня или журнала. Короче говоря, речь идет о деятельности, которая позволит федералистам в нашей стране стать интеллектуальной силой, воздействующей на общественное мнение и прокладывающей дорогу интегративным процессам,- процессам, которые В КОНЕЧНОМ СЧЕТЕ должны, по нашему убеждению, привести к созданию европейской, а затем и мировой федерации.
Мне хотелось бы воспользоваться данной возможностью, чтобы пригласить к участию в Ассоциации всех, кто разделяет цели и принципы федерализма и готов оказать ей какую-либо помощь, но в первую очередь - все же тех, чья профессиональная деятельность осуществляется в сфере политики и международных отношений. Как правило, такая деятельность оставляет не очень много свободного времени, если вообще оставляет его. Тем не менее, нам вряд ли удастся выбраться из бесконечной полосы сменяющих друг друга кризисов, всецело сосредоточившись на сегодняшних проблемах и упустив из виду более отдаленную перспективу. Перспективу, которую как раз и пытается разработать и предложить обществу федерализм.
О.Аболин,
кандидат филос. наук,
член Правления
Социал-демократической партии России
