МИР МИРОВ
А. Ильхамов, И. Погребов
Запад есть Запад. А Восток?
Что стоит за крушением империи?
Империи, о необходимости крушения которой так долго говорили ее противники, больше не существует. Последствия этого важнейшего события второй половины ХХ века еще предстоит осмыслить. Политическая публицистика, доминирующая сегодня, отмечает в основном геополитические изменения, которые неизбежно произойдут с крушением такой сверхдержавы, какой казался (да отчасти и был) многие десятилетия Советский Союз. Можно говорить также об экономических аспектах крушения советской империи, но нежизнеспособность экономического устройства, на котором она базировалась, была очевидна для многих с самого начала. Несмотря на это, СССР продержался более семи десятилетий. Для понимания этого феномена экономических выкладок явно недостаточно. Более полное понимание может дать нам культурологический и социально-психологический подход, разделяемый многими европейскими (например, Дильтеем или Франкфуртской школой) и русскими мыслителями (например, Бердяевым).
Для правильного понимания проблемы необходимо также рассматривать все происходящее сквозь призму взаимоотношений Востока и Запада, традиция противопоставления которых друг другу имеет давнюю историю.
Такой подход наталкивает нас на мысль, что происходит не просто распад еще одной (и, надо думать, последней) империи, как это было с Австро-Венгрией или Великобританией, но крушение некоторой духовно-культурной целостности, в которой восточное и западное начала долгое время и в определенном смысле органично сосуществовали на огромном евроазиатском пространстве. Советский Союз и представлял собой, хотели того или нет его создатели, такой специфический сплав Востока и Запада.
Становым хребтом этой целостности являлась, конечно же, Россия, сочленявшая Среднюю Азию и Казахстан с Украиной и Белоруссией. Сама как лоскутное одеяло восточных и западных регионов и республик, Россия в силу своего исторического прошлого не могла и не может исполнять иную роль. Загадочная двойственность российского лица (блоковская "Россия - Сфинкс") отмечалась многими русскими мыслителями.
Противостояние и единение западных и восточных начал в истории России - факт общепризнанный. Начало западного влияния в России В.О.Ключевский, например, относит к XVII веку. "Влияние, - писал он в своих лекциях, - наступает, когда общество, его воспринимающее, начинает сознавать превосходство среды или культуры влияющей и необходимость у нее учиться, нравственно ей подчиняться". С началом этого влияния в России нарастает процесс идейного и политического размежевания тех, кто смотрит на Запад как на учителя жизни, и тех, кто решительно противится заимствованию "чуждых" нравов и культуры. Славянофилы и западники, народники и революционные демократы, певцы русской общины и ее реформаторы. Противостояние то обостряется, то стихает. Противоборствующие стороны так увлечены своей работой, что не желают и не могут прислушаться к трезвому голосу своего современника Петра Чаадаева, назвавшего Россию Востокозападом.
Время подтвердило правоту Чаадаева, продемонстрировав генетическое родство славянофилов с западниками. По меткому замечанию Бердяева, славянофилы, стремясь учесть реальности российской почвы, демонстрировали подлинное западничество, а западники, слепо преклоняющиеся перед всем "чужим", в этом отношении проявляли типично русскую черту, т.е. были подлинными славянофилами.
"И где же можно найти настоящее обоготворение Западной Европы и западно-европейской культуры, как не в России и не у русских? - писал Бердяев в книге "Судьбы России". - Отрицание России и идолопоклонство перед Европой - явление очень русское, восточное, азиатское явление. Именно крайнее русское западничество и есть явление азиатской души".
Итак, став ареной борьбы двух начал, Россия прошла в своей истории через несколько попыток модернизации. Первая и наиболее успешная - введение христианства на Руси (со всеми оговорками относительно того, что православие - не вполне западная по своему происхождению ветвь христианства). Вторая попытка - реформы Петра Великого, которые нельзя назвать до конца успешными. Наконец, столыпинские реформы, ставшие повивальной бабкой большевистской революции.
Налицо очевидное чередование событий. Каждая попытка модернизации в России, осуществляемая обычно натужными рывками и подкрепляемая силовыми методами, вызывала закономерное сопротивление реакции, приводя в возбуждение до того дремавшие силы консервативных привычек и архаичных традиций.
При этом активной стороной всегда выступало западническое начало, восточное же естество подавлялось и вытеснялось на периферию общественной жизни и сознания. Прекрасной иллюстрацией такого подавления может служить неадекватность той реакции, которую встретили достаточно безобидные изыскания Олжаса Сулейманова об азиатских корнях "Слова о полку Игореве" в его работе "Аз и Я" как со стороны официальных властей, так и у советских ученых-славянистов. Но как у отдельного человека бессознательное находит для себя окольные пути, чтобы проникнуть в поведение человека, так и вытесненное на периферию коллективное бессознательное легко проникает в жизнь общества.
Пожалуй, лишь рубеж XVIII и XIX веков да некоторая часть XIX века были периодом относительной гармонии противоборствующих сторон. Именно в это время российская жизнь развивается уже на собственной культурной основе и вполне осознает себя в этом качестве. Ярким воплощением этого процесса был Пушкин, которого Достоевский недаром назвал "величайшим проявлением русского духа". Появление целой плеяды крупных историков и мыслителей (таких как Карамзин, Ключевский, Соловьев и многие другие), также свидетельствует о мощном подъеме русского самосознания. Возможно, одним из мощнейших толчков к самоидентификации "русского духа" явилась победа в войне с французами, после которой Россия была признана полноправной европейской державой. Однако, уже ко второй половине, а особенно к концу XIX века указанный симбиоз стал разрушаться, чему видятся две основных причины: разрушение русской общины как оплота социокультурной российской целостности и проникновение в Россию марксизма.
Европа, развиваясь на собственной идейной и культурной основе, проводила модернизацию значительно спокойнее. Собственно, сами идеи социально-политической и промышленной модернизации - плод европейской мысли. Как эти идеи, так и марксизм (противостоящий "буржуазным" новациям) были импортированы Россией с Запада. Интепретировались же эти идеи на сугубо восточный,азиатский манер. Сочетание азиатской ментальности с европейскими идеями и породило после революции 1917 года ту реальность. которую все мы до недавнего времени называли Советским Союзом.
Но в чем же состоят эти восточные и западные начала, так причудливо смешавшиеся в истории Российской империи и Советского Союза?
Культурологически марксизм был ничем иным, как смешением христианских идей будущего спасения и эгалитаризма с волюнтаристскими идеями покорения природных и общественных сил. Концепция Маркса удивительным образом включает в себя утопические идеи построения "самого справедливого" общества и круг волюнтаристско-насильственных взглядов на природу, общество и человека. Не случайно многие большевистские идеологи, по воспоминаниям современников, наряду с Карлом Марксом высоко ценили Фридриха Ницше.
Восточное начало органически вросло в новую советскую мифологию присущими восточному духу апологией коллективности, фаталистическим взглядом на мир и универсализмом идеологических доктрин. Так, идея коллективного спасения и подчинения индивида некоей трансцендентной тотальности присутствует во всех восточных религиях (мировой космос - в индуизме, умма - в исламе, соборность - в православии). Органически связан с этой идеей и фатализм восточного духа, вселяющий неверие в силы индивида. Венчает все здание универсальность и абсолютизм восточных идеологий, проникающих в мельчайшие поры общественной и индивидуальной жизни.
Итак, за крушением "ненавистной империи" стоит разрушение симбиоза западных и восточных начал, воплотившихся на одной шестой части суши. Благо это или нет, покажет время. Сегодня же можно только констатировать необратимый характер происходящих процессов и погадать о грядущем.
Homo soveticus, guo vadis?
Но, признавая советскую реальность в качестве воплощенного симбиоза восточных и западных начал, мы должны достаточно ясно представить себе, чем грозит нам распадение этой специфической целостности.
Массовое сознание и политические шаги бывших советских республик все более очевидно поляризуются вокруг генетически различных культур.
Россия, а вместе с ней и Украина с Беларусью вслед за Прибалтикой и странами Восточной Европы готовы, похоже, утвердиться в своей ориентации на западную систему ценностей. При этом, если для стран Балтии и, в определенном смысле, для Украины и Беларуси, "стать Европой" - вполне реальная задача, то Россия не может не помнить о своем генетическом "востоко-западном" коде.
Средняя Азия же остается верна своим восточным историческим корням и, пытаясь выбрать собственный вариант развития, усматривает аналоги для него на востоке: от Турции и Японии до Китая и Ирана.
Судя по заявлениям политических лидеров среднеазиатских государств, наиболее привлекательным представляется сегодня турецкий путь. Но одно дело, видя успехи турецкой экономики, заявить о своем желании добиться таких же успехов у себя дома, и совсем другое - представлять реальные трудности, которые могут встретиться на этом пути уже в ближайшие годы. Так, Турция на протяжении многих лет не только стремится стать полноправным участником ЕЭС, но и постепенно интегрируется в западную систему ценностей. И если углубление экономических связей с Европой не вызывает в Турции, как и в целом в мусульманском мире, серьезных возражений, то приобщению к западным ценностям здесь противостоят достаточно сильные фундаменталистские движения. Последние события в Турции и Алжире (победа на выборах сил, оппозиционных модернизации общества по западным образцам) еще раз подтверждают трудности процесса модернизации в восточно-мусульманском мире.
Происходит достаточно быстрое размежевание центров, олицетворяющих собой Восток (Ташкент или Алма-Ата), с центрами, олицетворяющими Запад (например, Вильнюс или Киев). Россия же оказывается на распутье. С одной стороны, Россия не может не считаться со своими южными соседями хотя бы по геополитическим соображениям, с другой же - она вновь душой и помыслами устремлена на Запад, хочет стать "как все" европейские страны "цивилизованной и развитой".
Последние шесть лет развития России - это очередная попытка ее рывка к западному процветанию и прогрессу. Рывок этот, кажется, и на этот раз не подкреплен народным порывом к переменам. Психология большинства населения продолжает оставаться косной и консервативной. Так что - очередной прокол? Однозначно ответить на этот вопрос непросто, ибо история - открытая книга.
Ясно одно, что если стремление к прогрессивным преобразованиям будет в духе прежних попыток осуществляться через ставшую традиционной российскую бескомпромиссность и подогреваться нетерпением широких масс, то перспективы перехода к более эффективной модели экономики могут стать призрачными.
"Чисто" западнический путь развития, как и прежде, заказан для России. Невольно вновь вспоминаются слова Чаадаева, говорившего, что Россия не принадлежит ни к Западу, ни к Востоку, и у нее нет традиций ни того, ни другого.
Скептически настроенные мыслители (например, Александр Зиновьев) полагают, что маятниковое движение российской истории - непреложный закон, и вслед за очередной ("ельцинской") попыткой прорыва в Европу неизбежно последует откат на прежние позиции. В таких прогнозах, думается, присутствует изрядная доля восточно-азиатского фатализма. Не стоит все-таки заранее закрывать книгу истории под предлогом неизбежного повторения "давно минувших дней".
Как бы ни были настроены пессимисты, и они не пытаются отрицать, что коренные преобразования всех сфер общественной жизни в бывших советских республиках крайне необходимы. Основные проблемы встают перед образовавшимися новыми государствами не тогда, когда они начинают считать границы между собой государственными и обзаводятся всеми атрибутами своей суверенности (армией, органами безопасности или собственной валютой). Основные проблемы встают в полный рост тогда, когда предстоит решать многочисленные вопросы своего существования, но главное - совместного сосуществования в мире огромного евроазиатского пространства, поделенного на лоскуты самостоятельных государств. Как жить, не уничтожив друг друга, не насилуя свои национальные меньшинства, которые есть во всех без исключения новых государствах.
В поисках ответов на эти сложнейшие вопросы нам следует крепко подумать, от всякого ли наследства следует безоговорочно отказываться? Да, сегодня, в порыве осуждения жестокой тоталитарной машины, мы вновь готовы как и во время оно "откреститься от старого мира". Но семь десятилетий совместного проживания, хотим мы того или нет, сформировали-таки некоторые общие черты, ставшие родовыми признаками "советского человека". И пресловутый "homo soveticus" - вовсе не плод публицистического разума. Мы не в состоянии просто разбиться на украинцев, русских, казахов, узбеков, чукчей и чеченцев, и каждая попытка очередного насильственного передела общего духовно-культурного пространства - очередной шаг к пропасти взаимной конфронтации и уничтожения.
Крушение Римской империи не привело к отказу от общих культурных корней, которые и объединяют Европу, как это мы сегодня можем видеть, гораздо больше, чем разъединяют. Образование на месте Британской империи содружества также не привело к разрыву культурных связей и в Индии, например, сейчас два государственных языка - хинди и английский.
Так неужели мы вновь попытаемся пойти по заведомо тупиковому пути расчленения единственного реально имеющегося у нас сегодня "единого" пространства - пространства культуры и науки? Попытки некоторых политиков выстроить новые "берлинские стены" между народами не могут привести к успеху. Любая стена, выстраиваемая по идеологическим соображениям (а национализм - это идеология, как и социализм), не сможет устоять, если не отвечает реально сложившимся связям и отношениям между людьми.
Но политики, к счастью, не могут полновластно распоряжаться естественными межэтническими связями (неизбежно возникшими на огромном евроазиатском пространстве), сохранение которых становится все более осознаваемым велением времени. Тоже самое можно сказать о семейных и родственных связях, "тонкими нитями лежащих" на всем евроазиатском пространстве.
Стало модно с необычайной легкостью говорить о сотнях тысяч и даже миллионах беженцев, которые с неизбежностью в скором будущем заполнят просторы бывшего Союза. Можем ли мы считать трезвыми тех политиков, которые приняли такую возможность как "объективную"?
Только самый ленивый не пнет сегодня развалившуюся империю, однозначно связывая с нею все существующие и возможные наши несчастья. Но такой подход ничуть не ближе к истине, чем тот, который был в основе большевистской доктрины, все беды усматривавшей в частной собственности.
Очевидно, что в фундаменте проклинаемой сегодня империи лежало не только политическое насилие. Длительное историческое существование таких огромных конгломератов порождает и некоторые общие черты в культуре, быте, мироощущении населяющих их народов, так что после политического распада имперских систем культурно-экономические связи вовсе не обязательно должны быть прерваны. Напротив, освобожденные от политических пут, они могут даже укрепиться.
Тем не менее, на первых этапах распада преобладает, как правило, политическая энергия разрушения, толкающая самоопределяющихся заново субъектов на тотальное отрицание прежних связей. Обвиняя большевизм за насильственное перекраивание географических, культурных и национальных пределов, многие нынешние политики действуют в полном соответствии с большевистскими канонами, двигаясь, правда, в прямо противоположном направлении. При этом, если большевики "разделяли и властвовали" из соображений сохранения империи, то нынешние их последователи действуют из соображений скорейшего "демонтажа имперских структур". Но для культуры и экономики, как говорится, "хрен редьки не слаще". Живое тело экономических и культурно-духовных связей опять пытаются рассечь в угоду скороспелым политическим решениям. Политика день ото дня пытается продолжать "черное дело" командования над экономикой и культурой.
Возможны новые парадигмы культуры
После великого геополитического передела и судорожных попыток вестернизировать страну, можно предвидеть наступление периода отлива, возвращения на круги своя. Безудержная модернизация, как показывает пример Ирана или Алжира, таит в себе опасность равной ей по силе реакции. Поэтому компромисс со своим прошлым совершенно необходим.
Вопрос этот равно актуален как для среднеазиатских государств, так и для России. Проблема состоит в том, чтобы обеспечить последовательное развитие реформ, не вступив при этом в непримиримое противоречие со своими сущностными силами. В одном случае такой силой является исламская культура. В другом - собственно российская традиция, выстраиваемая, возможно, вокруг некоей "русской идеи". И пусть не существует достаточно внятного ответа на то, что же такое эта "русская идея", но в таком вопросе важна не логическая ясность, а имеющаяся этно-психологическая реальность. Игнорируя эти сущностные силы, мы рано или поздно вызовем ответную реакцию, острие которой вполне возможно будет направлено против реформ.
В попытках направить реформы по "истинному пути", за который частенько выдаются абстрактно-теоретические схемы из учебников экономики, мало кто задумывается об энергетическом потенциале этно-культурных традиций. Потенциал этот вполне может работать на реформы и тогда мы получим мощное средство для их успеха. Но он может превратиться и в силу, противодействующую реформам.
Необходимо осознать, что сила традиции - вещь не обязательно косная. При условии мудрого к ней отношения она может стать и мостом в будущее. Такой пример в последние тридцать лет явила миру Япония, которой в ходе стремительной модернизации удалось не потерять своего лица, сохранить приверженность своим национальным корням и культуре. Японцы выразили такой подход с предельной простотой, сформулировав принцип "вакон есай" (японский дух плюс западная технология). Будем надеяться, что и каждое из новоиспеченных независимых государств отыщет свой "вакон есай".
В этой связи необходимы, думается, новые парадигмы культуры, позволившие бы совместить устремления в будущее с уважением прошлого. Назрела необходимость и нового синтеза в научных представлениях о Востоке и Западе, которые традиционно продолжают рассматриваться как понятия-антонимы. Синтез, осуществление которого целиком лежит на плечах интеллигенции, со временем должен стать составной частью массового сознания.
Такому внедрению принципиально новых представлений в массовое сознание могут способствовать новые общественные институты; качественно иная, чем в оставляемой нами эпохе, инфраструктура общественных и межрегиональных отношений.
О том, что изменение геополитической ситуации на территории бывшего СССР, требует и нового мирового порядка, говорят многие европейские политологи. Однако, европейский либеральный разум представляет такой порядок по-своему. Так, один из столпов современной либеральной мысли Ги Сориан к двум бывшим факторам мировой политики - капитализму и социализму - просто добавляет третий фактор - национализм. "Мировой порядок, - пишет он, - который, как считалось ранее, был поделен простой разграничительной линией между либерализмом и социализмом, сегодня перестраивается вокруг новых границ, делающих зигзаги между либерализмом, меняющимся социализмом и неотрайбализмом" (см.: Новое время, 1992, Nо 2, статья "Как выйти из социализма?"). Тем самым проблема сводится к появлению новой силы - неотрайбализма. Речь же, по-видимому, должна идти не просто о появлении новых действующих субъектов - трайбалистских режимов, но и о более глубинных процессах, выражением которых, по сути дела, становится это появление. Поэтому основные проблемы заключаются не в том, чтобы, нейтрализовав националистические тенденции, обеспечить последнюю и окончательную политическую победу либерализма, но в том, чтобы заложить основы новой культуры, которая в свою очередь определит контуры посттоталитарного сообщества.
Одной же из стержневых проблем такого сообщества является взаимоотношение сил и ценностей, представляющих Восток и Запад. Конечно, "Запад есть Запад, Восток есть Восток" - последовательный плюрализм (в данном случае культурный) предостерегает нас от редукционизма, то есть от проецирования одной системы ценностей на другую.
Но так ли безусловна сегодня эта киплингова дихотомия?
Уроки истории свидетельствуют о том, что условием полноценного развития культур являлась их открытость миру, внешним влияниям. Так было с японской культурной традицией, с мусульманским ренессансом. Так обстоит дело и с современной европейской или американской культурой, ищущей пути выхода из переживаемого кризиса в усвоении духовного наследия Востока.
Ведущими моментами новой культурной парадигмы должны стать открытость и понимание. Это должна быть культура диалога и взаимообогащения. Только на такой основе может возникнуть востоко-западная (или западно-восточная) цивилизация, евроазиатская интеграция нового типа.
Хорошо понимая сложность и длительность воплощения в жизнь подобной программы, мы, тем не менее, считаем ее единственно правильной в создавшейся ситуации.
От коллективной безопасности к общерегиональному сотрудничеству
До нынешних глобальных структурных изменений интеграция в евроазиатском регионе достигалась благодаря строгой централизации как на внутрисоюзном, так и на межгосударственном уровнях. Теперь же в отношениях между бывшими сателлитами Союза и его бывшими республиками образовался опасный вакуум, не восполненный ни политическими, ни иными связями и чреватый конфликтами типа карабахского.
Политическая нестабильность и междоусобицы, являющиеся прямым следствием безоглядного разрушения имперских структур, порождают принципиально новую геополитическую ситуацию на территории бывшего Советского Союза. Угроза "ливанизации" (т.е. превращения конфликтов в многолетний незатухающий кошмар) во многих регионах страны все более укрепляет в мысли о необходимости противостоять тотальному разрыву еще имеющихся связей. К сожалению, именно те, кто призван к этому по роду своей деятельности, т.е. интеллигенция, часто являются застрельщиками в разжигании межнациональных конфликтов, слепо следуя в русле национальной идеи.
Возможно, ностальгия по утраченной общности народов, населяющих бывший Союз, страх перед межнациональными конфликтами кого-то натолкнут на идею возрождения империи в прежнем или несколько реформированном виде. В последнее время среди некоторых серьезных российских политологов (А.Ципко и другие) идеи такого рода становятся весьма популярными (см., например, "Комсомольскую правду" за 14 января 1992 г.). Звучат достаточно откровенные призывы к армии как последнему оплоту державы. В указанном интервью Ципко, например, единственными и истинными патриотами России названы генералы Корнилов, Врангель, Деникин. Будто и не было в истории России людей, не приемлющих военного решения политических споров. Подход, исповедуемый современными российскими "патриотами", чрезвычайно опасен, провоцируя взрыв националистических настроений в бывших колониальных окраинах, последующую смуту и политическую нестабильность. Но главное - он демонстрирует историческую близорукость тех, кто отстаивает "патриотические" идеи; непонимание ими того, что национальное возрождение и связанное с ним формирование национальной государственности - процесс объективный и неизбежный.
Другое дело, что процессу распада социокультурных и экономических связей необходимо противостоять. Но не силовыми методами, а созданием новой инфраструктуры сотрудничества, о чем говорилось выше. Со своей стороны мы может предложить идею создания международной ассоциации "Восток - Восток".
При этом следует сказать, что если политики еще очень долго не смогут утрясти межгосударственные противоречия, то общественность не должна терпеливо дожидаться разрешения всех политических проблем. Упреждающее упрочение и развитие культурных, научных и экономических связей - вот главная цель новых структур, подобных предлагаемой Международной Ассоциации "Восток - Восток".
Организовать тесное сотрудничество и даже некое сообщество государств в обширном евроазиатском регионе - программа-максимум Ассоциации. Но начать необходимо с прояснения реалий, возникших с появлением новых государственных образований, профилактики конфликтов, могущих вспыхнуть по поводу чего угодно - границ, дележа ресурсов, ущемления прав национальных и конфессиональных меньшинств.
Решение проблемы состоит прежде всего в формировании особого социально-психологического климата, новой шкалы ценностей, доминирующими среди которых должны были бы стать диалог, добрососедство и общерегиональная солидарность.
Способствовать культивированию этих ценностей, созданию единого информационного пространства, в лоне которого они могут быть взращены, и призвана Ассоциация "Восток - Восток". Ее основная идея и девиз - от предупреждения межгосударственных и межэтнических конфликтов к региональной и межрегиональной солидарности.
Примеров опасного развития событий множество - это и Карабах, Фергана, Дубоссары, Чечено-Ингушетия на территории бывшего Союза СССР, это и Пенджаб, Кашмир, Шри-Ланка, Ливан, Кувейт, Югославия - за его пределами. Последствия таких конфликтов сравнимы разве что с катастрофами типа Чернобыльской, на долгие десятилетия отравляя мировой климат и создавая тромбы в системе отношений между народами и государствами. На определенном этапе своего развития эти конфликты вообще становятся необратимыми, превращаясь в цепную реакцию взаимного истребления и саморазрушения конфликтующих сторон.
В условиях распада тоталитарных режимов Восточной Европы и Советского Союза крайне необходимо не допустить очередного "великого передела" культурно-духовного богатства, которое вопреки тираническим режимам было накоплено за годы их господства. И дай нам Бог отделить на этом пути "доброе семя от плевел".
