ПОТЕРИ
Нина Чугунова
Месть Вещиц
Выстрелы ниоткуда
МЕСТЬ ВЕЩИЦ
(фрагмент, 74 предм.)
"Я купил портсигар. Меня спрашивают, зачем мне портсигар. Я говорю: это произведение искусства, - и чувствую себя так, будто скрываю настоящую причину. Но я не знаю в точности, зачем мне эта вещь. На крышке портсигара изображены сцены охоты, слабо прорезанные. Внутри резинка для сдерживания сигарет в тот момент, когда портсигар открываешь, щелкнув крышкой, держа на ладони. Возможно, все дело в том, как он открывается. Старая вещица. Я не курю."
Вот вам реестр предметов, большей частью мелких, иногда в практическом отношении ничтожных; утраченных, выброшенных из-за террористического пристрастия к чистоте и порядку (а они вне порядка!) или пропавших невесть как; или хранимых, терпеливо возвращаемых из их бегства (и это еще их свойство: пропадать, покидать нас) или даже вдруг купленных с тем чувством, что куплена вещь, тебе от роду принадлежавшая, - независимо от того, с нами они или нет, преследующих нас из любой отдаленности. Их узнаешь по причиняемой ими боли. Список не вызовет общего отклика, равнодушно по-над выставленным богатством пройдет публика. Но каждый участник пестрого собрания мелочей уязвит одного, у каждого есть хозяин и странные счеты с ним. Это общее. Можно и так вызвать ваше понимание: это вещицы, держащие душу на поводке. Странное свойство!
Похоже на тоску по последовательной жизни. Но нет.
Это похоже на иголку, блуждающую по венам! Старинный детский страх: "...и если уколешься и иголка пройдет в пальчик, согни скорее руку в локте, чтобы она не добралась до сердца".
Я все хочу спросить врача, ну, возможно ли такое быстрое продвижение иголки?
* * *
Курящий глиняный человечек сантиметра в три ростом; когда в круглое отверстие рта вставлялись крохотные сигаретки, начиналось пыхтенье и дым пускался кольцами. Кожаная папка с тиснением ВСХФ и стертым рисунком; она была выпрошена у гостя, который с восторгом получил взамен папку участника комсомольского съезда, с тех пор папка считается домашней, бывшей всегда, из дому ее не выносят. Дорожная игольница; всякий раз во время решительной уборки ее вертят так и сяк, но не выбрасывают, происхождение ее неизвестно. Стаканчик толстого фарфора. "Его почему-то называли "дедушкин", клали чайные ложки, а потом и зубные щетки, переезжая бросили. У меня такое чувство, будто с тех пор что-то и сломалось в нашей жизни." Маленькая картонная коробочка, в которой была принесена в дом китайская вазочка. "Выбросить эту коробочку не хватило бы никаких сил. Она кособокая, картон грубый, цвета охры. Я сразу ощутила, что она живая." Перочинный ножик, всегда валявшийся в ящике письменного стола. "Однажды я буквально наткнулся на его отсутствие. Никто не знал, когда он пропал. Он был всегда. Им не пользовались. Я помню свое замешательство перед открытым ящиком. Он потом вернулся, вынырнув из кармана куртки." Синие бусики из камешков, примитивные, подарок, купленный на базаре в Средней Азии; забыты в гостинице города Тарту. "Я иногда так нуждаюсь в них, так мечтаю взять их в горсть, что они должны прожечь ладонь, которая их держит. Наверное, и прожгли, и не одну." Синий витой хрустальный флакон духов; к фигурной пробке была приделана витая хрустальная же палочка, опускаемая во флакон, ею после проводили у висков. "Флакон стоял на большом темном комоде в тот день, когда все в доме, взрослые, говорили о смерти молодой красивой женщины, застреленной мужем из ревности; смерть произошла утром того дня. Недавно запах духов из этого флакона настиг меня в метро. Я поняла, что с четырех лет имею единственный пример, безукоризненный, любви."
* * *
Игрушка: городок под стеклянным колпачком, внутри вода и мелкие белые крупицы, когда городок встряхнешь, они взметываются и начинают опадать, в городе идет снег. "В нашем доме это называлось ТБИЛИСИ, игрушку принес сосед дядя Ира, он заплакал, глядя на игрушечный снег." Бронзовая собачка на кривых ножках, принадлежавшая некогда молодому человеку, погибшему, когда дети его были малы; после сын погиб на войне, дочери прожили трудную жизнь; посягательства внуков и правнуков на собачку были пресечены. Псевдосеребряный кофейник. Деревянная шкатулка с надписью: "Полно браниться, не пора ли помириться". Деревянная коробка для сигар с надписью на внутренней стороне крышки: "Только для друзей! Арист". Графин простой формы, колба; внутри колбы маленький металлический чайничек. "В нашем доме водку не пили, но подавали гостям в графине; наполненный, он делался волшебной игрушкой: из носика чайничка шли пузырьки, как если бы чайник вскипал." Большое столовое блюдо в виде капустного листа. Круглый в деревянной рамке Николай Угодник. Маленький лаковый фотоальбомчик. Записная книжица в синем сафьяновом переплете с тиснеными цветами на обложке, внутри плотные желтоватые листы. "Я получила ее в подарок и немедленно хотела что-то записать, мнилось, будто дневник. Ничего не вышло, листы сопротивлялись: мне пока нечего было им предъявить, достойного их." Совершенно новенькие игральные карты прошлого века, "солдатские": вместо королей, дам и валетов изображения желудей, листьев и шишек. Крохотный черный шифоновый крапленый золотом дамский платочек. "Я забыла в доме свекрови кольцо. Она передала его мне, завязав в платочек. Развернув его, я ахнула от догадки: это было ее признание меня." Деревянный Дон Кихотик, ручки и ножки на шарнирах, был в доме всегда, пропал внезапно. Костяные шахматы с несколькими утраченными фигурами.
* * *
Расческа. "Мать ходила причесываться в гостиницу "Украина", там ей расческу и продали. Заостренная металлическая ручка для разделения прядей была отломана. Сначала ею расчесывалась мать, потом завладел я, я всюду ее забывал и, возвращаясь, например, из гостей, с ужасом бежал обратно, облегченно вздыхал, находя. Вид у нее был неважный, металлическая расческа со сдавленными зубьями. Наконец, она досталась отцу, он взял ее в больницу, она вернулась матери уже как имущество умершего, теперь избавиться от нее было уже немыслимо, страшно. Мать время от времени звонит мне и говорит голосом сдерживаемой паники, Я НИГДЕ ЕЕ НЕ МОГУ ОТЫСКАТЬ." Кусочек от складня. Маленькие коробочки из липы, в них денежки Алексея Михайловича.
Фарфоровая голубенькая керосиновая лампа со стеклами и шариками, прекрасно работающая, не коптящая. Свинцовая или латунная раскрашенная зеленая пепельница с клюющей птичкой, птичка отломана. Барометр, не работавший лет пятьдесят. "Я отнес его мастеру из Политехнического, который, вскрыв барометр, обнаружил в нем клопиные гнезда и сухих клопов по меньшей мере военного времени." Подстаканник Круппа в виде спирали. Восемь крошечных ключиков. "Я нацепил их на брелок с моими ключами, но один из этих ключиков потребовал отдельного размещения, я устроил его в портмоне." Бланк заявления в Русское военное общество, незаполненный. Черная индийская вазочка. "Я чувствую, что она нехорошая, и убираю за портьеру, но боюсь переподарить, как я это обычно делаю с подарками, которые мне не нравятся. Но тут это было бы опасным шагом." Коробка из-под монпасье, большая. Японская штучка: крохотные самурайские мечи. Японский шарик из сверкающих разноцветных ниток. "Его в доме называют "сонный мячик" и все всерьез считают, что, сжав его в руке, всякий немедля заснет." Лафитничек из мягкого металла с изображением кельнского собора, витой ножкой. Латунный чайник, найденный в брошенной коммуналке, где праздновалась стильная свадьба. "Он был совершенно зеленый, несчастный, я взяла его, как берут брошенного котенка, и долго чистила. Только однажды в нем нагрели красное вино с пряностями. Пятнадцать лет я обращаюсь с ним, как с гостем." Плетка. "Я была маленькая, а плетка была трофейная, висела на стене, на конце косички, говорили, раньше была свинчатка." Китайские чашки с изображениями красавицы плавали в лодочках. "Теперь мне кажется, что все детство я глядела на эти чашки." Шкатулка из кокосового ореха, ни к чему уже не годная. "Одна милая девушка взяла ее к себе, покрыла заново лаком, разрисовала и вернула." Книга под названием, кажется, "Хитопадеша", собрание индийских притч. "Я и мой брат хорошо помним притчу о голоде среди зверей: звери по очереди предлагают себя съесть, но остальные великодушно отказываются от жертвы, тогда осел в уверенности, что это всего лишь игра великодушия, предлагает в жертву себя, ТУТ ЕГО И СЪЕЛИ. Книга была попросту брошена при переезде, но я помню ее теплый переплет цвета охры и то, как она была тяжела, как хороши охристые рисунки. Существует ли на свете книга ХИТОПАДЕША?" Восьмигранные террасы дома. "Я прожила в живом доме двадцать пять лет, а потом был пожар, который унес все; в этом доме находилось место всему: детскому ткацкому станку, посуде, гостям. От дома вниз шел сад, а далее росли липы, под липами грибы. В доме были восьмигранные террасы. Я живу так, будто там продолжается жизнь, а здесь какая-то загробная жизнь." Будильник в виде Земли с летящей ракетой на упругой проволочке, ракета отломана. "С ним связано столько, что, пожалуй, я не смогу продолжить, слишком тяжело, тот мир начинает нестись на меня весь." Букет сухих цветов, купленный в городе В. Вязаный гномик, случайно выброшенный за окно прошлой зимой, когда стали искать, не нашли, снег растаял - его не было. "Ребенок стал уверять меня, что гнома отдали в детский сад. Я понимаю его."
Рецепт "соуса по-харбински", написанный простым остро отточенным карандашом, с применением "ять", чудным почерком, бегло; выпал из подаренной книги, хранился бережно, пропал. Книга была нарядная, ничтожная, ярко-синего переплета; листок сух и желт.
* * *
Деревянная квадратная рама, внутри нее решетка, в образуемых ею отделеньицах разные фигурки, штучки, вещицы, непонятно что. Хозяин говорит через переводчика: "Это попытка договориться с ними". Он указывает на штучки, смеется. За стеклянной стеной сад.
...облезлая деревянная солонка, кожаный очечник. Свечной огарок, пуговица. Каменный божок с мстительными глазками. Кольцо в виде обнявшихся конских голов. Детский батистовый "уголок", вышитый "руками тети Юлии". Блюдце с широким синим ободком. Перо II-й N.
* * *
Фотографии. Случайные фотографии. Отвергнутые фотографом.
* * *
Кстати! Интересно, существует ли, осталась ли в нас старинная бесстрашная манера СЖИГАТЬ фотографии? Мир сожженных личных фотографий не описан никем. Вот уж чья месть ненасытна... должно быть.
... или, наоборот, хранить записки, гостиничные счета, приписку от руки на официальном факсе, срочные телеграммы, как то: ОТСУТСТВИЕМ ЦИКЛОНА БУДУ ПЯТНИЦУ ТВОЙ ДУШОЙ И ТЕЛОМ МОЛОДЕЖНАЯ, и что там еще?
Ведь это мог быть отдельный рассказ.
А ворох вообще случайных бумажек, а старая телефонная книжка...
Что касается мести...
ВЫСТРЕЛЫ НИОТКУДА
Первого снайпера я видела в Грузии полтора года назад, когда я шла по чистой и спокойной улице, и впереди щелкнуло соловьем, кто-то крикнул "Снайперы!", потом пробежала небольшая группа, отбросив меня в сторону, и я увидела, как по соединенным в ленточку балконам дома напротив легко бежит человек в маске и с винтовкой. Это почти вызывало недоумение, поскольку там, впереди, разъезжали на БТРах и пугали толпу и там люди шарахались, как забор. А здесь было тихо-тихо и человек пробирался по балкону с винтовкой. Соловьиное щелканье засело у меня в ушах. Потом - прошло.
5 октября мы решили добраться до штаба пожарных. Мы вышли на станции "Смоленская" и прошли по Садовой, обойдя заграждения из военных, как это делали все - пробежав через дворы. Мы вышли на Новый Арбат, заставленный машинами, и немного поговорили с военным в белой трикотажной маске, который сказал, что не спит несколько ночей. Наверху дома, стоявшего на пересечении Садового кольца и Арбата, были высажены стекла нескольких окон. Человек в маске, посмотрев на окна красными глазами, сказал, что там утром засели снайперы. Двое. Теперь их там больше нет.
Мы сделали несколько шагов, как вдруг увидели автоматчиков, целившихся куда-то вверх и прижимавшихся к колесам грузовиков.
Щелкнуло раз, другой. И еще раз. Было такое чувство, что настоящая, правильная стрельба ведется там впереди, у самого Дома, а здесь играют. Вокруг были напуганные люди. Они стояли, сориентировавшись на белый дом.
Щелкнуло и перестало.
Мы двинулись дальше, ища штаб пожарных. Теперь мне странно, что подполковник Сергей Перепелкин*, мой знакомый по недавней публикации о пожарных, с такой легкостью сказал мне по телефону: "Вы поезжайте и покажите удостоверение. Проберетесь"#. И я еще захватила коллегу.
Люди тянулись к Дому, как завороженные, как бы сказать мягко. Они усеяли крыши всех ближайших домов, и можно было видеть, как общительная девушка машет руками и свешивают голову парнишки.
Было тепло, ясно в небе и кто-то сказал, что ХОРОШО, мол, как, а? Мы продвинулись еще и увидели, что поближе нас подъезжают западные марки и из них выходят, помимо господ, девушки в белых и иных рейтузах.
Вдруг защелкало-защелкало-защелкало. Мы успели попрыгать в густые кусты, где валялось много разного хлама. Тут шарахнуло, и через мгновение повалил беленький дымок, виясь около окон бункера. Человек сказал нам, что это как раз и означает, что СТРЕЛЯЛИ ТУДА. Я спросила, откуда он знает. Он важно промолчал. Еще щелкнуло. Потоми был сильный направленный в бункер орудийный залп, и забилась в истерике сигнализация в иномарке рядом с нами. "Давно так орет", сказали нам про машину. Люди были неподвижны, а штаб, искомый нами, был вот-вот, близко. Тут вся толпа радостно побежала вперед, к Дому, где начиналось интересненькое, и мы были захвачены этим бегом на лучшие места. Люди перевешивались с перил въезда к мэрии и теснили друг друга, уплотняясь. Ирина сказал им: "Что дают?"
... и в этот момент толпу рвануло назад, потом снова вперед, потом все разом побежали куда-то. Я обернулась и увидела, что на всех нас, удирающих, и замешкавшуюся меня несется сильно озверелый ОМОН, а впереди всех человек, замахнувшийся прикладом, матерясь и как бы получше приноравливаясь. Нас прижало к перилам, Ирина крикнула мне: "Прыгаем!", но у меня была проблема с узкой юбкой, между тем как те, кто стоял внизу, наоборот, карабкались наверх, как маньяки, и улыбались нам красными лицами, а мой толстоватый омоновец уже подскакивал, я прыгнула, и кто-то подхватил меня, сказав "ух", и Ирина сказала мне ХВАТИТ.
Это был момент после приезда Аушева, ультиматума и произнесенного на весь мир корреспондентской Си-Эн-Эн БОЖЕ МОЙ, БОЖЕ МОЙ, что многие у телевизоров восприняли как знак того, что Руцкой публично застрелился, но то была реакция на сообщение о пятистах трупах внутри Дома, после чего мы и поехали-то сюда.
Солнце было восхитительным, как мягкий янтарь.
Ирина сказала ХВАТИТ, мы прошли назад, но встали опять, как вкопанные поскольку народ сильно друг с другом общался, без надрыва, но с желанием общения. Люди говорили, что "все говно", что "теперь начнется то же, что и было, только не поедут на съезд в Швейцарию", и что "а не кажется ли вам, что теперь вообще будет террор". И опять все стало напоминать советские выборы или День конституции пятого 5 декабря. Мы прошли немного, когда нас остановил некто, сказавший НЕ СТОЙТЕ ЗДЕСЬ, ВЫ МИШЕНЬ ДЛЯ СНАЙПЕРОВ.
Что было потом, почти непонятно.
Началась стрельба по людям? Били снайперы сверху? Стреляли по-над головами? Откуда стреляли? Прицельно или нет?
Люди повалили во дворы. Там, во дворах, они сталкивались с бежавшими оттуда, куда направлялись они. И все кричали СНАЙПЕРЫ.
Мы, с несколькими еще, встали около грузовика в замершем дворе, перескочив через металлические оградки: мы летели вниз, во двор, а сзади, казалось, догоняет тошнотворное щелканье.
Ирина потом говорила мне, что было чувство потерянного управления своей жизнью. Мы прижались к грузовику. Потом двое, машинально прикрываясь ладонью, шмыгнули вперед, но там был забор.
Мы были заложниками двора. Ирина сказала, что самое страшное будет в темноте. До темноты оставалось, может быть, полчаса, может быть, чуть больше. Опять во двор вбежали люди, которых мы уже видели. Мы сунулись было, но были остановлены мужчинами,. сказавшими, что СНАЙПЕР НЕ ТАМ, А ТАМ. Мы рванули в щель между железными красными гаражами и встали ненадолго там, распластавшись в щелях.
Когда мы выскочили на Садовую, стрельба как бы забесновалась, и люди просто бежали, как в вате. Мы прижались к дверям закрытой аптеки. Потом человек пятнадцать сгрудились у очередного грузовика. Откуда велась стрельба? Холостая? На поражение? Газовая?
Вот где было жутко. Люди бежали и их било о стены, как прибой. Потом мы купили две "пепси", отпили и поставили на землю. Я сказала: "Давай пройдемся по Старому?" Но Ирина сказала: "Могут стрелять и там". В метро было тепло и грязно.
Так в Москве началась война, называемая СНАЙПЕРЫ В ГОРОДЕ.
Фактически она началась с двух убитых выстрелами из гостиницы "Мир". Уже тогда можно было оповещать город. Но больше всего убитых было в описываемый мной день, и каким чудом мы живы - не знаю.
