КОНТЕКСТ
П. З.
Элита и контр-элита
Элита переводится как "избранные" - иначе расставляя акценты, "выбранные". А когда речь заходит о выборе, встает вопрос о субъектности, целеполагании и критерии выбора. Кем выбранные? Для чего выбранные? Как выбранные?
"Элита общества" - несколько уточняет субъектность. Но остается вопрос "зачем?", без которого невозможен и ответ на вопрос "как?". Нам представляется, что элита, будь то интеллектуальная, военная, духовная, любая другая - отбирается обществом для того, чтобы защищаться: не случайно первой элитной группой исторически были воины.
И мы утверждаем: функция элиты именно в том, чтобы "ловить черную кошку в темной комнате" общества, изначально исходя из того, что ее там может и не оказаться; но доподлинно наперед этого никто не знает, поскольку комната темна и кошка - черна.
Собственно, выбор механизмов ограничения элиты есть выбор общественного строя. Демократически мыслящей элите наиболее близки технологии демократии, как механика контроля "избранных" со стороны собственно не-элиты (где и проясняется кто, кого, посредством чего и, главное - зачем избирает).
Но отличает элиту прежде всего ее внутренний выбор, в пользу ответственности за судьбы того сообщества, "элитой" которого она и является. Внешнему выбору, пополняющему состав национальной элиты, осуществляясь через механизм голосования, либо через механизм "оплаты", либо через эквивалентные механизмы, обязательно предшествует внутренний выбор.
Это обрекает элиту, ставящую на демократию, на ей специфически присущий драматизм: роль требует от нее уметь объяснять свои решения не-элитам, то есть "рядовым", с внешней (относительно элиты) точки зрения, людям. Элита добровольно идет на этот драматизм - если, конечно, она рефлектирует и трезво отдает себе отчет в том, что делает, зачем и для кого.
Естественно, объяснить можно не все и не всегда; объяснимость действий во многом зависит от зрелости политической интуиции граждан. Из этого следует, что быть представителем элиты общества - занятие не для слабонервных, и если в элиту попадают неврастеники, это ставит всю ее под бой.
Но тогда уж попадает "под бой" и все общество. Оттого элита, как система, концентрирующая всю полноту ответственности за судьбу общества, должна (лучше сказать - вынуждена) защищаться от тех, кто, движимые сочетанием безответственности и невроза личной значимости, пытаются в нее проникнуть: здесь помнят, что "благими намерениями вымощена дорога в ад". Что уж говорить о "супер-элите" - о тех, кто готовит решения для элит? Естественно, что любой человек, претендующий на вхождение в состав элиты и, тем более, в узкий круг "супер-элиты", добровольно принимает, как свое, то драматическое положение, которое отныне будет содержанием его жизни. На него ложится и ответственность за то, чтобы доказать элите свою готовность и право быть принятым в ее состав.
Наше рассуждение подразумевает и еще одно следствие: умный, талантливый и честный человек вовсе не обязательно должен (и может) быть включен в элиту и востребоваться ею. Защищая себя, элита часто жертвует количеством ради качества внутренней сплоченности, крайне необходимой на кризисном этапе развития общества: она теряет на этом, но теряет осознанно.
Не следует понимать это таким образом, что элита вся состоит из железных людей, склонных к насилию. Например, представители Церкви входят в элиты западного мира; хороший пример здесь - военный каппелан в армии США. Каппелан связан тайной исповеди и - не менее - собственным выбором пути в армию как институт насилия. И только он сам решает (внутри себя) повседневный конфликт между заповедью "Не убий" и профессией его паствы. Этот пример в резкой форме иллюстрирует вышеизложенные тезисы. Могут быть и другие, более мягкие. Но именно резкие примеры служат наилучшими иллюстрациями.
С другой стороны, человек может ощущать себя неготовым к внутренней мобилизации в "действующую армию" своей нации, независимо от того, о холодной войне или о горячей речь. Для его нежелания есть много веских причин: например, этическое неприятие государственной и служебной тайны, неумение мириться с "поли-правдивым" режимом всякой власти и, наконец, просто отрицание иерархии - то есть, непризнание данной элиты - элитой.
Собственно, моральные свойства национальной элиты зависят от того, насколько осознан драматизм выбора каждым отдельным человеком из ее состава. В то же время, элите жизненно необходимо существование не интегрированных в нее лидеров гражданского общества. Жесткое давление этих "слабых людей" и имманентная ему борьба заставляет элиту наращивать внутренний динамизм, не окостеневая и не становясь средоточием тормозящих страну начал.
*
Когда же речь заходит о формировании современной контр-элиты, актуальность всех вышеизложенных требований только возрастает. Усиливается и ответственность каждого претендента на место в контр-элите. Связано это прежде всего с тем, что ранее сформированные в России элиты характерны грубостью средств противодействия (что наглядно демонстрируют последние события), и притом крайне скупы на рефлексию - что не секрет для любого, кто наблюдает их изнутри.
Исходя из вышесказанного, на первый план выступает инициатива союза с контр-элитами тех представителей интеллектуальных кругов, кто, располагая достаточным интеллектуальным ресурсом, не интегрированы в систему принятия решений и стремятся к повышению оценки и стоимости собственного труда. Для таких интеллектуалов инициатива контр-элиты важна тем, что, не накладывая на них существенных ограничений, позволяет им спроектировать такой социальный состав элиты, которым их труд будет затребован и адекватно оценен.
А на (естественный) вопрос о том, будут ли претенденты восприняты сообществом интеллектуалов в качестве "своих", и почему, есть простой ответ: как показывает опыт, молодые новобранцы контр-элиты, более склонные к "холодным войнам", чем к горячим, не убивают своих и за такие проступки, десятой доли которых хватает современным хозяевам положения, чтобы уничтожить кого угодно.
