СВЯЗИ
Р у с с к а я А м е р и к а
Лев Сигал
Бесплатный сыр, или Америка на вкус
Кого не поражала щедрость заокеанских обитателей, направо и налево раздающих свои "гранты", ничего не требуя взамен? Цветите, юные, укрепляйтесь телом во имя демократии в ваших дальних странах!
Кто из нас, жителей страны, именуемой "бывшей" и "этой страной", откажется от бесплатной поездки в США? Дышать свободою и пить виски с содовой сюда спешит народ со всей большой Земли...
Привалило счастье и мне. Старший товарищ свел меня, молодого московского журналиста, с Джимом Дентоном, президентом американской организации National Forum Foundation. Этот фонд устраивает трехмесячные стажировки в США для тех восточноевропейцев, кого он именует в своих рекламных проспектах "многообещающими восходящими лидерами". Иными словами - для журналистов, политиков и чиновников не старше сорока лет, владеющих английским. "Это самая большая и, по многим оценкам, самая успешная программа такого рода в США", - без ложной скромности (она не в чести у американских организаций) сообщает о себе Фонд.
Главные источники финансирования - деньги, выделяемые Конгрессом США; плюс ряд частных фондов.
Мистер Дентон поинтересовался, о чем я пишу (это называется "интервью"), и под конец беседы обещал включить меня в свою программу... Я уже забыл о заокеанских друзьях-покровителях, как в конце апреля прибыло извещение с предложением срочно оформлять визу, чтобы вылететь в начале мая. Перед этим правда, надо было подписать соглашение. Оно выглядело мрачновато: "Я понимаю, что от меня требуется... заранее сообщать начальству обо всех деловых встречах вне программы... в письменном виде просить у директора программы разрешения на любые поездки за пределы Вашингтона... если мне будет предложено публично выступить где-либо, сообщать директору программы в письменном виде о времени, месте и теме выступления... только Фонд решает, где мне проходить стажировку". Разумеется, я подмахнул эту бумажку, по российской привычке легкомысленно относиться к формальностям.
РАБОТА
Меня на месяц отправили в штат Вирджиния, в местную газету. Она пользовалась неплохой репутацией, но освещала исключительно события на уровне полумиллионного города, тогда как моя профессиональная сфера - политическая журналистика.
Существует мнение, что количество зла в мире не уменьшается - оно хитроумно принимает все новые и новые формы. Добившись свободы во взаимоотношениях с государством, американец, насколько я могу судить, остается порабощенным своим работодателем.
У меня сложилось впечатление, что положение на рынке труда сейчас сложное, а на рынке интеллектуального труда так и вовсе скверное. В Норфолке едва ли не все сотрудники местной газеты, где я проходил стажировку, были приезжими: некоторые прибыли даже из таких городов как Нью-Йорк, Вашингтон или Филадельфия, поскольку там они могли найти работу лишь в совсем крошечных газетах. В сегодняшней России многие молодые интеллектуалы делают головокружительную карьеру. В Америке продвинуться куда сложней.
Порой кажется даже, если просто попросить денег, это будет принято американцем более благосклонно, чем просьба о помощи в трудоустройстве. Кстати, вопреки уверениям в собственной жадности, американцы содержат огромную армию нищих. Молодой рослый парень, обычно чернокожий, может запросто подойти к вам со словами: "Не найдется лишней мелочи, сэр?" или "Не случится ли Вам дать мне доллар на сэндвич?"
В России типична ситуация, когда друзья звонят тебе и говорят: "Старик, мы затеваем новое дело, нужны твои мозги". В Америке необходимо обивать пороги с пачкой характеристик с прошлого места работы. На работу принимают, как правило, с испытательным сроком и, разумеется, от кандидата наряду с прочими достоинствами ожидают лояльности и преданности боссу. Например, компания "Шеврон", отправляя своих сотрудников на нефтяные разработки в Казахстан, требует от них подписания контракта, содержащего обязательство воздерживаться от сексуальных отношений с местным населением (кстати, это же до недавних пор требовалось и от работавших в Москве американских дипломатов). По малейшему доносу сотрудник безжалостно увольняется: многие организации имеют свою маленькую контрразведку, да и вообще "стук" там не считается делом настолько зазорным, как у нас.
Мои американские знакомые подтверждали верность моих наблюдений и соглашались, что нередко босс позволяет себе вторгаться в частную жизнь подчиненных и вообще ведет себя как феодальный сюзерен.
-- Но, -- говорили они, -- ты можешь послать босса к черту.
-- И пойти на улицу греметь банкой с мелочью, -- продолжал я.
-- Что ж, быть может, так ты сделаешь куда больше денег!
Разговор заканчивался общим смехом.
ПРАВА
Советским пpопагандистам жилось в общем-то легко: чтобы слепить отталкивающий обpаз совpеменного капитализма, достаточно было пеpесказывать тамошних либеpалов, всего лишь умалчивая о некотоpых пpиятных стоpонах заокеанского бытия. Что касается положения дел в области гpажданских свобод, то пpименительно к эпохе начала холодной войны самая pезкая кpитика, похоже, была обоснованной. Наши пpопагандисты пpосто не обpащали внимания на тот колоссальный пpогpесс, котоpый пpоисходил здесь с течением лет. (Впpочем, pавно как и их "тpубадуpы холодной войны", до самых последних лет pисовавшие либерализовавшееся советское общество чеpез "Аpхипелаг ГУЛАГ" и "1984").
Но уже в 1969 году Верховный Суд США доступно объяснил нижестоящим судам, что одно дело - призывы к насилию, адресованные людам, реально ждущим сигнала с оружием в руках, а другое дело - bavardage sanglant активистов крошечных радикальных групп. С тех пор абстрактная революционная пропаганда рассматривается как форма проявления свободы слова и, следовательно, дело неподсудное.
Иными словами, наша статья 70 - даже в ее посткоммунистической редакции: "призывы к насильственному свержению строя" - выглядит архаично. Это в Москве либералы подталкивают прокуратуру сажать за фразы типа "оккупационное правительство" и "зреет пламя народного гнева".
Нет в США и уголовного преследования за разжигание межнациональной розни - с тех пор, как в 1974 году Верховный Суд отметил, что в Конституции нет понятия "ложная идея". Дискуссии возникают вокруг случаев исключения из университетов студентов и профессоров за высказывания, оцененные как проявление расизма, сексизма или гомофобии. Но в уголовном порядке никакие вообще политические высказывания ныне ненаказуемы: ни призывы к насильственному свержению строя, ни разжигание национальной (а тем более "социальной", как в нынешнем российском законодательстве!) розни. Вполне резонно считается, что на слово следует отвечать только словом. То есть, свобода слова означает абсолютное право граждан переругиваться с властями и между собой, не пуская в ход кулаки. Поэтому в Америке нет и запрещенных организаций: и Кук-клукс-клан, и "черные пантеры" действуют легально, хотя и имеют проблемы с властями.
Пожалуй, ярким и свежим примером этого является судебное дело "Христианские рыцари невидимой империи "Ку-клукс-клан" против округа Колумбия".
28 октября 1990 года Ку-клукс-клан пожелал провести в Вашингтоне марш по авеню Конституции: пройти одиннадцать кварталов от мемориала Вашингтону до Капитолийского холма. Власти округа Колумбия порекомендовали ку-клукс-клановцам ограничить свою прогулку четырьмя кварталами. Резон очевиден -- немало людей намеревалось намять расистам бока, и для их защиты требовалось отмобилизовать весь личный состав местного, выражаясь по-нашему, РУВД. Разумеется, у полиции не было охоты подставлять свои головы. Но Ку-клукс-клан обратился в суд, а судьи дали добро, и шествие состоялось.
Двадцать семь ку-клукс-клановцев прошли под охраной трех тысяч полицейских, защищавших их от гнева примерно тысячи контр-демонстрантов. Летели кирпичи, пострадали восемь полицейских и шесть контр-демонстрантов, впрочем, все отделались легко.
В течение 1992 года, когда у нас московские власти били коммунистов и патриотов, Федеральный апелляционный суд рассматривал дело в принципе. Было определено, что мотив ограничения, которое пытались наложить власти округа Колумбия -- возможность насильственных действий со стороны контр-демонстрантов -- не являлся нейтральным по отношению к предполагавшемуся выступлению авторов заявки, как требует того закон. Плюс к этому отмечалось, что Капитолийский холм, как и парк Лафайета перед Белым Домом, является публичным форумом, подобным британскому Гайд-парку, т. е. местом, где власти не могут запретить кому-либо проведение "массовых общественно-политических мероприятий". Суд, кстати, постановил, что власти не в праве по своему усмотрению лишать статуса публичного форума места, которые традиционно таковыми являлись.
Если в демократической России запрещают проведение митингов на Красной площади, у них же подобные места, напротив, считаются публичным форумом, где право митинговать никак нельзя ограничить. Представим себе, что двадцать семь коммунистов собрались помитинговать, а тысяча "демороссов" вознамерилась их поколотить. И Лужков выставляет три тысячи милиционеров для охраны "красно-коричневых"! Фантастическая сцена, не правда ли?
ФОРМАЛЬНОСТИ
Я до сих пор плохо себе представляю, зачем на нас расходовались денежки американских налогоплательщиков. Среди русских стажеров не было идейных борцов за проамериканский курс, одни, так сказать, прагматики. Зато бывших восточноевропейских союзников представляли преимущественно активисты правых партий. Вплоть до Мариана Мунтяну, лидера румынской молодежной политической организации "Движение за Румынию". Люди Мунтяну официально объявили себя преемниками "легионеров" 30 - 40-х годов - румынских штурмовиков, известных преследователей евреев, венгров и цыган...
Месяц в Вирджинии я пробыл в блаженном отдалении от своих вашингтонских покровителей. Они напоминали о себе только письменными инструкциями типа: "Когда живете в американской семье, ведите себя в первую очередь так, как вам подсказывает здравый смысл... Согласуйте время пользования душем с другими обитателями дома... Табачные изделия и алкогольные напитки вы должны покупать себе сами... Помните, что вы остановились у друга, а не у лэнд-лорда или суверена ...".
Однажды позвонила Кэтрин, директор программы, и сообщила, что еще в Вашингтоне, где все стажеры провели первую неделю, товарищи по группе жаловались на меня. Она отказалась объяснить, кого же и чем я смог обидеть, а лишь заявила: "Ты должен быть более вежлив и относиться к людям дифференцированно". Я сразу почувствовал себя моложе - словно нахожусь в пионерлагере и получил замечание от пионервожатой. Стал расспрашивать знакомых американцев: "У вас что, так принято? У вас до седин воспитывают человека, как дитя?" Одни отвечали, что американцы - это взрослые дети. Некоторые же признавали, что вашингтонский истеблишмент воспринимает людей из Восточной и даже Западной Европы как "младших братьев по разуму", которым нужно "привить демократию". А уж если они платят за тебя пусть даже небольшие деньги...
Вообще, американец окружен инструктивными надписями типа: "Не въезжать, нарушителями займется прокурор". Среди таких надписей, именуемых "предупреждениями", особенно сильное впечатление производят те, что встречаются во многих магазинах: "Мелкая магазинная кража -- это не шутка, это преступление. Не рискуй!" или "На тебя смотрит камера. Даже и не пробуй!". Здесь, видимо, и взрослого человека считают существом неразумным, так как, например, в офисе норфолкской газеты в туалете красуется надпись: "Вспомни о товарищах по работе и вымой руки после посещения уборной."
Кстати, Петр Вайль и Александр Генис, упомянув в своей книге "Американа" советские служебные характеристики, совершенно забыли об американских! Но если у нас такие бумаги составляли спустя рукава, по трафарету, то американец обычно творит сущую оду. Стоит ли удивляться страсти моих спонсоров по части письменных анкет и инструкций, коими щедро снабжают восточноевропейских гостей?
...Вторую часть стажировки мне было определено проходить в журнале Policy Review, издаваемом другим известным фондом - Heritage Foundation, Фондом Наследия. С этой организацией у моих патронов были довольно тесные отношения. Фонд Наследия известен в США как крайне консервативная организация. Весной 1993 года фонд открыл свое отделение в Москве и всемерно поддерживает наших "шокотерапевтов".
ЖАЖДУЩИЙ СЛАБОЙ РУКИ
В первой же беседе с главным редактором Policy Review Адамом Мейерсоном я счел необходимым отметить, что наши взгляды во многом расходятся. Я сам считаю себя в определенном смысле консерватором, и мне представляется, что безоговорочная поддержка Фондом Наследие группировки Бориса Ельцина вступает в противоречие с консервативной методологией.
В среде российской либеральной интеллигенции уже семь лет в моде идея авторитарного пути к современному демократическому обществу с рыночной экономикой. Мэтром здесь признан Андраник Мигранян, в определенной мере к формулированию данного проекта приложил руку также Игорь Клямкин, а затем и многие другие известные политологи.
При Горбачеве интеллигентские чувства были двойственными. В 1988 году Клямкин признавался мне, что в нем борются совесть демократа и разум аналитика. Отдал дань такому умонастроению и автор этих строк. В начале 1991 года я связывал перспективу прогрессивного развития при сохранении системной стабильности с тандемом Горбачев - Павлов, наивно делая ставку на самую безнадежную лошадь (см. "Похитители сабинянок" "Век ХХ и мир" N 4, 1991).
Ныне концепция "авторитаризм во имя прогресса" фактически получила статус официальной идеологии: ее приверженцами объявили себя едва ли не все российские государственные деятели высшего ранга, об официозных средствах массовой информации и активистах пропрезидентского блока излишне даже говорить.
И чем далее заходит процесс превращения рассуждений о "твердой власти" и "сильной руке" в общее место, тем яснее становится, сколь беспредметны любые разговоры о силе или слабости власти, если они не соотнесены с проводимой данной властью политикой. Очевидно, что авторитарная власть, позволяющая придать процессу трансформации эволюционный характер - это одно, а нацеленная на ускоренную радикальную ломку социальной системы - нечто прямо противоположное.
Совершенно очевидно, что за последние полгода резко усилились позиции радикалов в окружении Ельцина. В известном смысле можно говорить о "партии", оказывающей давление на президента: президент колеблется, партия продолжает давить. Люди этой партии по традиции все еще именуют себя демократами, но сегодня это звучит совершенно по-орвэлловски.
Что касается проектируемой формы правления, то я бы назвал ее бонапартистской, подразумевая под бонапартизмом плебисцитарную монархию. Прямая демократия используется как оружие в борьбе с парламентаризмом: на протяжении всей мировой истории правители постоянно прибегали к помощи политически пассивного большинства для подавления политически активного меньшинства.
"Партия президента" (более пропрезидентская, чем сам президент), руководствуясь куда скорей рассудком, нежели чувством, делает ставку на "наивный царизм" - утверждение, что это имманентная черта русской души, воспринимается большинством интеллигенции как хрестоматийное общее место. Преимущественно на этом была построена проельцинская предреферендумная пропаганда с плакатами типа: "Порядок без съезда или съезд беспорядка?" или "Порядок в стране - это твердость власти" (последний сопровождался изображением увесистого начальственного кулака). Демократы создают себе на Западе имидж "партии порядка", но как еще объяснить тамошнему большинству эти попытки инвертировать сталинистские чувства и усердно подогреваемую официозной пропагандой традиционную парламентофобию?
"Партии Ельцина" нужна авторитарная, единоначальная власть, чтобы ликвидировать консервативную оппозицию в лице старой хозноменклатуры - директоров госпредприятий, являющихся, собственно говоря, ведущей социальной группой в сегодняшней России. Найти с ними общий язык на базе эволюционного развития правительство не желает.
Да, революция -- это не обязательно насилие. Но в любом случае попирание права в высшей мере провоцирует хаос. Если высшее должностное лицо заявляет: "Я этой конституции не присягал", то для всех граждан теряют законную силу любые правила и нормы. Наш цивилизационный уровень враз опускается ниже уровня вавилонян, которым царь Хамураппи дал писаное право (напомню, это было в XVIII в. до н. э.). В этих условиях достойно восхищения наше с вами, сограждане, благочиние и кротость. Нас удерживает уже не закон, а только мораль.
Социально-политическая повседневность заставляет открывать заново некоторые очевидные, с точки зрения теории, вещи. Ей-Богу, безопасней иметь слабую, безликую, демократическую власть и малоэффективный парламент, чем диктатора, твердой рукой ведущего страну по пути авантюр. Вы говорите: "Нельзя вырывать баранку у шофера", но уж пусть лучше машина вовсе стоит на месте, чем, ведомая одержимым, несется в пропасть.
САНКЦИИ
Признаюсь, я нарочно провоцировал собеседника на прямую полемику - мне хотелось проверить янки на толерантность.
В ответ г-н Мейерсон предложил мне оформить сказанное письменно в виде тезисов. Затем он обещал продемонстрировать эти тезисы экспертам, которые постараются меня переубедить. В действительности же он задумал начать с нехитрого оперативного мероприятия.
На следующий день г-н Мейерсон познакомил меня с соотечественницей, работающей в Фонде Наследия по трехгодичному контракту. Галина Ивановна - молодая симпатичная особа, координатор каких-то программ какого-то обмена, - ужасно заинтересовалась моей персоной, и засыпала меня вопросами; о себе при этом рассказывала неохотно. Пересказывать свои воззрения, только что изложенные ее шефу, я не стал, да и грустно было спорить с молодой барышней о политике. Но своих спонсоров я коротко охарактеризовал, сказав, что NFF, видимо, полуофициальная организация, если судить по источникам финансирования, и что своим влиянием она во многом обязана авторитету отца г-на Дентона - известного сенатора-республиканца... Это не было критикой, хотя легкий налет обычной для меня иронии, вероятно, присутствовал и здесь.
...Уже на следующее утро я был вызван "на ковер" к г-ну Дентону. Босс сообщил мне, что г-н Мейерсон считает невозможным сотрудничество со мной, так как я "являюсь оппонентом их политики в России", и выражает недоумение, отчего ему прислали "этого парня". Но что Дентона буквально взбесило, это характеристика возглавляемой им организации, данная мной в разговоре с русской мадам (президент не постеснялся прямо указать источник своей информации).
Мне был устроен настоящий разнос. Г-н Дентон особо подчеркнул, что и прежде как из Вашингтона, так и затем из Вирджинии ему поступали на меня "многочисленные негативные сигналы". Я просил объяснить, в чем же конкретно мой грех, если не считать несогласия с политикой Фонда Наследие и характеристики спонсоров, быть может, ошибочной, но данной без всякого умысла, к тому же в неофициальной беседе.
"Ты не должен быть высокомерен, ты не должен думать, что ты такой умный - вот в чем состоит твой проступок", - прозвучал ответ. Иначе говоря, я был обвинен в мыслепреступлении.
Что же до "высокомерия", то не знаю, о каких эпизодах докладывали боссу, но у меня никогда не было привычки скрывать несогласие с начальством. При старом советском режиме вызывали "на ковер" без азарта, для галочки - тоталитаризм 80-х я застал уже при последнем издыхании. В новые времена я и вовсе потерял бдительность. В августе 1991 года, работая в газете "Коммерсантъ", я отказался печатать проельцинские агитки, заявив коллегам, что для меня весь этот "путч" - борьба Вельзевула с Люцифером. И никто из коллег не высказал ни единого упрека, не говоря уже о каких-то административных репрессиях.
После изложенного разговора г-н Дентон явно стал искать повод распроститься со мной. Через день обнаружилось, что я отправляюсь на деловую встречу, будучи не при галстуке. Поспешно признав свою оплошность, я тем не менее снова был приглашен к боссу. Распекание на тему галстука продолжалось сорок минут (следил по часам). Лейтмотив: "Я научу тебя свободу любить".
- Я уже многократно повторял свои извинения по поводу галстука и сказал, что приму Ваше замечание к сведению. Что еще? Могу ли я быть свободен?
- Ты сказал: "Я приму это к сведению". Это значит, что ты просто хочешь, чтобы я от тебя отвязался.
- Моя ошибка в том, видимо, что я не выучил как следует Устав ВМС США.
На следующий день мой патрон отправился в Европу - я же на протяжении всего пребывания в США мечтал посетить Нью-Йорк, чтобы наладить сотрудничество со своими знакомыми из еженедельника "Нэйшн" и некоторыми политическими активистами. И я уехал в Нью-Йорк, передав через соседа по комнате сотрудникам Фонда записку с указанием номера телефона, где собирался остановиться. Я прекрасно понимал, что теперь уже явно нарушаю условия соглашения, и дарю прекрасный повод сделать оргвыводы. Действительно, в Нью-Йорк мне позвонил торжествующий сотрудник Фонда и сообщил, что я официально исключен из программы и дата вылета в Москву на моем билете изменена на послезавтра. Так вот я вновь, как говорится, обнял березки...
РАЗОБЛАЧЕНИЯ
Что движет тем, кто стремится в Новый Свет? Желание испытать себя, как и покорителями Эвереста.
Когда знакомишься с чем-либо новым, субъективные оценочные суждения находятся в обратно пропорциональной зависимости от уровня ожиданий. Как закоренелый скептик, я отправлялся в Америку с весьма невысоким уровнем ожиданий. Быть может, поэтому в целом впечатление осталось неплохим, а если отбросить брюзжание и позерство, то многим я просто восторгался.
Психологическая готовность к встрече с негативными явлениями в этой стране вырабатывается в беседах с "простыми американцами". Как мне показалось, типичный американский интеллектуал (он же в норме и либерал) склонен наговорить столько гадостей об Америке и американцах, что это сопоставимо даже с легендарным русско-еврейским мазохизмом. И тогда, после бесконечных сетований на американское невежество в условиях географической изолированности уже не шокируют встpечи с людьми, никогда не слышавшими слова "Азеpбайджан", не имеющими даже самого пpиблизительного пpедставления о количестве жителей России (да и США тоже), не знающими, стоит ли Москва на моpском беpегу и из России ли Гоpбачев. Напротив, - поpажаешься, слыша: "Я сейчас читаю Достоевского", "Изучал в школе "Войну и миp", и вовсе пpиходишь в умиление, когда иной встpечный алкаш может пpобоpмотать по-pусски: "До свидания!".
Зато есть мощные правозащитные организации, например, Американский Союз За Гражданские Свободы (ACLU). Активные участники антирасистского движения 60-х, они сегодня защищают любые идеологические меньшинства, включая Ку-клукс-клан, если находят, что власти как-либо ущемляют эти меньшинства в праве на участие в политической жизни. Две тысячи адвокатов-членов этой правозащитной организации (штатных работников из них только шестьдесят шесть) готовы бесплатно вести те дела, где они усматривают попрание властями прав человека, невзирая на то, идет ли речь о "черных пантерах" или о ку-клукс-клановцах. Адвокаты-евреи защищают фашистов, поскольку считают, что государство может зайти слишком далеко, если позволить ему ограничивать ненасильственное политическое самовыражение граждан. (И уж вовсе не вписывается в американское понимание правозащитной деятельности энтузиазм московских "антифашистов", засадивших за решетку Константина Осташвили нарочно по политической статье, не пожелав видеть в его действиях тривиальное хулиганство. Тем, кто говорит о необходимости ликвидировать в зародыше источник "коричневой чумы", американцы напоминают о существовании в Веймарской республике законов, каравших за антисемитизм).
Словом, иногда доходило даже до того, что за Амеpику в известном смысле заступался я. Все-таки гpажданину ельцинской РФ, стpаны без сpеднего класса, тpудно воспpинимать жалобы на имущественную поляpизацию в США, где рынок как раз напротив явно ориентирован на массового потребителя. А когда тебе называют "катастpофические" цифpы: за последние двадцать лет уpовень жизни амеpиканцев в целом упал на пятнадцать пpоцентов, тpудно удеpжаться от смеха (дурацкого смеха, конечно). Даже по поводу сеpвиса амеpиканцы бpюзжат точно также как мы. Словом, по-pоссийски неуемное амеpиканолюбие, веpоятно, вызвало бы у пpиpодных янки недоумение и смех. Если сказать полушутя: "Где же ваша хваленая свобода?", ответят: "Мы свободны только платить налоги и умиpать, впpочем, похоpоны обходятся слишком доpого". Но там осознают, что дела у русских неважные, и пpи встpече считают долгом выpазить соболезнования.
Сpодненность pусской и амеpиканской душ в самобичевании я объясняю пpосто: интеллигенция обеих наций тpадиционно воспpинимает западноевpопейскую цивилизацию как унивеpсальную модель, а собственную -- как ее маpгинальный ваpиант. Евpопомания -- интеллигентская поза. Молодая женщина, в пятилетнем возpасте покинувшая Киев, pугая Амеpику, гоpдо поведала мне: "На самом деле я чувствую себя евpопейкой". Эpик Канепа, мой Виpгилий в пpогулках по Нью-Йоpку, по убеждениям социалист. Сам он уpоженец Манхэттена, но имеет отца генуэзца и мать одесситку, два года пpовел в Италии, изучая сpедневековую музыку. У меня сложилось впечатление, что его политический нонконфоpмизм изpядно замешан на его отчаянной евpопомании.
Словом, как и в стаpой России, в Новом Свете некотоpые полагают, что Paris est capital du mond: фpанцузские магазины и pестоpаны -- самые доpогие, а снобы щеголяют знанием фpанцузского языка. Оттого именно когда находишься в США, страшно хочется в Паpиж.
Напоследок один штрих, важный для холостяков. Легкомысленные романы в Америке случаются заметно реже, чем у нас. Американцы откровенней говорят о сексе, но нравы у них строже. Впрочем, и эмансипированные американки едва ли придутся по вкусу москвичам.
