ТРАВМЫ ЛИЦА
Нина Чугунова
"Кубинец"
"Если по порядку, то старшина падает, Гагарин летит, а Куба уже была? Погоди. Значит, так.
...и после учебки нас всех - в боевые роты и в Кобулети нас отправили. Когда мы пришли, салаги, ты знаешь такое слово: салаги? А там были старики и старогодки и все были националы, а среди этих националов было шесть русских ребят, а всего в роте было шестьдесят пять человек. И знаешь, эти ребята, шесть русских были хуже подметайлов. И как их использовали, а вот ты пишешь зря, потому что это ж материться нельзя. Ну, как их могли использовать? В любом назначении. Могли шмотку забрать новую. Да какие там часы! Ни у кого часов не было. Могли отдрючить. В туалете. Двое наклоняли. Вот когда нас в Кобулети отправлял наш комбат, он сказал: запомните, вы идете в национальную роту. Рядом будут санатории, рядом море, это глаз радует. Я, говорит, специально подобрал: девять ребят из Ростова. Вы, говорит, идете на войну. На какую войну? А вот ты слушай.
Как он это понимал? А потом мы-то поняли: нас на дрессировку отправили. Понимаешь, как? Он был старый разведчик. Он был наш тренер, он нас гонял, как собак. Он майор. Он был не комбат, он был начальник физо? Он с полка к нам пришел в роту. И тут он нас начал перемолачивать. На выживание.
Первая ночь. У меня новая форменка, полушерстяная. Китель. В чем в увольнение отправляют. Ну, я пришел младшим сержантом, парень весь из себя ничего. Кандидат в мастера по боксу. И уже первый разряд по боевому самбо у меня был. И вот мы пришли, двухъярусные койки, казарма. И вот я раздеваюсь, и Казбек, такой, вот такой мужик, подходит, а я сложил как по уставу положено, береточку, он говорит: ты какой размер носишь. Я устав знаю, докладываю ему, как старшему сержанту, сорок третий сапоги, какой там размер уж не помню рубашки. Плечи пошире были, чем щас. Сорок четвертый размер воротничка. Вот такая шея была. Ну, а девяносто семь килограммов весил. Вот у жены спроси, она вес мой хорошо знает, чай. Я и демобилизовался с девяносто семью, ты спроси-спроси у Томы. И вот он спокойно так у меня забирает эту шмотку. То есть штаны и гимнастерка. И занюханные портянки тоже забирает и приносит мне такое старенькое хозяйство, говорит, ты поносишь. А шлепанцы - сапоги его - уже жрать просят. Я говорю, ты, грузинская рожа, собака, ну положи назад. Прямо сказал - грузинская рожа.
Вот если бы эту заразу не включала. А то у меня не получается говорильня. И пришлось мне этого мальчика сунуть так, что три кровати двухъярусных разлетались вдрызг. Попадали верхние этажи на нижние. И началась драка. Дикая драка. Нас двенадцать мальчиков. И стали мы стеной. И дали прикурить той роте так, что она стала сразу... а мы стали в тот день националами.
Что такое националы? Это когда нас мало. А те шесть русских сразу вспомнили, что они русские. Я вот вспомнил Хачика Григоряна, с которым мы потом плавали. Мы с ним всю жизнь дружим и каждый год встречаемся. Мало нас осталось. Было девять. Осталось трое.
Драки были дикие. И вот ты понимаешь, дрались каждый вечер. Не было тихой ночи. Отбой был в десять - и начинай. Смертобойных драк не было. Драки были такие. Знаешь, а ведь ничего интересного не было, мразь все какая-то. Козу отодрали, идиоты. А светлых пятен... Не помню я такого, чтоб было очень светло. Вот почему мне трудно рассказывать. Светлых пятен нет! В каком плане нет светлых пятен... А! Есть светлое пятно! Вот светлое пятно, когда полетел Гагарин в космос. Только ты же понимаешь, он-то полетел... а мы подумали.
А ведь мы думали, что - война. Мы как раз почти что буквально уже с Кубы вернулись домой. Нас на отсидку вернули. Опять же в Кобулети. Там девки украинские чай собирали, но был еще не сезон.
...только три дня, как мы пришли с Кубы, представляете, какие нервы у нас были. И вдруг - Левитан. Как он говорил! Я уж и текст толком не помню. Мы не знали, что был приказ включить все громкоговорители. И вот ты знаешь. ВНИМАНИЕ ВНИМАНИЕ ГОВОРЯТ ВСЕ РАДИОСТАНЦИИ СОВЕТСКОГО СОЮЗА. Ты не поверишь. гад, на Кубе так не боялся. Как я испугался, как сильно испугался.
Шли на Кубу в трюмах под какой-то кукурузой - не боялся. Ну, боялся или не боялся. Там что-то другое было. Так мы шли как затравленные волки.
Да выключи ты эту хреновину. Матюкнуться не могу.
Мы только что вернулись с Кубы. Значит, психика. И вдруг ВНИМАНИЕ! ВНИМАНИЕ! И я так четко помню. Было утро. И мы шли на завтрак строем, никаких песен мы не пели. И мне было двадцать один год, то есть уже вот перед дембелем, нас же задержали на восемь месяцев и из-за этой задержки у нас два человека застрелились. И вот ГОВОРЯТ ВСЕ РАДИОСТАНЦИИ. Слушай: старшина - упал. Который вел нас. Мужик прямо с ног упал. Он не в обморок упал, а просто так у него ноги подкосились. И мне так четко стало ясно, что война - я же в дембель вернулся, домой!!! И война. И тут ПЕРВЫЙ ЧЕЛОВЕК В КОСМОСЕ, не помню что-то, текст, в общем, УЛЕТЕЛ. И все мы обмерли, строй поломался. Какой-то майор приехал. Слезы на глазах. Ты понимаешь, как мы заорали ура? Как заревели мы?
Настолько мы все тогда хотели мира, пусть хоть все националы на меня, пусть все со мной случится. Только б не было войны.
А кубинская история паскудная и трудно рассказывать. Ну, что. Ну, были мы на Кубе. Паскудная эта история, говорю тебе! Она началась в Батуми. Еще заранее для чего-то нас - отбирали, смотрели врачи! Ну ее.
Я тебе как следователю, очень коротко.
Значит, в Батуми. А честно сказать, мы и не знали, что едем.
Посадили в сухогрузы. Ну, корабль-сухогруз пшеницу возит, откуда я знаю, что он возит, дура-мать. В трюм, да! Нижняя палуба. Ну, не трюм, не трюм! Там каютки такие небольшие. Я ж не моряк. Каюты под верхней палубой. В каждой каюте положено было четыре человека. И ты хоть сдохни, ты туда кроме шести не засадишь. Нет там места.
Сам ты баржа. Это прекрасный большой корабль. Он возить может машины, может станки. Нас в каюту по восьмеро понасажали. Сколько нас всего ехало, я не знаю. Только в отсеке я и имел право находиться. Ты одного не поймешь. Ты любого моряка спроси, который служил на военном корабле. Он не знает ничего, кроме своего отсека. Была система такая. Я видел сорок человек наших. Сорок человек знаю точно. Нам разрешали воздухом пойти подышать. И все. И - все.
Повторяю. В Батуми нас погрузили в катера. Катером привезли на большой корабль. Все ночью. Нас черт те сколько грузили на этот корабль. Не было ни рот, ни батальонов, ничего. Нас, сорок человек, была команда. Рассовали нас по отсекам. И телепали мы восемнадцать суток.
Восемнадцать суток. Нет, именно такого может быть. Мы прошли Средиземное море. Гибралтара я и не видел. Да, восемнадцать! Сколько раз повторяли эти восемнадцать суток, сколько мы о них говорили, сколько считали. Пить не давали. Галлюцинаций не было. Только рвало. А потом ночью, в открытом океане, или то море было, может, там пять километров до берега, а может нет, откуда я знаю - мы перелезли уже на другой корабль.
Это был большой, так называемый противолодочный корабль.
Наименования не было. Мы болтались где-то в районе Саргассова моря. А поскольку государство Куба стоит на "тысяче островов", то пальм я не видел, городов больших не видел. Нас высаживали пару раз на какие-то занюханные острова. Год шел шестидесятый. Месяц - ноябрь. Тебе что, число вспомнить?
Боевых действий было всего четыре. Всего четыре. В одну атаку пошли - на бронекатерах нас подкинули к берегу, сказали, вон там надо точки подавить. Это были не огневые, а просто точки и все. Это значит, поселок. Нашу команду повезли на двух бронекатерах. Часа два было ночи. Первый раз. Это я запомнил, эти два ряда. Бронекатер - это обыкновенный катер, только у него есть броня - такая стальная стенка. Огонь брони не пробивает, но когда лупит, то аж вмятины остаются.
И вот они лупят, командир говорит: ребята, вы ж не фраера - встаньте с другой стороны.
И поддержка с каких кораблей дальше лупит в этот берег, он весь в прожекторах. И когда корабли стоят у берега и давят так, то там, конечно, ничего не остается. И моментально пулеметы замолчали. И мы пошли к берегу.
И мы пошли к берегу и мы им дали прикурить.
Как понимать, дали прикурить. Морской берег знаешь. А мы выходим на мелководье. Выходим и нам надо по плану пройти. И потом подняться вверх,. Ночью.
И тут в одну секунду включаются все прожектора, и мы как букашки на мелководье на берегу, ослепленные ползем.
ВОН ОНИ, ВЫСВЕЧЕННЫЕ БЕЗЗАЩИТНЫЕ, СВОЛОЧИ, ВОТ ОНИ МЫ
И пристрельным кинжальным огнем нас начали рубить. И в это время нам никто не поможет и нас ничто не спасет. Корабли не могут бить. Чем они нас могут поддержать, артиллерийским огнем? А эти нас из всех щелей лупят.
Такой был свет. Как кварц в амбулатории.
И вот тот, кто успел подбежать вплотную к скале, тот выжил. Кто замешкался, считал себя или хитрым, или смелым, тот остался там лежать трупом или его сожрали потом акулы.
Вот и все. Когда мы прижались там к стенке, там эти минуты показались вечностью. Мы пять-семь минут дали выдержки, а потом дали залп, а потом нас забрали, и все, что плавало наверху в воде, все забрали. Не мы забирали. Мы прыгнули в шлюпки, а корабли лупили и лупили, а нас забрали на бронекатера. Две недели мы никуда не ходили, отжирались-отпивались. Я не могу тебе сказать, что за ощущения были в эти две недели. ЖИТЬ-НЕ-ХО-ТЕ-ЛОСЬ. Нам до этого выпивать не давали, а тут стали давать выпивать. А вино сухое давали. Мерзкое-мерзкое. Обыкновенное белое сухое вино. Рислинг, как вода. Помнишь?
И мерзко было, и гадко, но ты понимаешь, не было такого вольнодумия, как сейчас! Ты понимаешь, МЫ Ж БЫЛИ СУПЕРКОМСОМОЛЬЦАМИ, политические с нами легко работали - мы же были сталинские выкормыши, а те сорокового года! И со мной были ребята тридцать восьмого, тридцать девятого и сорокового года. И ты знаешь, очень четко мы были закомплексованные. Маоцзедуновцы нас лучше. Нам сказать: все до единого погибнете там под пулеметами - пошли бы.
А о Кубе, а о Че Геваре мы ничего не знали. Знали: есть Фидель Кастро.
А Тома меня В АРМИЮ ПРОВОЖАЛА, ТАКИМИ СЛЕЗАМИ ПЛАКАЛА! РАЗМЕРОМ С ПАРОВОЗ! А ЗЯТЬЯ МЕНЯ ЗНАЕШЬ КАК ПРОВОЖАЛИ? КРОМЕ ПЕРЦОВКИ, ВОКРУГ ВОКЗАЛА НИЧЕГО НЕ БЫЛО - ТАК ОНИ МНЕ АВОСЕК С ПЕРЦОВКАМИ НАТАСКАЛИ БУДЬТЕ ЛЮБЕЗНЫ!
Да. Приехали мы на Кубу на сухогрузах. Это, понимаешь, мне гражданский транспорт.
Пришли мы на сухогрузах и стали в воде. А ночью подходили к берегам. А может, это не Куба была?
А?
Вот в чем весь секрет и состоит.
Да, конечно Куба. КУБА, КУДА ОНА ДЕНЕТСЯ. Конечно, Куба. А иначе, что это было? А? Если не Куба, то что это был за берег? Куда бежали? Кто слепил нас в ночи? Кто там лег? ребята!
...вот когда в Батуми вернулись... все проститутки Батуми, все девушки, все женщины этого чудесного города знали, что в о з в р а щ а ю т с я к у б и н ц ы. Они несли нам цветы и себя самих.
Дали нам на корабле ОГРОМНЫЕ ДЕНЬГИ. Я помню, что мне дали восемьсот рублей. Старыми. Аж целых восемьдесят рублей.
А дали по четверо суток увольнения.
Ведь командиры хитрые были, они знали: максимум через четыре часа вернутся все через гауптическую вахту. Почему? Потому что сразу в ближайшие кабаки. И девки нас обсели. Был огромный государственный секрет, что мы с Кубы вернулись. Но от первой до последней портовой проститутки знали, что это вернулись "кубинцы".
И что самое интересное - вот тут проявлялась чисто национальная гордость за нас. Наша национальная советская гордость. Вот мы садимся четверо. Четверо девок подходят: МАЛЬЧИКИ, МЫ ЖЕНЩИНЫ ЧИСТЫЕ, МЫ ПРОВЕРЕННЫЕ, МЫ СЕГОДНЯ ВАШИ ДО УТРА, МЫ ВАС СЕГОДНЯ УГОЩАЕМ, ХОТЬ У ВАС И ДЕНЬГИ ЕСТЬ, ТОЛЬКО НЕ НАПЕЙТЕСЬ.
Они понимали: люди проболтались в море шесть месяцев! Ты же не представляешь, какие мы вернулись мужики. Вот такие рожи. Ну, представляешь, Я СОШЕЛ НА БЕРЕГ - СТО ЧЕТЫРЕ КИЛОГРАММА ВЕЛИ. Мы занимались на корабле перетягиванием каната, драили палубу, ну хоть чем-то нас занять.
Ну, и нахапали мы проституток, пошли жрать. Ну, какие, мать, рестораны? Хинкальные это называется.
И грузины, хозяева уникальные, кричали: кубинцам - бесплатно!
И вот что я тебе скажу с последней прямотой. О женщине. И я тогда, и всегда с тех пор знал, женщина - это любовь. Если ты за любовью победить не смог - отвали. Ты лучше сразу от нее отвали, представляешь, что это такое - за восемнадцать километров по бамбукам и по ущельям ходить в самоволку к девкам? Это я про Кобулети тебе тебе рассказываю. Где у этой хреновины кнопка выключать?
Я до армии и в армии женщины не имел. К тем украинским девкам мы ходили защищать их, то есть, разумеется, драться. Драться было нашей профессией. Мы после Кубы к этой профессии вернулись, как вдруг однажды идем на завтрак, а старшина со всех ног падает наземь, и Гагарин полетел.
