Век ХХ и мир.1-95.WinUnixMacDosсодержание


ОСВОБОДИТЕЛИ

Симон Кордонский
Интеллигент на рандеву

Введение

Проблемы и темы, составляющие содержание отечественной интеллигентской жизни, не чужды современному иностранцу, но преимущественно на этапе социального созревания, до приобретения социальной стабильности. В недемократических государствах интеллигентность, по общему мнению, существует скорее как стадия индивидуального развития людей, принадлежащих к среднему классу, чем как самостоятельное социальное явление. В целом собственно политическую активность национальной интеллигенции можно рассматривать как симптом неблагополучия в отношениях между государством и обществом. Естественно, что именно сейчас, когда кризис российской государственности и роль интеллигенции в нем очевидны, хочется понять, почему российские интеллигенты уже в который раз оказываются лидерами в движении по замкнутому историческому кругу.

Данное эссе скорее философское, чем социологическое, и не претендует на всеобъемлющее эмпирическое описание феномена интеллигентности.

Генезис интеллигенции

Социальная интеграция в таких недемократических государствах, как Российская империя и СССР, обеспечивается преимущественно силой, однако грубая сила оказывается неэффективной в том случае, если не осознающая своих границ власть претендует на некую степень участия в мировом политическом, технологическом и экономическом процессе. Для того, чтобы обеспечить свои позиции в мировом сообществе, необходимы, кроме прочего, специалисты - экономисты, политики, ученые, технологи, врачи и учителя. Государство вынуждено давать образование своим гражданам, веда неспециалисты, как показал опыт, не умеют обслуживать даже краденые технологии. Специализация, однако, нарушает гармонию социальной однородности и требует дополнительных государственных усилий по ее преодолению. Государство канализирует активность образованных людей в продвижение в системе рангов и почетных званий, каждому из которых соответствует определенная льгота и привилегия. Оно создает локальные организации с жесткой иерархической структурой, социально однородные внутри себя (академии наук, творческие союзы), где происходит статусное распределение предоставленных государством благ. При перестройках интеллигентное общество доминирует над ослабевшим государством.

Специалисты, получив образование, используют приобретенный опыт работы с понятиями и терминами не только для того, чтобы "отдать долг" государству, но и для рефлексии своего положения, что неизбежно приводит к поведенческому дрейфу и к активности, не канализируемой имеющимися у него институтами. Государство вынужденно смиряется с побочной активностью профессионалов и старается перевести ее в формы, соответствующие принципам своего устройства и относительно безопасные для себя. Активность образованных людей, преобразованная недемократическим государством в приемлемые для него формы в данной работе, называется интеллигентностью, а активисты - интеллигентами. Интеллигенция обслуживает государство, когда у него возникают частные задачи (такие, как научно-технический прогресс), не решаемые обычными методами мобилизации государственных ресурсов (такими, как всеобщее образование и принудительный труд образованных людей, массовые репрессии и сопряженное с ними географическое освоение новых территорий). Интеллигенция также государственно необходима и при периодической ревизии основных принципов социальной однородности, для поиска новых основ организации справедливого распределения.

В социально однородных государствах, таких, как Россия, общество производно от государства и его властных интенций. Интеллигенция - это не совсем желательный элемент общественного устройства, существующий согласно осознанной государством необходимости в военном-техническом прогрессе и идеологической экспансии. Интеллигенция не может существовать вне социально однородного государства, поскольку производна от него. Однако далеко не все интеллигентные люди находят себе место в предоставляемых государством нишах, и тогда оно вынуждено применять санкции, объявляя их отщепенцами, диссидентами, врагами народа, евреями и психически больными. Отсюда двойственность положения интеллигенции: она стремится к демократизации государства, к добру, праву, справедливости, но в то же время в правовом государстве ей нет места.

На пути к социальной однородности интеллигенция противостоит государству, обсуждая и осуждая методы построения институтов справедливого распределения и его принципы. По достижении цели государственного развития, когда оказывается, что одной социальной однородности недостаточно для государственной стабильности как во внутренних делах, так и в международных отношениях, эти рефлексии политически актуализируются в деятельности по конструированию новых принципов и методов достижения социальной справедливости.

При перестройках (либерализациях) интеллигентное общество доминирует над ослабевшим государством, и общественные интенции направляются на поиск путей возрождения сильного государства, с которым бы считались значимые противники. В такие периоды интеллигенты, которые собственно и составляют осознающее себя общество, сначала становятся влиятельными властными фигурами, а в дальнейшем, обнаружив сопротивление своим властным амбициям, пытаются вернуть жизнь в русло, предопределенное интеллигентской интерпретацией истории. Для этого интеллигенция конструирует образы внешнего и внутреннего врагов и предпринимает усилия по консолидации общества и государства для борьбы с ними. Интеллигенция при либерализации становится социальной стратой, обеспечивающей преемственность идеологии социально однородного общества и продуцирующей авторитарных лидеров, стремящихся к созданию сильного и жесткого (но "прогрессивного") государства, где и у интеллигенции есть свое место.

Можно сказать, что существует закон сохранения интеллигентности. В начальные условия этого закона входит существование государства, противостоящего интеллигентному обществу, но воспроизводящего интеллигенцию как необходимый элемент своего устройства.

Структура интеллигентности

Число интеллигентов в социально однородном государстве зависит, в конечном счете, от структуры его информационного пространства. В дотехнологическом государстве количество интеллигентов тождественно равно аудиториям читателей журналов, зрителей театров и посетителей концертов. С появлением средств массовой информации и всеобщего образования количество интеллигентов резко возрастает и возникает "образованщина" (по Солженицину). Российская интеллигенция стремится переложить вину на очередную неудачу на бывших союзников - интеллигентных евреев.

Интеллигентность слабо коррелирует с социальной стратификацией. Интеллигентными могут быть (или не быть) представители всех страт, общественных классов, этносов и национальных групп. В России, в частности, интеллигентность производна от политики государства в области образования, науки, культуры, здравоохранения. Так, целенаправленные усилия по созданию "национальных школ" и развитию "национальных культур" привели к появлению национальных интеллигенций, а такие же по логике усилия по развитию физики, математики и точных областей знания привели к появлению "технической и научной интеллигенции".

В государстве существуют институты, такие, как академии наук, высшие учебные заведения, отраслевые исследовательские центры и творческие союзы, функционирование в которых считается уделом интеллигенции. Согласно принятым в партийной отчетности различениям до сих пор выделяется "техническая", "творческая", "научная" и "национальная" интеллигенции. Однако самое себя интеллигенция определяет по общему кругу чтения журналов и книг, смотрению фильмов и спектаклей и участию в творческой самодеятельности, а также по обостренному интересу к истории государства и ее интерпретациям в искусстве. Именно в этой области несущественны различия между разными профессиональными группами интеллигентов. Интеллигентность можно определить как особое социальное пространство в социально однородных государствах, сформированное активностью образованных людей в области художественной интерпретации истории страны и роли в ней власти, народа и самой интеллигенции.

Важным компонентом структуры российского интеллигентского пространства являются евреи. Совпадение интенций интеллигенции и представителей еврейской диспоры в России характерно для времен, когда интеллигенция противостоит государству. При этом интеллигенты стремятся реализовать вечные интеллигентские ценности и преобразовать государство в утопию, а евреи пытаются сохранить свою, также утопическую, культурную самобытность. Евреи, потерявшие связи с диаспорой и получившие общее и профессиональное образование, становятся типичными интеллигентами, озабоченными проблемами соотношений российского государства и общества, но, конечно, в специфически еврейском контексте.

На первых этапах перестроек российские интеллигенты и интеллигентные евреи оказываются в одной социальной нише в своих стремлениях к утопии, к тому, чтобы сделать государство удобным для той жизни, которая представляется им естественной. В начале XX века это был социализм, в конце века - капитализм. В итоге всякой либерализации их пути расходятся. Российская национальная интеллигенция стремится при этом переложить вину за очередную неудачу на своих бывших союзников - интеллигентных евреев. Возникает (точней, возобновляется) интеллигентский антисемитизм.

В сознании обычных (неинтеллигентных) россиян образы еврея и интеллигента почти идентичны, и всякое недовольство нарушением привычного порядка вещей, связанное с перестройкой (либерализацией), проецируется неинтеллигентным народом на евреев. Когда интеллигентский антисемитизм и народный антисемитизм сливаются в одно движение, оформляется черносотенная утопия - как альтернатива интеллигентской утопии. Особенно пикантной становится ситуация, когда во главе "черной сотни" оказываются новые русские патриоты - интеллигентные евреи-антисемиты.

Интеллигентская эстетика

Судьба России в ее интеллигентском представлении - судьба ее интеллигенции, а история России - история интеллигенции. Но история России не сводится к истории образованной части ее граждан, хотя писалась и пишется чаще интеллигентами, чем историками. Писаная история России политически акцентирована, смещена в плоскости исторической реальности, значимые для интеллигенции. Поэтому история России никак не может стать собственно историей, по меньшей мере два столетия она остается политически актуальной. Интеллигентная Россия жила и живет выдуманным прошлым, проецируемым в будущее - вопреки отвратительному для нее настоящему.

Политически нейтральной документированной истории в России нет. Плоды творческого воображения интеллигентных авторов - историков переосмысляются другими авторами-интеллигентами и, став художественными образами прозы, стиха и театра, превращаются в непременные символы массового интеллигентского сознания. Эти образы-символы, отождествленные с известными актерами-интеллигентами, исполнителями соответствующих ролей в кинофильмах, театральных постановках ^эстрадных ревю, в значительной степени определяют переживание эпохи ее современниками-интеллигентами и их образ действия в те периоды, когда эпоха становится смутной. Интеллигентская интерпретация истории персонифицирована в искусственных образах (архетипах), реализованных на сцене или в текстах и замещающих реальность, вытесняя ее в пограничные и нерефлектируемые области интеллигентского сознания.

Введение профанной жизни в "театральный" контекст составляет историческую задачу российской интеллигенции и смысл ее существования. Интеллигенция не существует вне историзованного искусства и искусственной истории, которые ею и создаются. Значимость интеллигентской интерпретации истории и историзованного искусства (в широком смысле этих понятий) в российском государственном быту меняется в зависимости от жесткости жизни. Чем сильней государство и жестче жизнь, тем значимее историзованное искусство и то, что в нем происходит, и наоборот.

В спокойные (и жесткие в политическом смысле) времена разделение эстетизированной истории, историзованного искусства и жизни абсолютно. В эти времена историзованное искусство (в широком смысле этого слова) становится воплощением желаемой свободы, а значит и жизни. В самой же жизни театральность табуируется: жизнь становится по-звериному серьезной. Проявления театральности в неположенном месте и времени карается - как это было с известными диссидентами, вышедшими - как декабристы - на площадь в августе 1968 года. В эти времена российское искусство нарушает серьезность жизни, проникая в нее в форме историизированного политического анекдота, аллюзии на исторические темы. А в историзованное искусство жизнь входит в виде нешуточных трагедий между актером (автором) и властью. Эти актерские трагедии, в свою очередь, превращаются в несмешные анекдоты, демонстрирующие интеллигентам, насколько серьезна жизнь.

Смягчение государственных ограничений на театрализацию жизни обычно также знаменует наступление "нового времени". Интеллигенция в "новое время" добивается своего - оттепели, или перестройки, и ранее непреодолимые границы между государством и обществом размываются. Размывание границ между интеллигентской интерпретацией истории, историзованным искусством и жизнью, также как потеря искусством своего значения, символизируют начало очередной либерализации и связанное с ней исчезновение исторических ориентиров. Появляются руководители государства, по необходимости или случаю принимающие одну из интеллигенских интепретаций истории и, следовательно, роль ее авторов-интеллигентов (например, Хрущев в начале "оттепели" или Горбачев образца 1987 года). В свою очередь, интеллигенты принимают такого государственного функционера за одного из своих (за интеллигента) и с удовольствием прикармливаются от его стола. Содержанием жизни интеллигентов становятся попытки воплотить те или иные эпизоды своей или чужой истории в политической и экономической практике. Антиутопии сменяются новыми утопиями национальной государственности и мирового порядка.

В "новые времена", такие, как конец 80 - начало 90 годов XX века, на сцене жизни-театра, поскольку сама жизнь становится театром, появляются типажи, спектр которых определен художественной интерпретацией истории страны уже очень давно, часто столетия назад. Персонажи Грибоедова, Островского, Чехова, Гоголя и прочих классиков воплощаются в современных политиках и экономических агентах. Сходство социальных типов переходного времени и актерских образов не раз отмечалось теми критиками, которые рефлектируют свою интеллигентность, сдерживая искушение самим выйти на историческую сцену и проиграть одну из хорошо известных классических ролей.

Однако политика и экономика вовсе не те области деятельности, в которых значим социальный опыт интеллигентных людей. Их преследуют неудачи, отрежиссированные ими политические спектакли со скандалом срываются, жизнь не подчиняется исторически выверенным сценическим образцам. В массе интеллигентов возникают вопросы о своей исторической роли и месте в историческом процессе. И только немногие из них (Галковский, например) осмеливаются усомниться в праве на существование социальной группы в целом, а значит, и государства. Спектакль "свободы и демократии", в который интеллигенты оказываются вовлеченными всей душой, переполненной патриотическими образами, обычно заканчивается трагически для исполнителей первых ролей. Как говорил С.Е. Лец, "отсутствие конца трагедии не освобождает ее участников от необходимости очистить зал".

Антиутопии, доминирующие в сознании иигеллигентов в начале "нового времени", сменяются новыми утопиями национальной государственности и мирового порядка, справедливого распределения и производства, подчиненного великим идеям социального равенства. Дело случая и ситуации, кто и как будет реализовывать эти идеи - коммунисты, фашисты или какие-то другие практики-интерпретаторы интеллигентских рефлексий истории.

Интеллигентская гносеология

Обычное научное знание и методы познания недоступны российским интеллигентам, поскольку это элементы совсем другой, не интеллигентской культуры. Интеллигенты используют вырванные из контекста научного исследования понятия, факты, эмпирические обобщения и диагностические формулы, включая их в свои театрализованные концепции на правах "научно доказанных" предпосылок деятельности. Использование научной атрибутики в нормальном обществе безвредно, поскольку нейтрализуется сложными механизмами научного сообщества и политической практикой, проверяющей идеологемы на адекватность. Но в интеллигентном обществе образы из театрализованной истории неизбежно становятся понятиями объясняющей и утверждающей самое себя идеологемы и не поддаются не верификации, ни фальсификации. Марксизм, фрейдизм, дарвинизм и прочие "измы" введены в российскую культуру как театрализованные фрагменты чужой истории, а не как результаты теоретической рефлексии опыта изучения различных аспектов жизни. Отсюда и схоластичность интеллигентского научного теоретизирования, могущего, впрочем, давать серьезные научные результаты в пограничных и вновь формируемых областях знания - как спекулятивные предвосхищения концепций, выросших в другой социальной среде при решении сугубо практических задач.

Мир интеллигентов наполнен персонифицированными образами историко-художественных произведений (или редуцированными темами научных исследований) и теми отношениями между ними, которые определены режиссерами-постановщиками (в широком смысле этого слова). Каждый "крупный" творец-художник тем и крупен, что вводит новые образы или новые отношения между старыми образами, конструируя тем самым интеллигентскую объясняющую теорию. Обыденные отношения в своем интеллигентском круге в этой логике становятся реализацией некоторых архетипических (исторических) отношений. Обобщение фактов личного общения служит интеллигенту основанием для создания исторически фундированной теории, описывающей как функционирует социум. На основе такого рода представлений о существовании и экспериментальных данных (все из личного опыта) интеллигенты разрабатывают объясняющие и предсказывающие теории.

На всем протяжении истории интеллигенции воспроизводится группа, члены которой специализируются на конструировании всеобъемлющих концепций мироздания. В рамках этой группы можно выделить псевдоученых - создателей "общих теорий всего" (космоса, земли, цивилизации и общества в целом и России в частности) и псевдописателей, авторов персонифицированныхлогических схем, стилизированных под художественные произведения. Создатели "общих теорий всего" и псевдописатели драматизируют науку, представляют ее другим интеллигентам как открытие "тайн природы и общества", а исследовательскую деятельность рассматривают не иначе, как "трагедию познания".

Теории такого уровня социологи называют обыденными. Они выступают в роли концептуальных схем, детерминирующих поведение социализированного субъекта и делающих это поведение неслучайным и предсказуемым именно в той мере, в какой оно тривиально. Область применения обыденных теорий для разделяющего их человека ничем не ограничена, и никакие критерии научности к ним неприменимы. Эти теории верны в той мере, в какой существуют люди, их исповедующие.

Из многообразия форм собственно познавательного отношения к миру интеллигенты предпочитают редукцию и экспертизу. Часть интеллигентов имеет склонность редуцировать значимую для них историческую и политическую реальности до профессионально знакомой и используют профессиональные, иногда очень качественные знания для объяснения важных с их точки зрения исторических и политических событий.

Другая часть интеллигентов, обладающих познавательными интенциями, склонна к т.н. "экспертизе". Под экспертизой понимается умение высказывать интеллигентское понимание любого вопроса, проблемы, темы в их пространственно-временных, содержательных и нравственных характеристиках. Интеллигентный эксперт, чаще всего основывающий свои суждения на журнально-газетной информации, имеет мнение обо всем (в том числе и о своей способности к экспертизе) и не стесняется высказывать его при любых обстоятельствах. Политическая сцена в "новые" времена переполнена экспертами и аналитиками, соревнующимися друг с другом в артистизме представления своих оценок и прогнозов. В состав Президентского Совета последнего призыва вошли, например, некоторые наиболее телегеничные эксперты.

Встречаются выдающиеся интеллигентные люди, сочетающие все формы исследовательского отношения к миру (режиссерско-концептуальное, редукционистское и экспертное). Это редукционисты, считающие себя экспертами и реализующие свое отношение к миру в режиссерской деятельности, - такие, как Сергей Кургинян. Кургинянов мир - это сцена, на которой под недреманным режисерским оком Кургиняна развертывается спектакль, сконструированный экспертом-Кургиняном на основе редукционисткой (кургиняновской же) модели фрагмента истории. Творческие и политические неудачи таких всесторонне развитых интеллигентов только прибавляют им пыла, амбиций и популярности в родной среде.

Типы интеллигентской ментальности

За время перестройки сменяется уже третье поколение социальных режиссеров. Перестройку инициировали такие академики, как Аганбегян, Шаталин, Арбатов и Заславская в ролях теоретиков, советников и помощников первых руководителей государства. Эстафету приняли Попов, Собчак, Хасбулатов и другие профессора - сначала как оппоненты консервативных сил в руководстве государством и составители альтернативных программ перехода к рынку, а потом как функционеры нового порядка. Наконец, в эпоху Гайдара важное государственное дело строительства капитализма перешло к кандидатам наук, ученикам профессоров и академиков, выступающим в ролях экспертов, консультантов, народных депутатов и руководителей "независимых исследовательских центров". Они представляют последний резерв советской ментальности, с характерным для нее представлением о беспредельной пластичности социальной реальности и о доминировании экономики над политикой и культурой.

Пребывание в социалистическом пространстве-времени породило чуждые западной цивилизации, которая неизбежно сопряжена с рынком, восприятие и переживание мира. Менталитет граждан бывшего СССР в современном мире уникален. Можно выделить по меньшей мере три фундаментальных мифологемы, которые в значительной степени детерминируют мышление экспертов-разработчиков политики в посткоммунистических странах и определяют содержание их рекомендаций руководителям новых независимых государств: мифологему объективности знания о реальности, мифологему сконструированности реальности и мифологему управляемости социально-экономическими процессами.

Мифологема объективности знания задает "единственно верные" представления о существовании социально-экономических, политических и даже географических реалий. Государство, согласно мифологическим представлениям, является совокупностью министерств и ведомств, представительских и контрольных органов, бывших союзных республик с областным и районным делением. Граждане государства исчерпывающе характеризуются набором социально-учетных признаков, таких, как пол, возраст, национальность, социальное происхождение и положение в административной иерархии, образование и место жительства. Пространство государства сакрально и процедура пересечения его границ обставлена по всем канонам мифологического общества. Сакральность присуща и понятию гражданства.

Любые события должны быть локализованы государственной мифологией в определенной части государства - на территории или в отрасли, и в определенном государством периоде времени. Государственно значимые события происходят с мужчинами и женщинами определенного государственными органами возраста и социального положения, совершающими действия, одобренные руководством государства или воспроизводящими случавшееся ранее в мифологическом прошлом. В противном случае события не считаются состоявшимися и никак не фиксируются средствами массовой информации и государственной отчетностью.

Согласно мифологеме сконструированности, социальная реальность - продукт рациональных человеческих действий и именно поэтому может быть реформирована, перестроена и модернизирована. Все естественное и несконструированное при построении социализма должно было быть уничтожено. История социалистического государства может рассматриваться как перманентное строительство того, что сейчас перестраивается, и уничтожение того, что существовало некогда само по себе. Государственные институты и общественные отношения при социализме представляют собой, если следовать мифологеме сконструированности, что-то вроде детского конструктора. Они состоят из отдельных деталей, произвольное комбинирование которых позволяет получить любую необходимую в данный момент конструкцию системы управления. Эта конструкция должна работать эффективно, причем критерии эффективности задаются теориями интеллигентных аналитиков. В том случае, если эффективность работы конструкции меньше, чем это следует из теории, необходимо исправить какие-то ее элементы: административно-территориальное устройство, производственную структуру или людей. Строительство рыночной демократии обставлено по всем правилам мифологического общества.

Для того, чтобы правильно произвести ремонт и наладку, необходимо составить программу этой деятельности. В ходе перестройки планирование приобрело форму составления программ перехода к рыночной экономике и демократическому обществу - планируется процесс реформ. Мифологема сконструированности социальной реальности настолько глубоко пропитала сознание, что рожденные при этом режиме люди не представляют себе какой бы то ни было другой деятельности, кроме составления программ переустройства экономики и социальной структуры с целью построения коммунизма или капитализма.

Мифологемы объективности и сконструированности реальности естественно дополняются мифологемой управляемости социально-экономическими процессами. По социалистически рефлектирующий человек, особенно экономист, считает само собой разумеющимся, что существуют некие параметры реальности, на которые можно рационально воздействовать. Эксперты-специалисты по построению капитализма, ставшие волей судеб государственными чиновниками, не принимают во внимание того, что сама возможность управления есть свойство социальной реальности, достигаемое на очень высоких стадиях ее развития.

Основное содержание их комплекса представлений сводится к тому, что органы власти обладают инструментами управления, позволяющими достигать цели, утвержденными в партийных или государственных инстанциях. В роли такого магического инструмента выступает управленческое решение, наделенное, как и полагается сакральной реальности, высшим смыслом. В годы перестройки принимаемые решения оправдываются ссылками на "опыт цивилизованных стран", в которых более или менее успешно были произведены те операции, которые предусмотрены в решениях. Так, ссылки на опыт Чили, Польши и Южной Кореи стали обычным местом в трудах тех экономистов и политиков, которые занялись программированием перехода к рынку и демократии.

Строительство рыночной демократии обставлено по всем правилам мифологического общества. Дачи правительства под Москвой превращены в своеобразные штабы разработки программ преобразования социализма в капитализм. Доверенные экономисты и аналитики в обстановке строжайшей секретности под вооруженной охраной разрабатывают планы мероприятий и последовательности управленческих действий, становящиеся потом предметом жесточайшей политической борьбы. Специально подобранным группам советников разрешается пользоваться засекреченной государственной отчетностью и статистической информацией, к которой они прежде не допускались. Перед ними торжественно ставится задача написать текст решения, которое будет оглашено одним из руководителей государства на очередном ритуальном мероприятии.

На этом фоне идеология рыночных реформ представляется логическим и практическим развитием типично интеллигентного подхода к реальности. Изменилось содержание мифологем, но суть их осталась неизменной. Беды государства сводятся к тому, что кем-то и когда-то было принято неверное решение со страшными последствиями, которые теперь приходиться расхлебывать гражданам государства. Считается, что проблемы нынешнего этапа состоят в том, чтобы принять другое, на этот раз правильное и единственно верное решение.

Формальное представление
структуры интеллигенции

В "прослойке" интеллигенции можно выделить' три страты: актеров (писателей, в целом - авторов), критиков и потребителей (зрителей, читателей). Одни интеллигенты пишут (ставят, снимают), другие читают-смотрят (потребляют), третьи критикуют написанное первыми, рассчитывая на то, что будут поняты вторыми. Интеллигентный читатель (зритель, слушатель) включен в непосредственное восприятие книги (постановки, фильма) и в критическое их осмысление и не воспринимает текст (в широком смысле этого понятия) вне его критической интерпретации. Историческая ангажированность является обязательным атрибутом интеллигентского творчества и может вноситься в него как автором, так и критиком, естественно, в форме, доступной для восприятия рядовыми интеллигентами - потребителями.

Отношения между читателем (зрителем), писателем (автором) и критиком составляли и составляют содержание интеллигентской жизни. Эти отношения, с моей точки зрения, составляют внутреннюю структуру интеллигентности, и только включенные в эту систему люди считаются интеллигентными.

Для формальной экспликации структуры интеллигентности необходимо ввести представление об авторском, критическом и потребительском видах деятельности и соответствующих формах деятельности. Отношения между ними могут быть представлены формальной структурой (веерной матрицей рис.1 ), в которой на строки вынесены виды интеллигентской деятельности, а на столбцы - одноименные видам формы деятельности. Пересечение одноименных строк и столбцов отождествлено с АВТОРАМИ, КРИТИКАМИ И ПОТРЕБИТЕЛЯМИ - идеальными типами, задающими базисную структуру пространства интеллигентности, тогда как пересечения разноименных строк и столбцов отождествляются с другими типами интеллигентов.

Полный (относительно порождающих отношений матрицы) список типов интеллигентов задается рис.1.

Рис 1. Структура пространства интеллигентности

Формы
деятельности

Уровни
деятельности
Творческая Критическая Потребительская
Творческий АВТОРЫ Рефлектирующие
авторы
Самодостаточные
авторы
Критический Публицисты КРИТИКИ Профессиональные
критики
Потребительский Активисты
творческой
самодеятельности
Элитарные
читатели, зрители
ПОТРЕБИТЕЛИ
(читатели, зрители.)

Под АВТОРАМИ в контексте данной работы понимаются те интеллигенты, произведения которых становятся предметом интереса критиков, также принадлежащих к пространству интеллигентности. Авторы, не ставшие предметом интереса критиков, остаются вне описываемого пространства (так называемые "забытые авторы", предмет особого интереса интеллигентных интерпретаторов истории), как и те критики, которые интересуются "неинтеллигентными" авторами. Для того, чтобы стать АВТОРАМИ, необходимо противопоставиться государству, пострадать от него, стать предметом обсуждения и осуждения со стороны государства и в то же время представить результаты авторской рефлексии отношений с государством в художественной форме. При этом вовсе не обязательно, чтобы результаты творчества имели какую-то художественную ценность. Они должны выглядеть так, чтобы их можно было интерпретировать (критически представлять) как новое для государственной парадигмы представление отношений между государством и обществом, как нарушение канонов и преодоление государственной цензуры (8). И Солженицин, и Бондарев (в начале своей карьеры) в этом смысле являются АВТОРАМИ, однако в АВТОРЫ не попадают ввиду своей неинтеллигентности Г. Марков и П. Проскурин.

Под КРИТИКАМИ понимаются интеллигенты, специализирующиеся на представлении АВТОРОВ как оппозиционеров и вводящие в пространство интеллигентности новые идеи и темы относительно соотношений между государством и обществом и роли самой интеллигенции в этих отношениях. Сословие критиков не включает в себя официальных государственных критиков, специализирующихся на оформлении государственных запретов и на цензуре. Последние считаются неинтеллигентными.

Под ПОТРЕБИТЕЛЯМИ понимаются те интеллигенты, которые пассивно воспринимают результаты труда АВТОРОВ и критические их интерпретации. Это читатели толстых журналов, театральные завсегдатаи, кинолюбители и т.п.

Наиболее значимыми элементами структуры этого пространства являются классические АВТОРЫ, их КРИТИКИ - интерпретаторы и их ПОТРЕБИТЕЛИ, читатели - зрители. Знакомство с "классикой" является обязательным для причисления к интеллигенции, а критическая интерпретация и переинтерпретация творчества классических АВТОРОВ применительно к современности была и остается содержанием творчества многих современных интеллигентных АВТОРОВ. Нет, как представляется, писателя, драматурга или режиссера, не оскоромившегося собственным парафразом Островского, Чехова, Гоголя или какого-то другого классика. Классика - вечно живые произведения избранных авторов - в понимании интеллигенции является живой историей, и именно благодаря классике осуществляется связь между прошлым и настоящим.

Рассмотрим теперь недиагональные элементы рис.1 структуры интеллигентского пространства. Отношение между творческим уровнем деятельности и критической формой деятельности отождествляется с "рефлектирующими авторами", то есть теми интеллигентами-авторами, которые считают своим долгом разъяснить читающей (смотрящей) публике свои позиции относительно героев своих произведений. Тем самым авторы выступают в роли критиков собственного творчества. Читатели "Литературной газеты" не реже раза в неделю имеют возможность ознакомиться с авторской интерпретацией собственного текста одним из представителей этого типа.

Отношение между творческим уровнем деятельности и потребительской формой деятельности отождествляется с типом "самодостаточных авторов", то есть теми интеллигентами-авторами, которые считают свои произведения "высшей и последней" стадией художественного творчества, а факт своего существования - историческим событием. Рестораны Домов творчества заполнены этими непризнанными гениями, утверждающими в застолье свою исключительность.

Отношение между критическим уровнем деятельности и творческой формой деятельности интерпретируется как тип "публицисты", то есть такие критики, продукция которых становится авторскими произведениеми. Такие публицисты, как В. Лакшин, А. Стреляный или А. Лебедев, известны всем интеллигентам.

Отношения между критическим уровнем деятельности и потребительской формой деятельности интерпретируется как тип "профессиональные критики", под которыми понимаются критики, сделавшие себе имя текущей журнальной публицистикой и рефлексией относительно того, что должны читать рядовые интеллигенты-потребители. Модельный современный пример - Наталья Иванова, профессиональный популяризатор своих любимых и нелюбимых авторов.

Отношения между потребительским уровнем деятельности и творческой формой деятельности интерпретируются как тип "активисты творческой самодеятельности", то есть потребители, выступающие в роли самодеятельных авторов. Б. Окуджава и Ю. Ким в начале своей карьеры достаточно в этом смысле типичны. Творческая самодеятельность является обязательным атрибутом этого типа интеллигентности.

Отношения между потребительским уровнем деятельности и критической формой деятельности интерпретируется как тип "элитарные потребители", то есть такие читатели и зрители, которые находятся в критической коммуникации с авторами и критиками или ищут пути для такой коммуникации, публично высказывая критические оценки авторских произведений. Почта толстых журналов в свое время была переполнена письмами элитарных потребителей.

В целом пространство интеллигенции делится диагональными элементами (АВТОРАМИ, КРИТИКАМИ. ПОТРЕБИТЕЛЯМИ) на две функционально различные части - наддиагональную и поддиагональную. Наддиагональная часть может быть названа творчески - союзной, поскольку отношения между составляющими ее элементами (рефлектирующими авторами, самодостаточными авторами и профессиональными критиками) развиваются в основном в рамках Союзов писателей, кинематографистов, театральных деятелей и пр. Поддиагональная часть, представленная отношениями между публицистами, самодеятельными авторами и элитарными потребителями, может быть названа артистическо-диссидентской, так как противостоит тому, что происходит в государственных творческих союзах.

Структурное представление
интеллигентских конфликтов

Кроме основного конфликта между интеллигенцией и государством, развивающегося в основном в русле проблем, связанных с разрешением или запретом на художественную экспликацию тех или иных моментов российской истории, существуют конфликты внутри интеллигенции. Эти конфликты разноплановы и разноуровневы, однако определяются общей структурой интеллигентского пространства и могут быть описаны в терминах схемы рис. 1.

В частности, может быть выделен конфликт между творчески-союзной и артистически-диссидентской частями интеллигенции (то есть между под диагональными и над диагональными типами), выражающийся в презрении союзно-творческой интеллигенции к "босоте и богеме" и подспудном желании последних "перейти диагональ" и получить к доступ к благам, распределяемым среди членов творческих союзов.

Внутренняя конфликтность "творчески-союзной" интеллигенции общеизвестна. В первую очередь она связана со стремлением рефлектирующих авторов, самодостаточных авторов и профессиональных критиков занять места на диагонали, стать классиками - АВТОРАМИ и КРИТИКАМИ и тем самым войти в историю.

Третий конфликт связан с выделенным положением публицистов и рефлектирующих авторов и их противопоставлением основной массе интеллигентов-потребителей. Последние апеллируют к АВТОРАМ и КРИТИКАМ - классикам (живым и мертвым), утверждая их приоритет в искусной историизации жизни. Публицисты и рефлектирующие авторы, напротив, считают свои интерпретации истории и современности по меньшей мере столь же адекватными, как и классические.

Внутренняя динамика этих конфликтов в спокойные времена приводит к воспроизведению интеллигенции как среды обитания интеллигентов: "босота и богема" социализируется, ее принимают в творческие союзы, члены творческих союзов становятся при жизни КЛАССИКАМИ, а многочисленные потребители привыкают к тем реалиями, которые трудами рефлектирующих авторов и публицистов вводятся в интеллигентскую онтологию. Поддиагональные типы плавно перетекают в наддиагональные, освобождая функциональные места для нового поколения интеллигентов, которое к концу жизни ждет та же судьба.

Но так бывает только в спокойные времена. При либерализациях и перестройках изменяется структура пространства интеллигентности. Это в первую очередь проявляется в потере своего значения структурообразующей диагональю. Классика, ее интерпретаторы и почитатели уходят в социальное небытие, на периферию интеллигентского пространства, и ранее единое пространство интеллигентских смыслов распадается на совокупность мало связанных между собой подпространств - сект (9), формально подобных изначальному. Этот процесс можно отобразить в виде схемы рис.2.

Puc.2 Структура простравства интеллигентов-сектантов

Формы
деятельности

Уровни
деятельности
Творческо-
критическая
Критико-
потребительская
Творческо-
потребительская
Творческо-
критический
НОВЫЕ АВТОРЫ    
Критико-
потребительский
  НОВЫЕ КРИТИКИ  
Творческо-
потребительский
    НОВЫЕ ПОТРЕБИТЕЛИ

При формировании сектантского пространства из основного пространства интеллигентности вычленяются попарно симметричные относительно диагонали типы (рефлектирующие авторы и публицисты, самодостаточные авторы и активисты творческой самодеятельности, профессиональные критики и элитарные потребители). При этом различия между типами в каждой паре становятся несущественными (10), а отношения внутри пары становятся особой новой реальностью, расчленяемой на уровни деятельности и формы деятельности - аналогично веерной матрице рис. 1. Рефлектирующие авторы и публицисты формируют творческо-критический уровень деятельности и соответствующую форму деятельности, в то время как самодостаточные и самодеятельные авторы формируют творческо-потребительский уровень и форму деятельности. Пересечение одноименных форм и уровней деятельности отождествляется с типами НОВЫЕ АВТОРЫ, НОВЫЕ КРИТИКИ и НОВЫЕ ПОТРЕБИТЕЛИ, выполняющими роль структурообрующей диагонали сектантского пространства, новой классики.

В отличие от основного и единого интеллигентского пространства (рис. 1 ), недиагональная структура сектантских пространств (рис.2) пуста, в ней нет типов, представляющих "широкую публику". Но зато сект очень много. В качестве примеров сект можно привести "Митьков" как АВТОРОВ, их немногочисленных КРИТИКОВ и столь же немногочисленных почитателей, или "Приговцев", у коих три-четыре классика-АВТОРА, десяток КРИТИКОВ и несколько сотен читателей-ПОТРЕБИТЕЛЕЙ.

После окончания очередной перестройки структура интеллигентского пространства восстанавливается, а ряды классиков пополняются за счет включения в их число НОВЫХ АВТОРОВ и НОВЫХ КРИТИКОВ из разных сект. Так в тридцатые годы XX века в число классиков попали Маяковский, Есенин и Шкловский.

Сейчас в очередной раз распалось основное интеллигентское пространство, исчезли государственные творческие союзы. Их место заняли многочисленные секты - объединения (писательские, кинематографистов, художников), члены которых интегрируются согласно общей для них художественной интерпретации истории. "Поддиагональные" авторы, критики и потребители вошли в состав новых творческих объединений. Толстые журналы, задававшие основные модальности и темы интеллигентской рефлексии, практически прекратили свое существование, а их бывшие читатели и почитатели занялись бизнесом или политикой. Однако еще ничего не кончено.

Будущее интеллигенции

Для самосохранения интеллигенция должна реставрировать социально однородное государство. Интеллигенция и социально однородное государство неотделимы. Для интеллигенции как группы смертельно опасно отчуждение экономики от политики и формирование стратифицированного по экономическим признакам общества. Изменение отношений между государством и обществом при благоприятном (нетоталитарном, демократическом) исходе приведет к исчезновению интеллигенции. Для самосохранения интеллигенция должна тем или иным способом стимулировать воспроизведение социально однородного (сословного, кастового, классового или кланового) государства в форме Российской империи, СССР или какой-то ДРУГОЙ. Если ей это удастся, то будущее интеллигенции обеспечено. В этом смысле показательно поведение многих интеллигентов в октябре 1993 года, сразу после вооруженного разгона российского парламента. Одни из них мгновенно начали самоорганизовываться в привычные по доперестроечным временам диссидентские структуры, настраиваясь на противостояние замаячившей было тени сильного государства, и так обрели потерянную основу своего существования. Другие, напротив, начали воспевать "во славу Великой России" и занялись теоретическим обоснованием и оправданием "сильной президентской власти" и ее актуальных и потенциальных кровопролитных действий. Действия и тех, и других были направлены на воспроизведение привычных отношений между государством и обществом и, следовательно, на воспроизведение интеллигенции.

Если нарождающиеся сейчас в России или наследующих ей в социально-экономических квазигосударственных структурах новые социальные группы преодолеют барьер в отношениях между государством и обществом, то интеллигенция исчезнет, освободив место естественному и экономически детерминированному разделению занятий. Историки займутся изучением истории, писатели и художники начнут творить сообразно требованиям соответствующих рынков, ученые займутся наукой.

Напротив, возникшее на остатках СССР сильное государство, сумевшее преодолеть экономическую катастрофу, регионализацию и межэтнические конфликты ради цели сохранения самого себя как сверхдержавы, которое возьмет на себя заботу о науке, культуре, образовании, здравоохранении и прочих субстратах произрастания интеллигенции - создаст условия для возрождения великой отечественной интеллигентской культуры и порожденного ею искусства.


В начало страницы
© Печатное издание - "Век ХХ и мир", 1995, #1. © Электронная публикация - Русский Журнал, 1998


Век ХХ и мир, 1995, #1
Освободители.
http://old.russ.ru/antolog/vek/1995/1/kordon.htm