Борьба с бедностью - это такой новый лозунг момента. Может быть, даже более очевидный, чем удвоение ВВП и погоня за Португалией: сейчас, после пронзительной тюремной исповеди "нищего духом" Ходорковского, - уже точно самый важный. Надо понимать: это уже не просто чья-то воля или чей-то отдельный проект, а миф общегражданского значения, какими были когда-то "гласность" и "ваучеризация".

Судите сами: вот 19 марта губернатор Краснодарского края Ткачев устраивает шоу с отставкой всех должностных лиц края, а затем объявляет о необходимости "поднять жизненный уровень в полтора раза" (и, само собой, удвоить ВВП). 26 марта в РЖ появляется доклад о социальном либерализме - таком специальном либерализме, который бедных не обижает. 29-го - ходорковское письмо в "Ведомостях". А 26-го Сергей Градировский, глава Центра стратегических исследований Приволжского округа, в срочном порядке из этого самого округа рекрутированный в центр Грефа на борьбу с бедностью, предъявляет на журналистском клубе свое видение темы.

Доклад о социальном либерализме и письмо Ходорковского довольно обсуждаются в других местах, "низовую активность" Ткачева обсуждают чуть меньше, зато не в пример эмоциональнее, а вот Градировского как-то не заметили вовсе. Между тем в его докладе было несколько крайне важных, ключевых мыслей, открывающих тему с несколько другой стороны.

Градировский как добросовестный эксперт, перед тем как отправляться на борьбу с бедностью, решил поначалу разобраться, о чем, собственно, идет речь. Его анализ структуры занятости населения России, основанный на региональных выборках, привел, среди прочего, к парадоксальному выводу: так называемая бедность, т.е. существование за низкую зарплату на границе социального минимума, расширенно воспроизводится самой административной структурой, причем именно в процессе осуществления "социальной политики". Иными словами, власть активно содействует увеличению числа "бюджетных" рабочих мест с заработной платой на грани прожиточного минимума. Классическим примером является такой "депрессивный" регион, как Иваново: несмотря на всю его "депрессивность", там существует довольно-таки значительное предложение вакансий на 7-8 тысяч рублей в месяц, однако эти вакансии остаются невостребованными: люди предпочитают получать две и ничего не делать, - и начальство дает им такую возможность. То есть проблема бедности в данном конкретном примере есть в первую очередь проблема дефицита трудовой мобильности кадров.

Дефицит мобильности - вообще ключевое понятие в докладе эксперта ЦСР. Другой пример, может быть, еще более ярко иллюстрирующий это понятие: по всей России существует такой распространенный вид бедности, как бедность одиноких пожилых женщин, демографически обусловленная тем, что каждый второй представитель сильного пола до пенсии у нас попросту не доживает. Эти одинокие женщины сплошь и рядом живут на нищенскую пенсию в оставшихся им отдельных квартирах, практически не имея возможности обменять свою лишнюю площадь на улучшение жизненных условий - лишь самые рисковые идут в сети полубандитского бизнеса по "уходу" пенсионеров. По сути это - тоже бедность из-за дефицита мобильности, в данном случае обусловленного некомфортностью и небезопасностью рынка недвижимости.

Люди не могут сменить место проживания, работу, специальность, получить дополнительное образование - все это именно бедность, хотя собственно к доходам названные проблемы имеют отношение вполне косвенное. Однако нельзя сказать, что такое состояние воспринимается людьми как кризисное: многих устраивает ситуация, когда им обеспечивается гарантированный минимум на "социальных" рабочих местах в обмен на базовую лояльность начальству (символическим актом подтверждения которой являются голосования на выборах за административных кандидатов). Доля такой "работающей безработицы" в России огромна: по социологии до 65%, т.е. около двух третей населения.

Соответственно, именно сюда упираются в конечном счете базовые реформы, такие как реформа ЖКХ, образования и здравоохранения. Богатых и сверхбогатых (3-5%) эти реформы не касаются вовсе - эта прослойка уже давно и активно создает механизмы самообеспечения, отдельные от государственных. "Средний класс" (до 20%) от этих реформ только выигрывает, переводя отношения с бюджетными организациями на уровень потребительских, получая за сравнительно малочувствительные для себя деньги возможность требовать и выбирать. А вот "работающая безработица" депрессивной экономики плюс собственно бюджетники - учителя, врачи, офицеры, сами работники муниципальных служб - оказываются под угрозой разрушения того минималистского баланса, который у них сложился в последнее время.

До какого-то момента дефицит трудовой и географической мобильности играл огромную позитивную роль - если бы не он, мы бы уже остались без армии и милиции, без инфраструктур образования и здравоохранения, безо всех тех институций, которые нужны всем вместе и никому в отдельности. Но люди продолжали жить и работать там, где жили и работали всегда, - вне зависимости от того, платят им за это или нет. Однако сейчас знак очевидно поменялся на обратный: власть даже не пытается конкурировать за кадры на открытом рынке труда, а вместо этого "держит" людей на местах социально-административными механизмами, создавая что-то вроде усовершенствованной версии крепостного права.

С точки зрения модернизации России возникает ситуация абсолютно губительная: страна лишается и административных, и рыночных рычагов управления трудовыми резервами, становится абсолютно невозможным собирать кадровый потенциал на главных направлениях - будь то направления географические или отраслевые; вся система начинает работать на консервацию имеющегося положения вещей, и эта консервация становится залогом ее стабильного существования. Собственно, именно в этом и логика существования "на трубе": крупнейшие компании (а не граждане-налогоплательщики) формируют налоговую базу бюджета, который потом размазывается тонким слоем по подсаженному на социальный крючок большинству - и главным вопросом общественной жизни становится то, как правильнее и справедливее делить на всех. Таким образом, управляемая "бедность" автоматически порождает доминирование темы "природной ренты" и "пересмотра итогов приватизации" - безотносительно к тому, хочет этого власть или нет.

Есть и еще один очень важный аспект бедности - региональный. Азбука социальной стратификации: бедность - понятие относительное, она всегда бывает сравнительно с чем-то. В любом поселке оленеводов на Крайнем Севере есть человек, имеющий больше оленей, чем остальные, и ходящий в дорогой шапке и новых пимах, - по местным понятиям это чуть ли не олигарх, хотя с точки зрения москвича его достаток и имущество мало чем отличаются от того, что имеют иные привокзальные бомжи, живущие на подаяние. Разумным выводом из этого была бы передача самой этой проблемы и полномочий по ее решению вниз, на уровень региональной власти и местного самоуправления - в тот самый микросоциум, в иерархии которого и измеряется собственно "бедность". Однако расширенное воспроизводство лояльной бедности - излюбленная привычка как раз региональных начальников, их естественная и отработанная технология власти. И потому федеральные реформаторы вынуждены оставлять эту тему на самом верхнем уровне власти, "причесывая" под один стандарт все более разнящуюся внутри себя Россию.

Базовой идеей Градировского было показать под углом "бедности" многие из тех реальнейших проблем, которые власть иначе попросту бы не увидела. Что ж, скорее всего, у него это получится - результатом чего со значительной долей вероятности станет то, что его идеям наверняка не найдется места в начальственных построениях. Проблема тут как раз именно в том, что "борьба с бедностью" приобретает все более характер кампанейщины, причем кампанейщины совершенно определенного свойства. Ее все более понимают - в том числе это именно так звучит и в письме Ходорковского - как т.н. социальную ответственность бизнеса, а по сути - завуалированный прогрессивный налог на сверхбогатых, внебюджетный механизм перераспределения денег от бизнеса на поддержку "работающей безработицы" через посредство мудрого начальства, организованного в "партию президентского большинства". Соответственно, "запрос" формулируется сегодня совсем иначе: думать нужно не о том, как дать людям возможность заработать денег и преодолеть "дефицит мобильности", а о том, как и под каким соусом взять денег у кающихся магдалин из РСПП или еще откуда-нибудь и направить на "адресную поддержку нуждающимся", начальственно определив категории таковых. Градировский же со своими инновациями довольно сильно пролетает мимо соцзаказа.

Все это, как водится, - от патологического непонимания в нашем обществе функций власти - в том числе и самой властью. Дикая, вывернутая наизнанку ситуация, когда все систематически занимаются не своим делом, становится нормой вещей: бизнес, вместо того чтобы зарабатывать деньги, борется с бедностью, власть, вместо того чтобы собирать налоги и развивать инфраструктуры, плодит вынужденных тунеядцев, а люди при попытках самостоятельно решить свою судьбу всякий раз сталкиваются с выбором между аномально высокими рисками и смехотворным, но гарантированным минимумом "за просто так".

По отношению к "бедности" есть примеры просто вопиющие: скажем, совокупный годовой доход рынка игровых автоматов по России уже сейчас составляет до 5 млрд долларов, и цифра эта быстро растет - по мере того как этот лохотрон следующего поколения распространяется в провинцию и захватывает все более широкие социальные слои. Врачи говорят об игромании как о серьезном психическом заболевании, аналогичном наркозависимости, растет число самоубийств и убийств из-за неотданных долгов, семьи игроков неделями сидят без еды - а власть, вместо того чтобы жестко ограничить распространение игорных заведений, занимается оптимизацией их налогообложения.

И пафосно борется с бедностью; а несчастная кошка из известного анекдота знай себе вылизывает из-под хвоста горчицу - как ей положено, добровольно и с песней. Это ее судьба - она знает, чье сало съела, так что дай ей Бог всяческого здоровья. Но самое обидное, что абсолютно некому выйти и сказать: ну не нужна нам ваша борьба с бедностью, дайте мы как-нибудь со своей бедностью сами без вас справимся.