Русский Журнал / Колонки / Быков-quickly
www.russ.ru/columns/bikov/20050321.html

Быков-quickly: взгляд-73
Опыт о самосохранении (шестое философическое письмо)

Дмитрий Быков

Дата публикации:  21 Марта 2005

В предновогоднем квикле речь у нас шла о новой российской установке на тотальную посредственность. Это наблюдение, как нам кажется, было верным, но осталось наблюдением, ибо не получило обоснования. Между тем при ближайшем рассмотрении выясняется, что выдвинутый нами лозунг "Жить не по средствам!" при реализации его способен привести к тем же последствиям, к каким жизнь не по средствам приводит и в убогой повседневности, - то есть к банкротству и катастрофе. Установка на второсортность, которая наблюдается сегодня во всем, от литературы до власти, от журналистики до менеджмента (см. недавние наблюдения И.Лукьяновой на эти темы), является в некотором отношении благотворной - если понимать под благом ужас без конца, который для многих предпочтительнее, чем ужасный конец.

Три года назад одной из главных коллизий "Орфографии" для меня была гаршинская история про пальму и травку, или, иными словами, трагедия интеллектуала, который разрушает темницу (теплицу) власти и первым гибнет на морозе. Ять в своей статье о гаршинской сказке утверждал, что в силу специфических российских условий общество неизбежно расслаивается на "пальмы" и "травку", что и служит залогом его гибели: пальмы самовоспроизводятся и обречены ломать теплицу, а теплица обречена восстанавливаться и создавать условия для роста пальм. В самом деле, Attalea princeps - чрезвычайно удачная метафора. Очень может быть, что российские революции - то есть радикальные упрощения системы - потому только и происходят, что в какой-то момент интеллектуальный ресурс страны становится избыточен для ее политической системы. Беда этой политической системы именно в том, что она приводит к перепроизводству интеллектуалов - которые, как мы знаем, в условиях имперской несвободы плодятся как грибы. Отчасти это происходит потому, что империя традиционно уделяет много внимания образованию, отчасти же потому, что во власти востребованы главным образом дураки, и всем более-менее приличным людям ход туда закрыт. Им остается лишь интеллектуальная деятельность и умеренная оппозиционность. О том, почему во власти концентрируются идиоты и почему вообще власть в России формируется по принципу отрицательной селекции, мы много говорили раньше: в захваченных странах начальник - всегда надсмотрщик, у раба нет стимула, кроме страха, а потому руководитель обязан быть глупее, трусливее и подлее подчиненного. Стало быть, умным остается бунт. Поскольку во власти сидят дураки, а наукой, культурой и философией занимаются умные, рано или поздно интеллектуальная жизнь страны становится избыточно сложна и интенсивна для ее политической системы, вследствие чего и разражается кризис этой последней - с немедленным уничтожением ее интеллектуального ресурса. Так было в семнадцатом, а потом - в восемьдесят пятом.

В семнадцатом этот важный урок не был учтен: сразу после уничтожения прежней интеллектуальной элиты началось формирование новой. Идеологами разрушения империи стали именно дети комиссаров - шестидесятники. Сталин, вероятно, не понимал, но звериным своим чутьем угадывал, что делает, - когда выбивал это поколение всеми возможными способами; может, потому и войну вели максимально травматичным образом, мостя путь к победе миллионами трупов, - чтобы от умного, активного и честного поколения 1918-1925 годов уцелели единицы. Они, однако, уцелели - и для обрушения советской власти Александр Солженицын (1918 г.р.), Андрей Синявский (1925), Булат Окуджава (1924), Василь Быков (1924), Юрий Трифонов (1926) и другие сделали очень многое: просто потому, что у этих людей были иные критерии отсчета, нежели у советской системы в целом. Они начали писать настолько хорошо (или, если угодно, настолько иначе), что в советскую систему ценностей это уже не укладывалось. А поскольку останавливать прогресс в науке и искусстве - дело безнадежное, рухнула система ценностей. Если угодно, ранняя проза Солженицына была в этом смысле гораздо продуктивнее его же публицистики или диссидентской деятельности - просто потому, что "В круге первом", "Раковый корпус" и "Матренин двор" написаны на порядок лучше, чем вся новомирская проза шестидесятых годов. Да и Синявскому его процесс только помешал - "Гололедица" и "Пхенц" гораздо опаснее для советской власти одним своим существованием, чем любые "Белые книги", при всем благородстве их создателей.

Сегодняшняя российская установка на второсортность - результат учета именно этого опыта. Не думаю, что Владимир Путин настолько умен (насчет В.Суркова у меня тоже серьезные сомнения, особенно после создания "Наших"), - но думаю, что системе присущ звериный инстинкт самосохранения, коллективный разум, которого никто еще не перехитрил. В этом смысле система все делает правильно: она создает условия для того, чтобы в стране не осталось ничего хорошего. Слишком хорошего, имею я в виду. В сегодняшней России господствует установка на "травку". Пальмы искореняются в зародыше - да сегодня, пожалуй, и нет условий для того, чтобы какая-нибудь травка вымахала вдруг в пальму, как это сплошь и рядом случалось в советские времена.

Бессмысленно спорить о том, хорош или плох нынешний "Огонек", стал он лучше или хуже, - он стал "травчатее" и в этом смысле уместнее. Это же касается событий вокруг "Московских новостей", которым явно не пойдет на пользу уход лучших профессионалов... но что называть пользой? Это штука относительная. Можно сколько угодно сетовать на кризис российского образования, но сегодняшней России совершенно не нужны образованные люди. Их и так слишком много. Более того - нынешняя Россия делает все возможное, чтобы выпускники как можно быстрее валили на Запад и лучше бы оставались там. Это нормально, поскольку слишком большой интеллектуальный ресурс рано или поздно разрастется в уродливый зоб - если помните, Блок называл мозг избыточно огромным, непомерно разросшимся органом вроде зоба, и Горький с интересом записал это. Россия всегда располагала только двумя ресурсами - сырьем и интеллектом; сырье оказалось стратегически выгоднее, потому что от интеллекта одни неприятности. Российская государственность - в силу причин, которые мы уже обсуждали не раз, - устроена так, что с интеллектом она несовместима. Править таким образом можно только дураками. Всякая российская власть есть в некотором смысле власть оккупационная, а оккупанту совершенно не нужно, чтобы завоеванное племя получало образование, работу и хорошую литературу.

Замечу в скобках, что я действительно не могу однозначно ответить на вопрос, кто кого завоевал. История наша искажена, и старая мысль М.В.Розановой о том, что "в России два народа", нуждается в конкретизации. Откуда взялись эти два народа? Почему отрицательная селекция остается главным принципом формирования элит? Почему все наши начальники ведут себя, как надзиратели, и менеджеры - не исключение? Типологически складывается полная иллюзия захваченной страны, что и подтверждается общим стойким ощущением, что она - не своя; масла в огонь подливают последние либералы, продолжающие утверждать, что власть обязана быть нанятым менеджментом, не более, - тогда как именно от нанятого менеджмента и проистекают все российские беды. Менеджер способен эффективно управлять там, где люди от рождения, априори "мотивированы", то есть ориентированы на успех; в России есть истинно армейская установка на деструкцию, на скорейший дембель, потому что вся страна работает на дядю, будучи немедленно отчуждаема от результатов своего труда. Примем пока гипотезу о "захваченном народе", не уточняя, кто и когда его захватил; все социальные реформы путинского времени, все преобразования образования, простите за дурной каламбур, а также отъемы льгот и прочие художества имеют единственную цель: окончательное приведение населения к "травчатому" состоянию.

В самом деле: у российских ученых нет денег на эксперименты, и фундаментальная наука никому в России не нужна. На моих глазах тысячи перспективных и любящих свое дело молодых ученых либо уезжают за границу, либо идут менеджерами в салоны связи. Не станем напоминать о бедственном положении российского литератора - ему не прожить на гонорары, а любые способы внелитературного заработка отнимают львиную долю его времени; сериалов и коммерческих продуктов у нас уже избыток, а качественной литературы мы дождемся не скоро, если дождемся вообще. Установка кинематографа на кассу приводит к появлению таких шедевров, как "Бой с тенью" - настолько плохой, что уже почти хороший; все это наводит на единственную мысль о гениальном инстинкте самосохранения системы - а именно о том, что установка на посредственность позволит стране просуществовать еще какое-то время без больших катаклизмов. Ибо люди с умом и совестью, разумеется, нипочем не стали бы терпеть такое положение дел. Всех, у кого есть совесть, надо обвинить в фашизме и затравить, - и в результате сегодня в России попросту не осталось интеллигенции, как констатировал в недавнем интервью Сергей Юрский. Эта интеллигенция смирилась с тем, чего терпеть нельзя по определению, - и даже приветствовала это; такого тотального единомыслия в ее среде не наблюдалось даже в двадцатые, когда некоторая ее часть охотно предавала себя, идя с большевиками. Но большевики по крайней мере не выдвигали лозунга всеобщей дебилизации - интеллигенту было на что купиться, и в этом смысле "Кремлевские куранты" не так уж и врут. Сегодняшний интеллигент с самого начала видел, куда заворачивает, и аплодировал своему уничтожению. Что ж теперь жаловаться?

Здесь и возникает главный вопрос: следует ли смириться с таким положением дел - или надо немного посопротивляться ему, хотя бы для порядку? Этот вопрос я решал для себя в "Эвакуаторе" - точней, там он ставится перед героиней, которая понимает вдруг, что раздающиеся вокруг взрывы никак не есть следствие чеченского террора. Во всем виновата она и ее возлюбленный - они любят друг друга так сильно и вместе им так хорошо, что износившийся, просвечивающий мир уже не выдерживает этой первосортности. Связи рвутся, дома падают, гибнут ни в чем не повинные сограждане, - единственным выходом остается добровольное жертвоприношение, убийство любви, потому что иначе всем кранты. Сюжет, конечно, не исчерпывается этой версией - автор сам не уверен, что "Любовь одна виновата", - но что любая попытка установить в России твердый критерий качества приведет к обрушению всей системы, для меня сегодня несомненно. Сходные мысли - и это сходство меня очень радует - артикулированы в новом и очень талантливом романе Гарроса и Евдокимова "Серая слизь". Книга эта мне представляется куда большей удачей, чем веселая и крутая "Головоломка": Гаррос с Евдокимовым существенно переосмыслили старую идею Стругацких из "Миллиарда лет". В "Миллиарде" так называемое гомеостатическое мироздание принималось лупить по тем, кто посягал на его тайны. В "Серой слизи" героям противостоит не какое-то там мироздание (что было бы еще красиво и даже романтично), но абсолютное и всеобщее ничтожество - потому что мир, в котором живет это ничтожество, не выдерживает ничего хорошего. Уничтожается все, что хоть сколько-то "выше среднего". А поскольку и книжка эта написана явно "выше среднего", ее хвалят гораздо кислее, чем предыдущую, - один Данилкин, кажется, все понял правильно, да и тот слегка разочарован.

Вопрос о том, как вести себя порядочному человеку при столкновении с логикой истории, был, в сущности, главным вопросом ХХ века. Понадобился весь опыт Пастернака, чтобы написать "Доктора Живаго" - более радикальную и последовательную версию "Шмидта": к истории неприменим моральный критерий, она - лес, растительное царство, не знающее ни добра, ни зла. Забота порядочного человека должна быть о том, чтобы сохранить лицо. Но сегодняшнее состояние России ставит перед нами куда более страшный вопрос: что делать, если сохранение лица отдельных сохранившихся порядочных людей способно обрушить все наше государство как таковое? Сегодня Россия попросту не вынесет ни большого количества умных, ни даже небольшого количества честных. Станет очевидным все, что стыдливо замалчивается. Кончится летаргия. Разбудят умирающего мистера Вольдемара. Ведь, положа руку на сердце, пора признать, что русский проект в его нынешнем виде - закончился. Если обидно за русских - назовите его византийским. Страна с подобной системой управления, страна, захватившая в заложники всех своих граждан, страна без твердой веры или без строго проработанного закона - в современном мире нежизнеспособна, и никакая нефть не отсрочит ее распада. Проект под названием "Российская империя" отошел в прошлое. Этой стране не нужны не только умные либералы, но и умные патриоты - что, кажется, подтверждается судьбой большинства сотрудников "Консерватора". Я могу не соглашаться с Крыловым или Святенковым, но не могу не признать, что это наиболее достойные и талантливые люди из нынешних консерваторов. Как бы ни относился я лично к Максиму Соколову, не могу не признать его таланта и честности. Однако приходится признать, что ни "мягкие", ни "жесткие" консерваторы в сегодняшней России не имеют ни малейшего шанса быть услышанными. Их - не надо. Так же, как не надо и либералов. Критерий отбора иной: не нужно все, что возвышается над болотом.

Терпеть ли это болото? Или - шире - сопротивляться ли логике истории? Ведь людей жалко. А люди неизбежно погибнут, если умные и честные российские жители будут своими трудами и размышлениями ускорять неизбежное.

Лично я для себя на этот вопрос отвечаю просто. Во-первых, гибель в болоте ничем не предпочтительнее гибели от взрыва. А во-вторых, уже написана "Улитка на склоне". Почему Кандид идет со скальпелем на мертвяков, которые все равно по определению победят? Может, для того чтобы ускорить неизбежное. А может, для того чтобы не соглашаться с энтропией. Потому что соглашаться с ней - последнее дело. Я так ненавижу "либералов" (закавычиваю это слово, ибо российский либерализм специфичен) именно потому, что они выбирают сильнейшего противника и перебегают на его сторону. Весьма вероятно, что по логике исторического развития Россия действительно должна превратиться в страну идиотов, если она хочет выжить как таковая. Но я не могу соглашаться с этой логикой, как и вообще не могу поддерживать тех, кто перебегает на сторону больших батальонов. Эта тактика представляется мне подлой. Мне противны те, кто подхлопывает и подсвистывает победителю. Даже если сторонники полной капитуляции России перед всеми нынешними вызовами исходят из наигуманнейших соображений ("Так спасутся люди!"), я не готов поддерживать их - и продолжаю думать, что надо иногда вставать поперек потока. Правда, стихи об этом у меня уже были ни много ни мало в 1991 году:

Зане всеобщей этой лаже -
Распад, безумие, порок, -
Любой способствует. И даже
Любой, кто встанет поперек.

Но в нынешних обстоятельствах, думается мне, вставать поперек, разрушая стабильность идиотизма, все же благотворнее. Появляется шанс, что кто-то из нынешних граждан России минует стадию гниения и доживет до начала нового проекта, в котором сограждане уже не будут делиться на рабов и надсмотрщиков, левых и правых, пальму и травку... и перейдут наконец из уродливой теплицы на опасный, тревожный, но вольный воздух.