Владимир Путин выступил в МГУ с предвыборной речью, - за демонстрацию встречи кандидата в президенты с доверенными лицами в прямом эфире другие претенденты уцепились как за живое доказательство несомненно предоставляемых Путину преимуществ. Кто б сомневался!

Но интересен не этот факт - и не интересен сам текст, озвученный, как нынче принято, к моему сожалению, говорить, Путиным. Интереснее всего проявление - или отсутствие - авторства. Путин-автор, Путин - и слово, Путин - и писатели?

Есть такая тема.

Накануне первого президентского срока, накануне объявления Ельциным имени своего преемника, вообще накануне накануне, как сказал бы знатный метрополец Евгений Попов, Владимир Путин нанес писателям визит, приехав в Русский Пен-центр. Не знаю, захотелось ли ему вдруг поближе познакомиться с подписавшими хартию о правозащите или он сам (его политтехнолог) был намерен приблизить себя к пишущей части, как тогда казалось, влиятельного либерально-демократического электората, - о том история умалчивает. Во всяком случае, факт остается фактом: Путин посетил двухэтажный домик барачного типа во дворе переулочка за Неглинной. И - встретился с литераторами. Поднялся по прогнившей лестнице на второй этаж - в комнату типа холл, уставленную деревянными скульптурами незабвенного Федота Федотовича Сучкова, отсидевшего серьезные срока и приятельствовавшего последние годы жизни с упомянутым Е.Поповым. Думаю, что скульптурный портрет Варлама Шаламова работы Сучкова взирал на происходящее с изумлением. У меня тогда, увы, был грипп, высокая температура, на встречу я не поехала, о чем до сих пор жалею. Видела лишь репортажи по ТВ - и слышала разнообразные отклики участников-писателей. Тон откликов был то воодушевленнный, то извиняющийся.

Писатели встретили Путина, тогда еще премьер-министра, вежливо, но строго. Вопросы неудобные задавали, чего-то там из себя изображали правозащитное. Ну и, конечно, кагэбэшное прошлое Путина не давало им покоя - на настоящее им было пока, в пору ельцинского заката, наплевать, за исключением того, что чиновник столь высокого ранга мог бы хоть как-то повлиять если не на их личное благополучие, то хотя бы на ремонт разваливающегося пенклубовского домика. Но я предполагаю, что Путин, услышавший после кремлевских-то интерьеров здешний невыветриваемый запах (аналогичный зэчьему запаху во владимовском "Верном Руслане"), своим внутренним компьютером все просчитал, все понял - и мгновенно оценил свой приход как ошибку. Не могут люди, обладающие хоть минимальным влиянием, ютиться в конуре и носить брюки с пузырями на коленях. Человек из аппарата, его сопровождавший, - кажется, его звали Михаил Козырев, - вскорости исчез из окружения Путина и промышляет нынче на ТВ, увлеченно рассказывая зрителям об экзотических странах, их обычаях и ремеслах. А Путин больше с писателями en masse не встречается - исключая ритуал вручения госпремий. Но это просто церемония, все радостно улыбаются, ничего личного - и ничего общественного.

А тогда был порыв, который писатели не оценили. Тогда был Путин, который искал, может быть, советников и просто умных людей, рассчитывая их найти и среди писателей - а где же еще в литературоцентричной в недавнем прошлом России? (Вероятно, Путину еще не успели доложить о конце литературоцентризма и о том, что русская литература умерла. А потом все-таки доложили.)

Потом Путин навестил Александра Исаевича Солженицына. Была беседа, содержание которой было обтекаемо сообщено тем же TV. У Путина ведь нет пресс-секретаря - посредника со СМИ, постоянно информирующего журналистов и отвечающего на их расширяющие пространство вопросы.

Итак, тема литературы, тема писательского слова очень быстро уходит из сферы интересов Путина. Попробовал - не понравилось.

Путин сам стал автором. Вне зависимости от того, кто ему (какие спичрайтеры, т.е. писатели речей) сочиняет выступления, стиль его удивительно ровен и адекватен самому облику президента - аккуратному, слаженному, где надо выстриженному и всегда отглаженному. И абсолютно дистиллированному, дезодорированному, не имеющему (в отличие от облика писателей с их растянутыми на пузах свитерами, плохо чищенной обувью, кариесными зубами) никакого - ни дурного, ни привлекательного - запаха. За остальной срок своей публичной деятельности Путин ни одного литературного журнала, ни одного имени, ни одной книги современного писателя, русского или зарубежного, не назвал, как будто их, книг, не появлялось вовсе. Чукча не читатель, чукча писатель. Вот именно.

Путин, однако, имеет вкус к слову - и к слову не только дистиллированному, "рафинированному", избавленному от намека на аромат, как подсолнечное масло аргентинского производства, - но и к слову провокативному, если не провокационному. Вернее, так: он провокативен, когда чувствует, что его провоцируют.

Совершенно не случаен, например, был его ответ на вопрос Ларри Кинга о подводной лодке "Курск" - "Она утонула", - расцененный либеральной публикой как возмутительный. А ведь ответ прозвучал нарочито, с умыслом, как одергивающая реплика - вопрос-то был задан фальшиво, как будто телеведущий ничего не знал о трагедии. Реакция Путина была мгновенной. Авторской. Этому никакие спичрайтеры научить не могут. Что, обсуждать с телезвездой в подтяжках родимый ужас? "О, страшных песен сих не пой / Про древний хаос, про родимый". И не пел. Еще два знаменитых ответа - про "мочить в сортире" и про "кое-что обрезать". Путин - не дипломат, хотя и изо всех сил старается. Он человек военный, силовик, хотя и с "гуманитарной" составляющей. Путину хочется переделать, перевернуть ситуацию в свою пользу, и как можно быстрее и эффективней. И в слове (авторском) он резко реагирует на слово "чуждое". Так было с лодкой, так было и с "мочением в сортире", - видно было, как Путина затрясло. Здесь он не просто говорил - он проговаривался. Да, конечно, но слово не воробей. И теперь всегда будет отождествляться с Путиным. Авторское слово. С клеймом. Не дистиллированное, не гладкое, как в речах, где если есть за что ухватиться, так только за противоходы положений, контрдоводы, неразрешенные внутренние противоречия самой политики, а не Путина-автора. Но противоречия - есть, и он их в силу собственного разума наверняка понимает. Отсюда и взрывы эмоций, выражающиеся в неподготовленном, "естественном" слове.

Так же неподготовленно он ответил и про отрезание/обрезание. Корреспондент французской газеты спросил как бы невинно, наступив на очень больную мозоль. И вся дрессировка - вдруг - сошла на нет, и ответ был тоже очень авторский, эмоция затмила разум. Стало совершенно ясно, что у Путина нет стенки, что он ни с кем не обсуждает самые острые из возможных вопросы. Что он не готов к диалогу - он готов только к сокрушительному доводу, не к цивилизованному дипломатическому ответу.

Думаю, что и писатели на встрече в Пен-центре его разочаровали, если не раздражили тем, что он не смог услышать от них никаких предложений - форменный допрос, которому его подвергли, их не подразумевал.

И еще одно слово, которое вырвалось у Путина на протяжении последних лет, когда он был в центре публичной политики. "Плохо. Все плохо", - сказал он на заседании кабинета министров. Это была опять-таки естественная, не подготовленная, а спонтанная реакция на ситуацию. Странно, что ее тогда не растиражировали СМИ: ведь это было авторское самовыражение. Но Путин - не Черномырдин с его косноязычием, несущим в себе комический элемент. У Путина вообще плоховато с юмором, он не шутит почти никогда, понимая, что это не его сильная сторона. Черномырдин тоже не шутит, но получается смешно. А Путин и не шутит, и получается мрачно, почти гротескно мрачно. Черный юмор: "Она утонула". Мрачная оценка: "Плохо. Все плохо". Угроза насчет сортира. Угроза насчет обрезания. Такое вот авторское слово.

После неудачного визита к писателям Путин поехал к Никите Михалкову - это был, если мне не изменяет память, следующий культурный визит. Думаю, что у Михалкова с его барством, красотой, семейственностью и гостеприимством Путину понравилось больше, чем в обтрепанном нищем Пен-клубе. Сердце его оттаяло. Не вся творческая интеллигенция оказалась депрессивной, бедной, манерной. Обаятельная михалковская режиссура понравилась больше. Да и кому бы не понравилась? Известный, можно сказать знаменитый, артист, прекрасная жена, мудрый старец отец, дети, внуки, русская еда и природа. Выбор был сделан - и больше писателями Путин не интересовался. Книга у него уже была - "Щит и меч" Вадима Кожевникова, как он однажды признался, повлиял на его жизненный выбор. А Никита Михалков - еще и на литературный. Все и закончилось "Дядей Степой", декоративным, гримированным патриотизмом по-михалковски.