Одну из своих лекций, "Вымышленные протоколы", прочитанную в цикле "Шесть прогулок в литературных лесах", Умберто Эко начинает вопросом: "Но если вымышленные миры так уютны, почему бы не попытаться прочесть реальный мир как роман?" На самом деле СМИ так и делают: сообщают нарративную структуру случайным событиям. Те складываются в сюжеты. Так преподносит эти сюжеты телевидение, и Михаил Осокин, скажем, представляет собою персонажного автора, сходного по своей повествовательной функции с персонажной сказочницей Шехерезадой.

Это имеет самое непосредственное отношение к самоощущению "человека из электората".

Он (она) сидит вечерком в кресле, а перед ним (ней) проходят - нет, не события, но сюжеты, воспринимаемые с мощной долей дистанцированности (иначе зрителю не выжить, а пойти и повеситься). А потом, непосредственно за новостным блоком, начинается сериал. На том же месте. В том же "ящике". (А зритель - в том же кресле.) И сюжеты новостей, и развитие сериальных сюжетов создают в голове "электоральной единицы" постмодернистскую смесь реального/вымышленного.

В этой смеси есть постоянные развивающиеся сюжеты - о главных героях, главных злодеях, коррумпированных структурах, враждебном окружении и т.д. Сериальность хороша тем, что, зацепив сознание, она его не отпускает. Потребитель захочет узнать развязку - а она, маняще близкая, все время отдаляется, как морковка, привязанная перед головой осла: недостижимая и заманчивая.

И уже нельзя различить и понять, в вымышленном или реальном мире происходят те или иные события, вымышленный или реальный персонаж в них участвует (или их комментирует. Поэтому зритель мифологизирует и телекомментаторов).

Мы пытаемся - чтобы внять логике происходящего - читать жизнь так, как будто она тоже является художественным произведением. Как будто - не реальная политика с действующими политиками, а вымышленный роман с придуманными персонажами.

И если они сейчас уехали - ушли - отбыли - на каникулы, то у зрителя ощущение, как будто их на время выключили. И где-то там на складе, в ангарах, лежат эти выключенные куклы с остановившимися стеклянными глазами, замолчавшие до осени.

Кроме некоторых.

Постоянно действующий персонаж - он же главный ньюсмейкер, - президент фактически не отключается от деятельности. Он - в сюжете (и, разумеется, в сюжетах). Вот он спускается со ступеней собора в Астрахани; вот он встречается с губернатором; а вот он уже пьет чай с пограничниками; а здесь ему вручают новенькую форму с пилоткой, символически принимая его в свое братство.

Если товарищ Сталин, как известно, не дремал, и светящееся окно по ночам его в Кремле всегда было показателем бодрствования, то Путин как бы и не нуждается в отдыхе, в восстановлении сил. (Или - не может себе его позволить.) Вот наконец вожделенный Бочаров ручей, - и тут государственная встреча с президентом Турции: переговоры, официальные прогулки, пресс-конференции и т.д. Неутомимый супергерой - он везде и всегда при деле. В нем нет ничего "русского", "национального" - ни от Емели, ни от Иванушки, ни от Обломова. От его передвижений у сидящего перед телеэкраном "электорального человека" кружится голова. Человек не понимает (в смысле - не может примерить эту энергетику на себя). Он, конечно, чувствует, что Путин - совсем другой. Чужой. Персонаж и другого теста (текста).

Дело касается не только политики. Например, в журнале "Семь дней", одном из самых многотиражных и популярных (и показательных) периодических изданий нашего времени, усилиями творческого и авторского коллектива создается коллективная мечта, которая объединяет - если не нацию вообще, то нацию телезрителей. Если человек не может приобрести товар - коттедж на Рублевке, дворец на Лазурном берегу, сумку Гуччи, костюм Версаче, личную яхту или панорамную квартиру, - то с помощью "Семи дней" он покупает (всего за шестнадцать рублей, заметьте) соответствующие картинки с сюжетами и, погружаясь в них, соединяет в своей жизни реальное с ирреальным. Удовлетворенный (и умиротворенный) интерьерами квартиры Наташи Королевой в Майами-Бич, он засыпает у себя в панельке на пятом этаже без лифта. Но благотворное психотерапевтическое воздействие "Семи дней" на этом не кончается: "Семь дней" еще и делают главную, основную свою работу: прописывают режим на следующую неделю, диктуют расписание жизни. (Фазиль Искандер называл нечто подобное - по управлению, правда, не жизнью, а голосованием - "производственной гимнастикой", см. "Кролики и удавы".)

Границу между реальным и воображаемым стирает сегодня не книга, а ТВ, желтеющая на глазах газета, манипулирующий читателем еженедельник. Читатель/зритель изначально доверчив, он поддается этому завораживающему гипнозу - и даже с удовольствием. Ему эта препарированная и расписанная "жизнь" интереснее, чем своя собственная однообразная скука. Он живет скорее в сказке и мифе, чем в реальной жизни. И в этой сказке (мифе) есть свой "победоносец", свой "змий", своя "дева", - без героя/врага/жертвы сюжет не обходится.

Путин, кроме прочего, - персонаж коллективного сознания, который находится на границе между естественным и искусственным повествованием.

Тот же Умберто Эко, с цитаты из лекции которого начался мой текст, рассказывает историю, как в одной из итальянских газет был напечатан рассказ "Как я убил Умберто Эко". Рассказ, дабы отличался от "правды жизни", был набран специальным шрифтом для вымышленных текстов, - тем не менее читатели (и даже вполне вменяемые интеллектуалы) в него поверили как в истинный факт.

В нашем постмодернистском настоящем текст навсегда опозорившей подписантов коллективки ("ату его"), призывающей поддержать усилия "органов" по преследованию Ходорковского etc, был напечатан в "Известиях" в рекламной плашке. Тем не менее и сочинен, и подписан, воспринят он был тоже всерьез.

Политики появляются - пока - в "Семи днях" почти исключительно в качестве "фоновых" гостей на густо попсовых событиях вроде свадьбы, крестин и проч. И вершинная попса создает фон для политиков - в моменты торжеств или выборов. Они связаны незримой цепью общего сюжета, созданного чаще всего искусственно, при помощи режиссеров и имиджмейкеров. Розенбаум и Кобзон, следуя этой практике, правильно заседают в Думе. Еще лучше, если там появятся в ближайшее время Бабкина, Басков и Волочкова. Еще лучше, если они все вместе будут играть и свиту короля, а режиссеры, одновременно сотрудники администрации, будут разрабатывать общий постмодернистский сценарий. Ризому.