Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!
Юрий Левитанский

Канал НТВ отметил пятое марта - день смерти "отца народов" - показом фильма Режиса Варнье "Восток - Запад". Фильм - о трагедии семьи эмигранта, поверившей большевистской пропаганде и репатриировавшейся в послевоенные годы.

Прибывшие в СССР на нарядном теплоходе преуспевающий врач Алексей Головин (Олег Меньшиков), его жена Мари (Сандрин Боннер) и их сын сразу попадают в ужасную позднесталинскую действительность. Аресты, допросы и расстрелы "при попытке к бегству" - прямо в порту. Киевская коммуналка - утлый быт, страх и взаимная слежка. Сразу после того, как соседка "из бывших" Нина Федоровна им все про местную жизнь по-французски рассказала, ее арестовывают, и она умирает в застенке. Мари спасает из советского ада ее внука Сашу (Сергей Бодров-младший), тоже франкофона, подготовив его побег за рубеж. Мари арестовывают, муж от нее отрекается. После смерти Сталина ее освобождают, и тут оказывается, что вроде бы предавший Алексей все это время планировал их - Мари и сына - бегство на Запад. Побег удается, но сам он к ним выбрался только в перестройку.

Крепкий сценарий (Рустам Ибрагимбеков, Луи Гардель, Сергей Бодров-старший), хорошая актерская и режиссерская работа обеспечили вышедшему в 1999 году фильму номинации на "Сезара" и "Оскара".

Фильм основан на реальных историях реальных людей. "Подберезовики" - так их назвали в Мордовии, в Дубравлаге: наслушался о "родных березках", расчувствовался, и вот...

Но фильм "Восток - Запад" снят, прежде всего, для французского зрителя, чувствуется, что Советская Россия здесь - далекая страна, о которой надлежит рассказать просто и понятно, а точность не обязательна. Впрочем, большая часть отечественных фильмов повествует о России-СССР-России аналогичным образом...

Главных упрощений - два. Во-первых, Запад идеален, в противовес дьявольскому Востоку. На Западе ничего не знают и ни в чем не соучаствуют. Как будто в те годы не было "жертв Ялты", принудительной репатриации, расстрелов казаков и т.п. Как будто не было достаточно свидетельств о ГУЛАГе. Как будто и потом не выдавали беглецов, как, например, литовского моряка Симаса Кудирку.

Во-вторых, в Советской России "все все понимали". Или почти все... А веры, иллюзий, самообмана - не было.

При том, что фильм крепко сбит - по нашим меркам, - он все же "не дотягивает" ни до оскаровского уровня (персонажи второго плана одномерны, безо всякой "достоевщинки"), ни до отечественной классики (Меньшикову очень хочется сыграть Штирлица, человека с секретом, но его уже сыграл Тихонов).

Но, заметим, Бодров играет отнюдь не Данилу Багрова, так что не надо сводить художника к его образу (как не следует сводить писателя к персонажу; это известно со времен процесса Даниэля и Синявского).

Наверное, хорошо, что показали "Восток - Запад". В этом даже есть намек на вызов: не нафталинно-ностальгический "совок", где, несмотря на точность деталей и антуража, сплошное вранье в главном. Не штампованный сериал про ментов и спецназы, где все то же самое. Наконец, не беспроигрышный голливудский боевичок.

Но, похоже, реальную историю, настоящую трагедию таких вот репатриантов трудно "перевести на французский".

Я попробую изложить ее по-русски... но для кино это все равно не подойдет.

Он родился на Кавказе, в городе Хасавюрте, в 1888 году. Как и полагается горцу, свою будущую жену его отец украл. В нашей истории появляется что-то чегемское - помните дядю Сандро, умыкнувшего свою невесту-эндурку? Но в этом рассказе даже эпопея Искандера тесна, персонажи перемешаны: отец нашего героя оказывается "эндурцем"... или же, скорее, Самуилом - бродячим евреем. Веру Воскобойникову похитил прискакавший на коне Лев Давидович Фаерман, умчал ее куда-то далеко - говорят, отстреливаясь от погони. После чего они поженились - против воли ее родителей.

Кстати, жизнь с тех пор не стала менее удивительна: в девяностых атаманом Кизлярского отдела Терского казачьего войска был Александр Семенович Эльзон, его сына Владислава чеченцы брали в заложники еще до первой войны...

Но вернемся на столетие назад. Хасавюрт был лишь точкой на жизненном пути Льва Фаермана, кочевавшего по всей Российской империи от "черты оседлости" до Туркестана. Молодые жили в Евпатории и в Баку - там Лев, не чуравшийся, похоже, никакого труда, был портовым грузчиком. Потом они надолго осели в Бухаре, где Фаерман работал весовщиком хлопка в торговой компании у хозяина-немца. При этом Лев и Вера не забывали каждый год увеличивать семью.

Вот вам картина первая - частная жизнь в России на рубеже веков.

Герой родился. Смена кадра.

Меж тем наш главный герой, сын Веры и Льва, молодой Борух Фаерман, отслужил в свой черед в армии и озаботился образованием. В 1912-м он поехал в Германию, в коммерческое училище. Что и говорить, место и время было выбрано на редкость удачно...

В 1914-м, с началом мировой войны, Фаерман оказался в концлагере "для гражданских пленных" Гольцминден - там же, кстати, сидели писатель Константин Федин и пушкинист Борис Томашевский.

После окончания войны и освобождения из лагеря в 1918-м поначалу голодал - но, устроившись рабочим на киностудию, на первую же зарплату купил фотоаппарат.

Поскольку уже не было того государства, откуда Борух приехал в Германию (как, впрочем, того немецкого государства, куда он прибыл учиться!), Борух принял гражданство советское. Как, наверное, и многие из сотен тысяч бывших подданных Российской империи, занесенных в Германию революцией и войнами, империалистической и гражданской. Русская община в Германии двадцатых годов жила весьма бурно. Почитайте Виктора Шкловского или Илью Эренбурга. Вспомните Алексея Толстого, редактировавшего журнал из Берлина и уехавшего оттуда в Россию в начале двадцатых, или же Николая Тимофеева-Ресовского, выехавшего работать в Германию в 1925-м.

В 1922 году Фаермана взяли на постоянную работу в советское торгпредство, и он, видимо, счел свое положение достаточно стабильным, а себя - достаточно обеспеченным. Он женился - в отличие от отца, безо всяких похищений. Невесту звали Марта Хенни Мария Лизбет Бютоф, и была она из бедной восточногерманской крестьянской семьи. Родители невесты были довольны - выйти замуж за еврея, по общему мнению, считалось удачной партией. И это - в двадцатых, для нас - накануне прихода Гитлера к власти!

Здесь я позволю себе второе отступление. Представляете себе кино, по этому сюжету снятое? Нам, зрителям, объясняют, что и как: про наползающую на Веймарскую республику коричневую тень. Делают это в доступной для нас форме. Скорее всего, устами самих героев. Они - простые люди - оказываются чуть ли не пророками. Как в фильме "Восток - Запад", соседка по киевской коммуналке открытым тестом: "Вы попали в дерьмо". А ведь мало кто понимал, мало кто старался понять, в каком мире живет, - и потому, что трудно, и потому, что страшно. Ведь и у нас летом 1937-го было легче и приятнее слышать не шорох шин и шаги по ступенькам ночью, а духовой оркестр в парке днем. Кстати, что там сегодня по телевизору - "Аншлаг"?

Но вернемся к нашему герою. В 1923 году родилась дочь Ханна-Лора, которая стала для него едва ли не центром мира. Чтобы у младенца не было потнички, какую-то специальную подушечку он купил за сумасшедшие биллионы марок - в Германии была запредельная инфляция. Фаерман никогда не чувствовал себя эмигрантом, но - человеком сугубо частным. Было хобби - радиолюбитель, фотограф-любитель. В последнем качестве он даже стал известен - призы, выставки. Его работа попала в книгу лучших фотографий сезона - но на снимке была все та же пятилетняя дочь с воздушным шариком.

Вот картина вторая - частная жизнь в Германии, двадцатые. У героя родился ребенок.

Смена кадра.

В марте 1930-го Борух (или, наверное, уже Борис Львович - ему уже за сорок) с женой и дочерью вернулся в Россию, теперь уже Советскую.

Как в фильме - он получил в консульстве предложение вернуться на Родину с обещанием райской жизни. Вернее, минимального комфорта, сносного существования: квартира, мебель, устройство. Но и это не могло не подействовать - ведь в мире капитала царил Великий кризис. А вообще-то предложение было из разряда тех, "от которых невозможно отказаться". Долго ли, коротко ли думал Фаерман - и решился. А кто-то отказывался - например, Тимофеев-Ресовский...

И вот он с семьей - женой и дочерью - оказывается в Москве. И получает - опять-таки как в фильме - комнату в коммуналке. Они переезжали между такими ведомственными комнатами раз восемь, до 1939 года, пока не осели на Сретенке. После устроенной жизни в Германии они, естественно, были в шоке - нищета, чудовищный быт и нравы, языковой барьер. Лизбет так и не выучила по-настоящему русский язык. Она пела хором - и плакала, не понимая, что это за фрукт "кири", и зачем его чистят: песня была - "былинники речистые"... Борис Львович работает в Станкоимпорте и очень страдает - ведь это по его вине семья "попала в дерьмо". Правда, совсем скоро, когда нацизм в Германии перешел из "ближайшего будущего" в "настоящее", выяснилось, что семью он, скорее, спас...

В Москве продолжилась частная жизнь, но теперь - без друзей и общения. Забыты увлечения фотографией, а тем более радио. Общался Борис Львович лишь с кем-то из родственников да с другом Иваном. С донским казаком Иваном Шустовым они дружили с самого концлагеря, где вместе оказались в 1914-м. Шустов организовал там хор и драмкружок. Вместе они принимали советское подданство - правда, Иван вроде бы отговаривал Боруха... Потом в одно время женились, и были у них дочки-одногодки. Вместе репатриировались. Правда, Фаерман вывез из Германии жену-немку, а Шустов - польскую еврейку. Он вроде бы ее тоже спас от Холокоста. Но в 1937-м жену Ивана арестовали, однако не как еврейку, а в ходе "польской операции" НКВД.

Картина третья - частная жизнь в Совдепии, тридцатые.

Смена кадра.

Лето сорок первого. Гитлеровская Германия напала на Советский Союз. А в центре Москвы, на Сретенке, живет семья немцев. Что это значило, Борис Львович понимал слишком хорошо. Но что мог сделать с этой неизбежностью человек немолодой, пятидесяти двух лет от роду? Он нашел решение, и в июле записался в народное ополчение.

Вместе с Фаерманом в ополчение пошел его единственный друг Иван Шустов. У него тоже была дочь, которой нужно было поступать учиться, но жена уже сидела в лагере. Из-за них-то немолодой уже Иван шел в ополчение. Они с Борухом отлично понимали действовавшую в стране систему заложничества, и обоим нужно было "исправлять биографию". Шустов и Фаерман защищали Москву - и одновременно свои семьи. Оба пропали без вести в "котле" под Вязьмой в октябре 41-го. Но семья жива и про отца знает. Откуда?

Вечером 31 января 1942 года, около восьми часов, в дверь коммуналки на Сретенке постучали. Стоявший за дверью солдат спросил: "Не здесь ли проживает Алиев Юсуп Ахметович?" Его было пытались прогнать, начались пререкательства, солдат настаивал: "У него жена должна здесь жить!" И тут Лора вспомнила, как в детстве отец играл с ней, изображая торговца Юсупа с восточного базара: "Урюк продаю!".

Солдата впустили, он достал футляр: "Вот его очки, у него был еще нож и бритва: хорошие, иностранные, ребята себе взяли..." Очки в футляре были отцовские. Дочь воскликнула: "Но ведь он - Борис Львович Фаерман!"

Солдат рассказал, что в октябре 41-го оказался между Вязьмой и Смоленском, в советском военном госпитале, сначала - в "котле", потом - на занятой немцами территории. Вермахт рвался к Москве. Раненые их не заинтересовали. На соседней койке лежал немолодой человек, назвавшийся Юсупом с Кавказа. Он был ранен; но раздробленное плечо после операции уже подживало, когда 29 октября он умер: сердце не выдержало. А вскорости этот солдат задумал побег, собрав перед тем сведения о товарищах по несчастью: "А адрес был в патронке [медальоне-смертнике], я его на всякий случай себе переписал", - сказал он, и заторопился: "Мне еще одной семье нужно сообщить, не объясните, где..." - назвал адрес, спросил, как пройти, и скрылся в ночи. До той, следующей, квартиры он не дошел - в Москве был комендантский час, осадное положение. Никто так и не узнал, что с ним стало.

Раненые немцев не интересовали - в отличие от "евреев и комиссаров"... Назвавшись Алиевым, Фаерман не смог спастись сам - но спас хотя бы память о себе. Правда, это знание не имело никаких формальных последствий - для того чтобы засвидетельствовать гибель красноармейца, необходимы были свидетельства двух человек, без них он считался "пропавшим без вести".

Но немецкая семья продолжала жить в центре Москвы - хотя были и доносы, и вызовы в госбезопасность. Пойдя добровольцем в ополчение, Борис Фаерман заплатил за их свободу. Даже числясь не погибшим, а пропавшим без вести. Государство поступило с ним честно.

Финал - смерть героя. Занавес.

Для синематографа это, согласитесь, не годится - там надлежит показывать "типичного человека в типичных обстоятельствах". Вся проблема в том, что человек - каждый! - в чем-то нетипичен. Об этом многое мог бы рассказать коллега кинематографистов, большой специалист в области "человеческого измерения" - Прокруст его звали...

Но вернемся к семье Бориса Львовича. Через несколько лет, в конце сороковых, началась "борьба с космополитизмом". Они оказались теперь вовсе не немцами, а евреями. И уже в этом качестве Ханну-Лору вышибли с работы - "на общих основаниях"...

Казалось бы, что общего с фильмом? Там герой предает жену, здесь - гибнет, чтобы она была жива и свободна. Но французам трудно объяснить, что порою даже человек, бежавший и отрекшийся от семьи, эту семью спасал. Там от него требуют только отречения - а перед каким еще выбором на самом деле ставила власть людей? Достаточно вспомнить "Выбор Софи"...

В эту бездну иногда стоит заглядывать... чтобы снова туда не вернуться. И чтобы еще раз вспомнить людей, живших и умиравших, чтобы жили другие. Таких, как Борис Фаерман - "неизвестный солдат", защитивший Москву.