На ночь, уже в постели, я читаю всю последнюю неделю письма Лескова. Не скажешь, что они как-то по-особенному скучны. Напротив, там масса разного занятного, - и литературно-исторического (всякие микроситуации, не попадающие обычно ни в биографии, ни в монографии, ни в солидные "истории литературы"), и чисто бытового, и, разумеется, "словечек" особенных, лесковских - никакого солженицынского "словаря расширения" не надо.

Нет, читать это все не скучно. Но ужасно утомительно (а чтоб заснуть, как раз надо хорошенько утомиться), потому что в письмах Лесков косноязычен. Ну, разумеется, это косноязычие особого рода - косноязычие "стилиста" (еще таких "стилистов" в русской литературе раз-два и обчелся - Гоголь да Ремизов), которому, однако, в данном конкретном случае надо не "историю" рассказать, а нечто рационально-деловое сообщить адресату. Ну, там, с редактором поспорить на предмет величины гонорара или сокращений в тексте заметки какой-нибудь, или с кем-нибудь обсудить сильные и слабые стороны учения графа Толстого. И вот почти физически чувствуешь, как Лескову трудно обыденным человеческим языком изъясняться, как мучительно ищет он слова и как много их тратит для артикуляции сущих пустяков. Язык лесковских писем - это чудовищный гибрид естественности и "стиля", их постоянная напряженная борьба с переменным успехом.

Словом, почитаешь-почитаешь, намучаешься вместе с Лесковым, да и заснешь от праведной усталости.

Усталость в самом деле и праведная, и полезная. Лишнее напоминание о том, что чтение - все-таки труд, преодоление "сопротивления материала".

Бывает, однако, усталость решительно бесполезная и тем раздражающая. Ну, вот, к примеру, я сейчас свои читательские "долги" отдаю - дочитываю в журналах (благо, большинство из них годовой цикл завершили) то, что в году не успел. Среди непрочитанного был и роман Александра Скоробогатова "Кокаин" ("Знамя", # 9). Автор не то чтоб "раскрученный", скорее малоизвестный, однако ж замеченный и изданный Борисом Кузьминским в знаменитой его серии "Оригинал" (роман "Земля безводная", 2002). И весьма поддержанный довольно-таки придирчивыми критиками. По их наводке я в свое время "Землю безводную" прочитал - без особого восторга, но, впрочем, и без особого отторжения. К тому же я человек не самоуверенный: если умные люди говорят, что Скоробогатов - писатель гениальный, то я готов признать, что они правы, а я чего-то не понял в силу своей замшелости и утери критического чутья. Мне-то "Земля безводная" показалась детективом, перегруженным некими совершенно лишними для жанра претензиями. Возможно, претензии появились раньше жанра, но итог их взаимодействия не показался мне шедевром.

Ничто, однако, не возмущалось во мне при мысли о прочтении следующей книги Скоробогатова, опубликованной, тем паче, в журнале, вкусу которого я привык верить. Ну, и начал я читать "Кокаин". И скосоротило меня на первых же строчках, когда автор затеял дешевенькую, уныло-провинциальную "игру" с читателем. До конца текста держался я только на профессиональном упрямстве и премного устал. Было тоскливо, скучно и стыдно за автора, который ведь знал, какого рода продукт он предлагает читателю. Это авторское знание в тексте откровенно продемонстрировано: в романе герой - писатель, который написал нечто несуразное, и это нечто читают разные люди и выражают по поводу прочитанного как бы "профанное" недоумение. Вот, скажем, приятель:

"Такое дурацкое ощущение: читаешь, читаешь, а все непонятно, что к чему. Вот кажется - поймал, вот кажется - уже и за хвост тянешь, - он показал, как тянет за хвост, - а страничку перевернешь - там тебе кукиш. - Он сложил фигу и показал самому себе. - Снова ничего непонятно".

Абсолютно точная характеристика текста - унылого и совершенно полого, пустого. А единственным содержанием всей затеи с "Кокаином" (даже слова такого в тексте нет, разумеется, а вы что думали?) оказывается старательная, ученическая "работа над композицией", плоские игры с хронотопом и прочий зануднейший "формализм". Читатели (то есть персонажи книги) уже читали ту книгу, которую только сейчас пишет писатель, - вот и весь фокус "Кокаина". А книга-то про что? - Про зайцев. Про заек. Что-то совсем уже скучно, особенно для декабрьского чтения. Впрочем, и в сентябре вряд ли бы я нашел в этом мертвенном тексте что-нибудь питательное.

И есть еще там плохой Буйда чуть ли не на каждом шагу:

"Достав из дырки в затылке длинный изогнутый огурец, говоривший откусил его горькую головку и захрустел".

Но даже плохой Буйда бывает иногда занятен и местами остроумен, а Скоробогатов в "Кокаине" попросту непроходимо скучен. Да он (то есть автор) и сам про это знает, и даже говорит в одном месте:

"Господа. Автор - усталый человек. Автору страшно надоело размахивать топором".

Так и не надо размахивать. Надо отдохнуть.

И вообще оказалось, что в журналах я большей частью пропускал как раз то, что и должно было быть пропущено. Ну, например, решительно неудачную попытку Георгия Ефремова написать воспоминания о Давиде Самойлове ("Желтая пыль. Заметки о Давиде Самойлове" - "Дружба народов", ## 10, 11). Ефремов, себе на беду, обильно цитирует дневники и письма Самойлова, и цитаты оказываются самыми живыми кусками его текста. Вся штука в том, что самойловские дневники мы читали и без Ефремова. За письма, впрочем, спасибо, хотя можно было сделать прямее - опубликовать их с комментариями. В этом году в "Знамени" очень даже неплохо читалась переписка Самойлова с Лидией Чуковской.

А уж какой бес завел меня к повести Даниила Гранина "Оборванный след" ("Дружба народов", # 9), сам не знаю. Наверное, вдруг педантичность одолела и захотелось быть Немзером, который "читает все". За желание быть не самим собой наказан я был жестоко. Чистейшая графомания на жидком кисельке "сверхценной" идеи. Жалкая и смешная "фантастика" в сюжете.

"Очень добрые что-то у нас стали "толстые журналы"", - подумал я по итогам всего этого чтения.

Самое интересное, что пока попалось - это беседа Александра Мелихова с Борисом Кузьминским в ноябрьской "Неве", озаглавленная "Гордый замысел".

"Гордый замысел", понятно, это как раз та, уже ставшая в некотором роде легендой серия "Оригинал" издательства "Олма-пресс", которая так многообещающе начиналась и так бесславно - не для основателя, а для издателя - прекратилась. Кузьминский здесь подробно излагает ее, так сказать, "идеологию":

"..."Оригинал" - затея антистатусная, ее сверхзадача - поиск свежих, неинерционных стилистик, проявление только-только проклюнувшегося, едва начавшего формироваться, покамест, само собой разумеется, неуклюжего и хрупкого. Но это хрупкое и есть будущее. Оно, будущее, - перспективный анахронизм, может содержаться и в текстах опытного автора, может на первый взгляд показаться давно прошедшим, с детства знакомым... Однако главная моя задача - охота на дебютантов. Публикация первого же романа сразу в столичном издательстве, по-моему, очень хорошо влияет на молодого автора, заставляет его работать дальше. А вот обивание порогов, непрерывные отговорки - это как раз то, из-за чего человек, особенно в наше время, плюет на всю эту творческую волынку. И кому от этого хорошо?

Момент истины моих занятий лежит вовсе не в плоскости коммерции. Момент истины наступает тогда, когда вы, именно вы, снимаете с магазинного стеллажа книгу, которая адресована лично вам - не как представителю социальной страты или генерации, а вам как персоне, которая при знакомстве с данным текстом испытает целительную боль. Но для этого нужно, чтобы потенциальная аудитория была как можно шире, в нее должны входить и те, кто может отличить Валерия Попова от Евгения Попова, и те, кто не знает ни того, ни другого. Серия "Оригинал" издается в том числе и для распространения в провинции, где на самом деле толком не известен никто".

Все это по-прежнему очень симпатично, и несмотря ни на что, даже в самой малой степени осуществленный, "гордый замысел" остается неким образцом для дальнейших начинаний в этом духе. Должно же когда-нибудь и наше книгоиздание придти к более-менее цивилизованным нормам.

Впрочем, понадеявшись, я тут же вспомнил слова Лескова о России, которые с немалым удивлением нашел на днях все в тех же его письмах:

"Скучно, тяжко, и вокруг столь подло и столь глупо, что не знаешь, где и дух перевести. Не могу себе простить, что я никогда не усвоил себе французского языка в той мере, чтобы на нем работать как на родном. Я бы ни часа не остался в России и навсегда. Боюсь, что ее можно совсем возненавидеть со всеми ее нигилистами и охранителями. Нет ни умов, ни характеров и ни тени достоинства... С чем же идти в жизнь этому стаду, и вдобавок еще самомнящему стаду?"

Чем, однако, хорош Лесков - тем, что сразу за этой "русофобской" тирадой следует - просто через тире, без абзаца - "За приглашение на наливки очень благодарю. Наливки у Катерины Николаевны очень хорошие".

Одно из лучших лекарств против такого рода "русофобии", которая не вдруг и не на пустом месте охватывает не токмо нас, либералов и космополитов, но и таких природно "русских" художников, как Лесков, - книжка, под впечатлением которой я нахожусь вот уже несколько недель: Вячеслав Глазычев. Глубинная Россия. 2000-2002. ("Новое издательство", 2003).

Рецензию я тут писать не готов, да и квалификации, боюсь, не хватит, но чтение захватывающее. Захватывает прежде всего уверенность и деловитость автора, который с большой убедительностью, уже самим пафосом повествования, сообщает читателю простую и нужную вещь: в России прямо сейчас можно делать дело. Для этого все есть - и люди, и ресурсы. Нужна только воля, некая смена модуса отношения к реальности. Ну и, разумеется, основа этой книжки - потрясающая "опись" более сотни малых российских городов и поселков: как живут и чем кормятся. В этой "описи" и для самой тяжкой русофобии топливо найдется, но как-то так это Глазычевым все повернуто, что скорее надежда на более или менее пристойное будущее укрепляется.

Под впечатлением этой книжки я, кстати, относительно легко перенес некоторый шок от прошедших две недели назад выборов. После краха "правых" и успеха всякой малоаппетитной шушеры я от людей своего круга наслышался всякого - жалобного и гневного, слышал и про намерения побыстрее покинуть наше славное отечество, раз уж тут так любят "Родину". Мои же мысли после первого приступа неудовольствия потекли по какому-то другому руслу. И мысли были простенькие, обывательские такие. Изложу их тут вкратце (специально в конце, чтоб те, кому скучно "про политику", тут из моего текста и вышли).

Итак.

Ведь что в реальности показали выборы, результаты которых ввергли в тяжелое уныние и правых, и левых, а победившую партию власти отчасти даже смутили и озадачили?

Выборы заставили вспомнить давнюю фразу Юрия Андропова, с которой он начал свой недолгий генсекретарский век: "Мы плохо знаем страну, в которой живем".

То, что Россия в очередной раз доказала свою непредсказуемость, кого-то (например, политтехнологов или их заказчиков) должно, наверное, огорчать. Но здравому наблюдателю, еще не намертво вписанному в чьи-нибудь "стройные ряды", впору как раз сейчас, когда у либеральной "общественности" на душе кошки скребут, тихо порадоваться.

Во всяком случае, испытать чувство осторожного оптимизма. Оказывается, несколько лет путинской "стабильности", укрепления всех и всяческих "вертикалей", обессмысливания политической жизни не смогли "проморозить" Россию до основания - где-то на глубинах массового сознания копится некая динамика, приводящая в действие механизм исторического процесса.

Не говорю пока - прогресса, но процесса-то уж точно. И с этой общественной динамикой можно, что называется, "работать", - пытаться понять ее направленность, разобраться с целями и мотивами людей, влиять на все это. Влиять - не значит манипулировать. Эффективно манипулировать можно вообще только полуспящим сознанием.

Уставшая за бурные 90-е годы страна вполне могла впасть в такую спячку, тем более что ей усиленно старались "мягко подостлать" - и материально (благо, нефть подорожала), и духовно. Стране начали тогда открыто льстить, играть на ностальгии миллионов ее жителей по былому советскому величию, потихоньку реставрировать "совок". Отчего бы было и не полюбить доброе начальство за ласку и заботу и не вверить ему безоговорочно судьбу свою и своей страны? Тем более что это освобождало от тяжкого мыслительного труда - самим разбираться с нюансами идеологий, партийных программ и прочей "политики", которая так надоела большинству за ельцинские годы.

В 2001-2002 годах казалось, что именно к этому православно-монархическому идеалу все и движется: наверху мудрый царь, внизу его добрый народ, а политическую борьбу быстро и аккуратно ввели в русло аппаратной интриги. Аппаратными интригами население интересуется еще меньше, чем политической борьбой: понятное дело, бояре, окружающие царя, вечно дерутся друг с другом за свой шкурный интерес. Но он, слава богу, особой воли им не дает, строго приглядывает.

Да и "царю", в общем, повезло в 1999-м с относительно мирной Думой: если и была нужда что-то в ее механизме "подрегулировать", так не сказать, чтобы это была проблема жизни и смерти того типа власти, который в России стал складываться при благодушном неинтересе народа.

Словом, на каком-то этапе такого почти идиллического развития главноуправляющим и их помощникам показалось, что Россия стала наконец-то абсолютно предсказуемой и, стало быть, легко управляемой. Что здесь уже можно заниматься прямым и жестким политическим планированием, перераспределяя власть и собственность во все более и более удобных для себя конфигурациях.

Однако в проблемных странах (а полунищая Россия была и осталась проблемной страной) такого полного счастья просто не бывает. Самодостаточная и слишком уверенная в своих управленческих механизмах власть и группирующийся вокруг нее политический класс рано или поздно начинают терять контакт с реальностью и совершать ошибки. Слишком наглеть или слишком расслабляться. Когда сопротивления материала нет (или кажется, что его нет), политические мышцы атрофируются, и власть, даже внешне усиливаясь, на самом деле слабеет.

А слабость власти - это то, что очень быстро начинает чувствовать народ. Не обязательно он ясно понимает, в чем там слабость и каким именно образом ошибки верхов могут испортить ему жизнь, но некое беспокойство и брожение в умах рано или поздно обнаруживаются.

Хотя бы на выборах. Ведь совершенно очевидно, что успех "Родины" и существенная прибавка голосов у Жириновского - выражение такого беспокойства. Можно не слишком почтительно относиться к взглядам и к выбору этих людей, но похоже, что они шли к избирательным урнам не "на автомате", как многие избиратели "Единой России", а проделали некую мыслительную работу. И в результате ее не стали солидаризироваться с властью.

А партия власти, несмотря на большие проценты, вряд ли одержала такую уж убедительную и блестящую победу. На фоне того беспрецедентного прессинга, который она и ее пропагандисты несколько месяцев оказывали на Россию, проценты должны были быть куда выше.

Самое же главное, в итоге власть получила не совсем тот парламент, который планировала. Прежний был сбалансирован гораздо лучше. Новая Дума как бы несколько менее легитимна, чем предыдущая, а это уже видимый всему свету дефект и предпосылка для общественного конфликта: сразу слишком у многих и не последних граждан страны появилась серьезная причина для недовольства.

А оно непременно обратится и на власть тоже. И поведет к поиску альтернативы: чрезвычайно, кстати, любопытно, в каких формах и на базе каких политических проектов этот поиск пойдет. Вряд ли мы увидим простую перелицовку и косметический ремонт прежних: сама ситуация заставляет правых становиться радикальнее и агрессивнее. Значит, политическая жизнь несколько освежится, а у власти появится лишняя головная боль.

Поражение, конечно, обидное, но едва ли лучше было бы, если бы правые прошли в парламент в том же количестве и с той же практически декоративной функцией. Это не только показало бы их собственную слабость, но и, простите за выражение, некоторую безмозглость их электората. Недобранные "Яблоком" и СПС голоса - это вряд ли новые сторонники "Единой России". Это просто люди, которые пришли (или не пришли) на выборы не по привычке, а подумав собственной головой. Как не приветствовать увеличение количества думающих людей? Они, значит, попробуют поискать что-то новое - еще один повод для сдержанного оптимизма.

Вообще чем больше думаешь над ситуацией, тем больше видишь в ней просветов и возможностей. Есть ощущение, что Россия не так уж тотально управляема и жизнь в ней пойдет в ближайшие четыре года не по сценариям, написанным в Кремле. Во всяком случае, не только по ним.

Так что жить, будем надеяться, станет веселее. А уж интереснее - точно, потому что в последние месяцы заварилось столько крутой каши, что ее и за год не расхлебаешь...