Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Быков-quickly | Режим | Столпник | Не в фокусе | Идея фикс | Злые улицы | Всё ок | Понедельник | Всюду жизнь | Московские странности
/ Колонки / Понедельник < Вы здесь
7 историй о вреде чтения
Дата публикации:  25 Июля 2005

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

А.Дозорцеву

Тема

Газета "Новые Известия" и почтовая служба mail.ru опросили на прошлой неделе пользователей Интернета. Целью опроса было выявление самых вредных, по мнению пользователей, книг. Финальный список выглядит следующим образом.

    1. А.Гитлер. Mein Kampf (пропаганда фашизма) - 40,19%
    2. К.Маркс. "Капитал" (пропаганда коммунизма) - 21,29%
    3. В.Сорокин. "Голубое сало" (пропаганда порнографии) - 18,65%
    4. М.Арбатова. "Мне 46" (пропаганда феминизма) - 17,23%
    5. В.Набоков. "Лолита" (пропаганда педофилии) - 15,05%
    6. Б.Ширянов. "Срединный пилотаж" (пропаганда наркомании) - 11,71%
    7. Л.Захер-Мазох. "Венера в мехах" (пропаганда патологической эротики) - 8,07%
    8. Л.Толстой. "Анна Каренина" (пропаганда суицида) - 4,78%
    9. Ф.Достоевский. "Преступление и наказание" (пропаганда насилия) - 4,65%
    10. И.Тургенев. "Отцы и дети" (пропаганда розни поколений) - 3,33%

Примечательным, с нашей точки зрения, является непопадание в список "Жюстины" при наличии на почетном 7-м месте "Венеры в мехах".

Среди вредных детских книг, которые были вынесены в отдельный опрос, чаще всего назывались "Гарри Поттер" и "Колобок" (последний, по мнению пользователей, рекламирует каннибализм и "безнаказанность увертливых"). А также "Золотой ключик, или Приключения Буратино", вызывающий у части пользователей "фаллические ассоциации", и "Стойкий оловянный солдатик", пропагандирующий депрессию.

К сожалению, авторы опроса забыли включить в него пункт, который позволил бы судить, насколько пользователи лично знакомы с опасными текстами.

Источник
http://www.newizv.ru/news/2005-07-22/28566/

Вариации

Вместо привычных занудных вариаций сегодня здесь будут опубликованы краткие истории, иллюстрирующие или опровергающие идею вредности чтения.

1. Т.е.

НН рассказывал, что читать его научили в три года. И вот он вскоре после этого, пользуясь плодами просвещения, сидел на горшке и что-то тихо читал, покуда его папа работал за столом. Потом оторвался от чтения и спросил:

- Папа, что такое "т.е."? Я не понимаю.

- Где это ты нашел? - спросил папа.

- А вот, - показал НН место в книжке.

Папа подошел, взял книжку и прочел там: "пенис, т.е. половой член".

2. Девица З.

Знавал я когда-то девицу З., знаменитую своей миниатюрностью. З. рассказывала, что однажды, будучи в Питере и не найдя вписки, присела в знаменитом тогда кафе "Сайгон" в углу на корточки и осталась незамеченной закрывающими на ночь заведение уборщицами.

Основным занятием девицы З. было перемещение в пространстве посредством автостопа. Перемещаясь в пространстве, девица З. возила с собой книжку, в чтение которой регулярно погружалась. На протяжении тех трех-четырех лет, когда я пересекался с девицей З., книжка была одна и та же: "Философские повести" Вольтера в издании начала пятидесятых годов.

Недавно мне рассказали, что З. впоследствии вышла замуж за священника из Орловской области, родила кучу детей, но не потеряла миниатюрности.

Все к лучшему в этом лучшем из миров.

3. Печальное событие

Сидим однажды с Д. в общежитии, в 433-й комнате. Разговариваем, конечно, о любви. Вдруг на словах Д. "ни с чем не сравнимое удовольствие" раздается стук в дверь, и в комнате появляется А.Б-ян, коллега из Армении. Он возбужден чем-то и держит под мышкой том из полного собрания сочинений Гоголя.

- Слушай, - с порога интересуется он, - кто "Невский проспект" читал, да?

- Ну, - говорим, - оба вроде читали.

- Слушай, а скажи, там что, эти немцы этого поручика в --, что ли, ---, да?

(А. высказал совершенно нелепое предположение, которое я не могу повторить, не оскорбляя нравственности своих читательниц.)

- Бог с тобой, дорогой, - отвечаем, - с чего ты взял?

- Как же? - говорит А., быстро открывая книгу на заранее заложенной странице. - Тут ведь написано: "Напрасно силился он отбиваться; эти три ремесленника были самый дюжий народ из всех петербургских немцев и поступили с ним так грубо и невежливо, что, признаюсь, я никак не нахожу слов к изображению этого печального события", да? И потом: "Ничто не могло сравниться с гневом и негодованием Пирогова. Одна мысль об таком ужасном оскорблении приводила его в бешенство".

Не скрою, мы с Д. не нашли что ответить.

4. Литература и действительность

В XVIII веке юноши стрелялись, подражая Вертеру. В XIX - скучали на манер байроновских героев и обустраивали многоугольную личную жизнь в духе Рахметова. В XX - ударно трудились на строительстве, равняясь на Корчагина.

Недавно один мой московский знакомый прочитал модный переводной роман и выписал наложенным платежом из-за границы описанную там какую-то совершенно особенную зубную щетку.

Потом жаловался, что описано все неправильно. Может быть, конечно, просто перевод плохой.

5. Перестройка

Но лучше всего читали книги в перестройку. Мне рассказывали об одном инженере из НИИ, который прочитал "Архипелаг ГУЛАГ", вышел из дому, сел на поезд, доехал до Петрозаводска и попытался перейти финскую границу.

Что характерно - не вышло.

6. Теория обмена

В позднее брежневское время власти придумали поставить книжный дефицит на службу народному хозяйству. С этой целью у населения принимали макулатуру в обмен на талончики, по которым можно было приобрести произведения Дюма, М.Дрюона, В.Пикуля и других дефицитных авторов, пишущих на темы зарубежной и отечественной истории.

Дядя моего одноклассника входил в преступную группу, которая умудрилась и это замечательное начинание использовать в целях личной наживы. Он работал в букинистическом магазине и вступил в преступный сговор с приемщиками макулатуры, которые через подставных лиц сбывали сданные населением антикварные издания. Выручку они потом как-то хитро делили.

Одноклассник рассказывал об этом позже, когда дядя уже вышел из лагеря и обстоятельства жизни переменились. Сильнее всего поразила меня своей пронзительной искусственностью, выдающей достоверность, такая деталь: среди прочих сданных в макулатуру ради Пикуля антиков имелось полное первое издание "Истории государства российского".

Дядю, кстати, посадили не за махинации с мнимой макулатурой, а как раз за любовь к чтению. Не помню уже, что там у него нашли, то ли "Мы", то ли "Собачье сердце".

7. Народы СССР

Самое страшное чтение, конечно, - это чтение из-под палки. Студенты-гуманитарии, которым приходилось сдавать лектюр, меня поймут. На старших курсах мы поставили это дело на поток и пересказывали друг другу сюжеты прочитанных произведений, собираясь перед экзаменами в подсобке.

Выслушав пересказы пяти или семи классических литовских романов, я обнаружил, что их сюжеты варьируют некую единую схему, которая легко описывается системой тайных знаков, сопровождающих список действующих лиц. Помню, что какой-то младший брат неминуемо там собирался стать ксендзом, фигурировала также неизбежно беременеющая девушка, иногда топящаяся в пруду.

Списком действующих лиц разрешалось пользоваться на экзамене, так что пересказ сюжета становился автоматическим.

Впрочем, нам еще повезло: литературу народов СССР мы проходили в сокращенном объеме, включающем только ближайших соседей по Прибалтике. Не было у нас ни Фирдоуси, ни Руставели, ни Нечуй-Левицкого, о котором однажды экзаменатор спросил у нынешнего книжного рецензента "Русского журнала" Г.А.:

- А вы сами-то его читали?

На что Г.А., по свидетельству очевидцев, ответил возмущенно-иронически:

- Кто? Я??! Нет.

Опрос

Какая из этих книг наиболее вредна?

Илиада
Война и мир
Улисс
Госпожа Бовари
Дон Кихот
Малыш и Карлсон, который живет на крыше

Комментарии:

Кыллер

Расскажу-ка свой анекдот. Знаю одного человека, давнего моего товарища, действительно читавшего Mein Kampf. И мало того что читал - читал он эту книгу вслух своей невесте на ночь. Потом была у них и свадьба, и размен квартиры, и рождение ребенка. Не знаю, повлиял ли на это А.Гитлер или какие-то другие причины, но стал товарищ предпринимателем, организовал небольшое производство, потом производство побольше. Работников же обижал и обманывал. И мне он остался должен, не заплатил за работу.

Илья Пригожин

Книжка Захер-Мазоха вредна безусловно. Да и сам автор какой-то подозрительный - во Львове родился. Бандеровец, не иначе.

Куда там де Саду!

Макс Фрай

Один мой знакомый художник-авангардист Олег П., известный узкому кругу знатоков современного искусства как один из "Перцев", написал в начале восьмидесятых стишок:

    Раньше было хорошо,
    потому что было раньше.

(Дальше я не помню, и это хорошо, потому что дальше была какая-то фигня про яйца, но первые две строчки люблю очень.)

Так вот, раньше было хорошо. Вредных книжек было много, и это превращало чтение в утонченное удовольствие. Чтение вредных книжек было почти столь же прекрасно, как курение болгарских сигарет и распитие белого столового вина в дендропарке имени В.И.Ленина, среди цветущих персиков.

Вредные книжки перепечатывали на пишущих машинках и фотографировали на черно-белую пленку. Некоторые особо продвинутые любители литературы уже в начале восьмидесятых имели доступ к копировальным аппаратам, но вокруг оных аппаратов была разведена такая секретность, что копии делали в основном для себя и ближайших друзей-родственников. Мне за всю жизнь всего одна такая копия попалась; книга была страшно вредная, особенно для здоровья: мне ее дали около полуночи, велели вернуть в 9 утра, так что пришлось пить много скверного растворимого кофе и не спать вовсе. Называлась вредная книга "За миллиард лет до конца света"; кто читал эту повесть Стругацких, оценит красоту ситуации. Ясно же, что такую конспирологическую поэму именно так и следует читать: втихаря, под покровом ночи, с риском для жизни практически.

"Заповедник гоблинов" Саймака и "Котлован" Платонова попали ко мне одновременно; обе вредные книги представляли собой толстенные стопки фотокопий. Они нанесли непоправимый урон моему зрению, о хрупкой детской психике уже не говорю. Читать эти книги одновременно, жадно пожирая пылающим взором то левую, то правую стопку, - то еще приключение сознания, ничем не хуже экспериментов с ЛСД. (Способ чтения был продиктован не столько моей эксцентричностью, сколько жадностью: времени было в обрез, хозяин вредных книг грозился вернуться за ними буквально через пару часов.)

В виде бледных фотоснимков попали ко мне и "Приглашение на казнь" Набокова, и "Улитка на склоне" Стругацких. А на машинке в ту пору перепечатывали и вовсе убийственные книжки. То Солженицына, то Кастанеду какую, а то и вовсе пособие по освоению каратэ в домашних условиях. Вспомнить страшно. Как мы все живы-то остались?

Чуть позже, во второй половине восьмидесятых, в городе появилась кассета с записью: писатель Мамлеев читает вслух собственные рассказы. Сильнейшее впечатление тех лет, между прочим. О вреде, нанесенном этой, с позволения сказать, аудиокнигой, помыслить страшно. Дивный, дивный был вред.

В заключение расскажу чужую историю, услышанную краем уха в городе Москве много лет назад. Одна девушка рассказывала, что устроилась на работу не то в Союз художников, не то в Союз композиторов машинисткой. Причем не зарплаты и прочей корысти ради, а чтобы в свободное от основных обязанностей время перепечатать для любимого мужчины "Архипелаг ГУЛАГ". Работа доставляла массу проблем, потому что престарелые то ли художники, то ли композиторы постоянно требовали от юной героини интимных услуг. Отпихивая локтями и коленками похотливых старцев, дева все же закончила свой труд и преподнесла любимому "Архипелаг ГУЛАГ" к празднику 23 февраля. Остальные 4 экземпляра (пишущая машинка художников-композиторов делала аж пять копий) влюбленные раздарили друзьям и жили долго и счастливо, несмотря на вредоносность чтения, скрепившего их союз.

Только и осталось, что проворчать по-стариковски: "Теперь уж не то, этих ваших современных Гитлера с Тургеневым небось никто вручную перепечатывать не станет, сколько об их вреде не талдычь", - да и уйти, покряхтывая, в ближайшую отставку.

А.Б.

Несомненно, вредным является также чтение книг какого-нибудь автора с характерным стилем наподобие Пруста или Кафки или, скажем, если из наших, Платонова. Да мало ли, вот тот же Хармс, тот же Голявкин. Вот пишешь что-нибудь этакое, а потом завернул фразу - ну чистый Гоголь, и даже усы из книги торчат. А не надо было вчера читать про немцев, которые приказчика -- в ---. И напрасно силишься отбиться; Гоголь этот - самый дюжий писатель из всех российских марателей бумаги и так поступает с твоим мозгом, что потом три дня боишься и за перо взяться. Право, если б люди выучились вдруг писать перьями не гусиными, а гоголиными, и то бы не было так на Гоголя похоже. А это не ты написал, это Гоголь написал.

Или, скажем, Беккета, он вообще ирландец, но писал на английском, а потом на французском, но я имею в виду русские переводы, например перевод Молота, не инструмента молота, потому что инструмент молот не может никак переводить, ни текст переводить, ни через майдан переводить, простите мне этот каламбур, и даже молотить он не может, нет, ошибаюсь, молот может молотить по гвоздю или ровной поверхности, независимо от того, вставлен гвоздь своим острием в эту поверхность, просто покоится на ней или же вообще находится вне пределов досягаемости. Я имею в виду молотить зерно или, скажем, пшеницу, простите, пшеница и есть зерно, я хотел сказать рожь или, там, скажем, пшеницу. Молотить зерно можно и молотом, но лучше молотить его (зерно, а не молот, хотя теоретически можно и то и другое) цепом. Так вот, несмотря на то, Молот переводит Беккета, или Молчанов, или Коренева, или еще кто (кстати, у меня была одноклассница Коренева, но переводила вряд ли она), - не важно, кто бы ни переводил, если это, конечно, человек, сведущий в языке (английском или французском - в зависимости от языка оригинала), - кто бы его ни переводил - при чтении Беккет насилует твой мозг или, возможно, проще сказать инфицирует, и можно гнать километры телег, но это не ты их гонишь, это Беккет их гонит, и если б люди выучились вдруг писать по-ирландски, и то бы не было так на Беккета похоже (возвращаемся к Гоголю).

Интересно бы также было бы посмотреть на Беккета в переводе Гоголя и наоборот. Очень просто: заставьте переводчика читать весь день Гоголя, а потом подсуньте ему оригинал Беккета. Посмотрите, что получится.

Вообще, с этой точки зрения очень много хороших авторов являются безусловно вредными, равно как и множество плохих авторов являются также вредными, и множество плохих и хороших авторов вредными не являются. Вредными для человека, не лишенного литературных амбиций, разумеется; для читателя-то все полезно, что в мозг полезло.

Альма Патер

О непоправимом вреде культурным слоям, нанесенном Генрихом Шлиманом в результате чтения "Илиады", пусть кто-нибудь другой расскажет, я же смиренно доложу о случае вредоносности отечественной нашей словесности, представленной "Преступлением и наказанием", уцелевшем в моей устарелой памяти. Школьника старших классов бредовые метания Родиона Раскольникова, усугубленные совпадением желтизны Петербурга с желтизной древесно-стружечных парт, довели до того, что он внезапно для себя ушел из школы с намерением туда не возвращаться, а заодно и из дому - должно быть, стены желтые были. И проболтался где-то пару суток, околачиваясь днем среди хиппи и битломанов у сомнительной студии звукозаписи с обложкой альбома Jethro Tull на витрине, а ночуя неизвестно уже где. Однако на руках у него была повестка в военкомат на какую-то такую приписную или как там она называлась комиссию, куда он опрометчиво явился. А мама, помня о той повестке, пришла за ним и, коротко переговорив с офицером, забрала парня и вернула его в социум. Таким образом, очевидно, что по части вредоносности Ф.М.Достоевский уступает зарубежной прозе ХХ века, от которой, как слышно, уходят не на день-другой, а как минимум на неделю.

Татьяна Хейн

Книги вообще вредны. Особенно французские романы, как мы знаем от классиков.

Английские романы тоже. Это уже жизненное наблюдение.

В десятом классе дала себе клятву никогда больше не читать художественную литературу. Ну, может, что по программе, но по программе все было давно прочитано и уже не опасно.

Поводом послужило самонаблюдение в процессе жизни с "Записками Пиквикского клуба".

Выпускной класс. Математическая школа. Не слишком умная (в рамках специфики обучения) голова. Девиз одноклассников: "Работай-работай-работай!" А меня нету. Я в Англии, понимаете ли. Путешествую. И глубочайшим образом плевать на то, что тут, в этом темном красивом городе, происходит, покуда меня в нем нету, и в какие тартарары катится вожделенный аттестат. Хорошо мне.

"Пиквикский клуб" присоветовал дедушка, когда я ходила за ним и ныла про "все тут прочитала, что делать, что делать?".

О чем думал этот замечательный человек, буквально впихивая лошадиную дозу дурмана прямо в доверчиво открытый рот любимой внучке? Сам-то он впервые попробовал этот яд в одиночной камере Лефортовской тюрьмы, в ожидании окончания судьбы.

Он рассказывал, что охранники (в Лефортово удивительно вежливые и немногословные) бегали примерно раз в пять минут к глазку камеры, чтобы убедиться, что заключенный номер такой-то не сошел с ума. Хохот - не самое привычное явление тюремной одиночной жизни. А деда не было. Человек, хохотавший над книгой, путешествовал по Англии, наслаждаясь окрестными пейзажами и перипетиями долгого пути.

Выполнить зарок не сложилось. Возможно, если бы воля покрепче или искушения помельче, и жизнь бы другая вышла. Но вред чтения - факт проверенный. И не только на себе.

Рискованный эксперимент был проведен над нашим старшеньким. Как раз после его рождения я приступила к "Петербургу". Делать что-либо только для себя мне как молодой и еще очень неопытной матери было стыдно. Опять же, когда читать? Только во время кормления. Вот и повадилась приобщать младенца к высокому вслух. Тем паче - ритм, красотища и вообще.

Муж, ставший свидетелем действа, приужахнулся, но смирился. Пристально вглядываясь в закрытые глаза сосущего младенца, он вопрошал встревоженно: "А вдруг понимает?" "А вдруг запомнит?"

"Считай - закаливание, - меланхолично отвечала я, - ведь бултыхают же свежеродившихся младенцев в ледяную воду, чтобы механизмы защитные включить". Муж уходил, бурча себе под нос что-то типа: "Ага, и стакан водки сразу по рождении, чтоб знал, куда пришел".

"Петербург" был прочитан в мягкие уши сына целиком. С тех пор, по мере узнавания всей глубины сыновней оболтусности, я слышу от мужа укоризну: "Конечно, а что ты ему в младенчестве читала? Вот у него защитные механизмы и включились!"


Обсудить тему, вариации или комментарии
(Не откажите в любезности процитировать комментируемое место из колонки. Вы также можете ознакомиться с чужими комментариями.)


поставить закладкупоставить закладку
Предыдущие публикации:
Роман Лейбов, На солнечном пляже, в июле /18.07/
Пляж - смешное нерусское слово, в котором и плеск волны, и шорох песка, и горизонтальное положение вбирающего в себя солнце тела. Лежбище лежебок, лижущий гальку прибой.
Роман Лейбов, Невозвращенец Миша /11.07/
В 1980 году, когда в Москве прошли Олимпийские игры, в Палестине было создано движение "Исламский джихад".
Роман Лейбов, Песнь молодого крокодила посредине года /04.07/
Говорят, нильский крокодил, гангский гавиал, магер и гребнистый крокодил спокойно могут дожить до 80-100 лет и больше. Потом, правда, умирают. О среднем возрасте чебурашек наука умалчивает.
Роман Лейбов, Миссисипи в окне /24.06/
Нашу историю мы прячем внутри и передоверяем неодушевленным предметам. Взгляд из окна способен легко перенести нас в 1964 год.
Роман Лейбов, Светская хроника /20.06/
Осталось только окончательно конвертировать списки знаменитостей в списки политические, предоставив журналу "Форбс" формировать состав мирового правительства. Где будут и длинноногие блондинки, и Самые Сильные Люди На Свете, и Женщины-Обезьяны.
предыдущая в начало  
Роман Лейбов
Роман
ЛЕЙБОВ
Личный секретарь М.И. Мухина
roman@admin.ut.ee

Поиск
 
 искать:

архив колонки:





Рассылка раздела 'Понедельник' на Subscribe.ru