Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Быков-quickly | Режим | Столпник | Не в фокусе | Идея фикс | Злые улицы | Всё ок | Понедельник | Всюду жизнь | Московские странности
/ Колонки / Понедельник < Вы здесь
Только в профиль
Дата публикации:  28 Февраля 2005

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Т.Фрайман

Тема

Покинувший на прошлой неделе совет директоров ОАО "СУАЛ-Холдинг" Виктор Вексельберг подошел к этому делу с мудрой расчетливостью волхва и одесского ньютона-математика.

Весною минувшего года (когда, если кто забыл, М.Ходорковский еще написал из СИЗО: "Мы допустили много ошибок по глупости, из-за амбиций, из-за непонимания того, что происходит в стране во всей сложной совокупности ее социальных и региональных особенностей"), Вексельберг продемонстрировал всем информационным агентствам патриотизм и социальную ответственность отечественного бизнеса, скупив на аукционе "Сотбис" на корню все яйца Фаберже.

Об этом тут же написали в газетах: вот, мол, какие бывают ответственные социально бизнесмены, иной все норовит недвижимость в Швейцарии или там на Кипре купить, а этот - движимость и домой. В рамках сохранения традиционных российских культурных ценностей. И поехали тогда яйца путешествовать по России: из Москвы в Санкт-Петербург, оттуда - в Екатеринбург, Иркутск, Тюмень... И всюду собирали яйца толпы зрителей, которые дивились на красоту исконных русских яиц и на обретенную в нелегкой борьбе с обстоятельствами степень социальной ответственности отечественного бизнеса.

Но строго говоря, все было не совсем так. На самом деле история с этими яйцами довольно показательна в смысле циркуляции идей между Западом и Востоком. Сам род Фаберже, он был действительно практически исконный русский - из Пернова, что на Балтийском море. А вот идея исконных яиц появилась довольно поздно, когда грузный пьяница Александр Третий, воодушевленный увиденными в Париже яйцами-шкатулками (в Европе их изготовляли уже довольно давно, примерно с античных времен) решил вписать эту западную форму в "русский стиль". Первое исконное яйцо было заказано императором в 1884 году, после этого поставщик двора Е.И.В. Карл Фаберже понаделал изрядное количество этих довольно некрасивых (хотя и украшенных многочисленными каменьями) совершенно исконных яиц, имеющих к тому же чудовищно комичные названия вроде "Первый поцелуй" или "Могила Нессельроде".

Однако история о социально ответственном бизнесмене Вексельберге получила на этой неделе неожиданное и драматическое продолжение. Нашлись эксперты, которые поставили под сомнение аутентичность яйца "Весенние цветы": оказалось, что настоящее яйцо, как оно описано в каталоге, должно быть серебряным. А Вексельберг купил не простое, а золотое. Уж как с этим связан выход бизнесмена из совета директоров ОАО "СУАЛ-Холдинг", я не знаю, но все вспоминаю анекдот про поддельные елочные игрушки: те, которые выглядят совершенно как настоящие, но радости от них - никакой.

Лучше б уж бизнесмен Вексельберг эти яйца из отечественного алюминия заказывал на Урале или в Сибири, право. Как-то поисконнее было бы.

Источники
http://www.vsluh.ru/art.shtml?num=67315
http://www.polit.ru/culture/2005/02/24/yaico.html
http://www.apiural.ru/econom/?art=6625

Вариации

У Льва Толстого есть незаконченная повесть о гимназисте, подделавшем вексель. Простите, не вексель, а купон. Купон в два рубля с полтиной. Нехороший товарищ пририсовал к двойке единицу спереди, вышло 12.50. Гимназист сбыл фальшивый купон, получил сдачу. От этого произошло потом много ужасных приключений, дошло до смертоубийств, но все закончилось хорошо. Правда, о том, как именно хорошо все закончилось, Толстой не написал, постеснялся.

Мне тоже приходилось подделывать документы. Однажды я даже подделал печать.

Дело было так: после третьего курса университета мы должны были проходить педагогическую практику в пионерском лагере, в ЭССР. Но я получил по почте специальные бумаги от начальства пионерлагеря, в котором провел свое детство: начальство писало, что с удовольствием предоставит мне кучу пионеров для моей педагогической практики. С этим письмом я пришел на кафедру педагогики. Там сидел очень лысый человек в черном с прозеленью костюме, его звали Владимир Кильк. Он завизировал мое письмо и велел прийти назавтра. На следующий день мне сообщили, что кафедра педагогики разрешает мне пройти практику не в ЭССР, как положено было бы по всем правилам, а в УССР, в виде исключения. Педагоги выдали мне кучу бумаг, которые должны были по завершении практики заполнить лагерные начальники, подтвердив тем самым мои педагогические успехи в родном пионерлагере.

И я сел на поезд и отправился в виде исключения в УССР. По дороге я встретился с неизвестным лейтенантом ракетных войск, который долго объяснял мне в тамбуре преимущества ядерной войны перед холодной. Но я остался холоден к его доводам и пошел в вагон-ресторан. Там обслуживал всех разбитной официант лет сорока с сальной физиономией и красноватыми глазками. Он говорил прибаутками. Когда майор, сидевший за соседним столиком, спросил: "Что у вас в меню, товарищ?" - официант отвечал бойкой скороговоркой так: "Ну, как обычно - сыр, масло, коровьи яйца..." Я заказал курицу с рисом. Минут через десять курица явилась: она была так измождена, что ее было даже жалко трогать алюминиевой вилкой, казалось, что она уже девять месяцев путешествовала по советским железным дорогам от Ташкента до Мурманска и от Чопа до Находки - и везде попадала в передряги.

Но я был молод, я ехал домой, в УССР. И я бесчеловечно съел эту несчастную курицу вместе с рисом, описание которого я опускаю из жалости к своим немногочисленным читателям.

Приехав с утра в УССР, я отправился на метро домой. По дороге, у шестнадцатиэтажной башни на проспекте Победы, меня остановила маленькая синеватая цыганка. Цыганка взяла у меня три рубля и вдохновенно нагадала мне казенный дом.

Я пришел домой, разгрузил свои сумки и лег спать, потому что в вагоне толком не выспался. Проснулся я от страшной боли в животе и через четыре часа уже лежал под капельницей в казенном доме, инфекционной больнице им. Н.Щорса. Курица себя оказала. И рис тоже, думаю, не сплоховал.

Четыре недели я подвергался бесчеловечным процедурам, не приносившим, впрочем, сперва никаких результатов. Я видел прекрасных птиц за окном, где каждые полчаса со стуком проносился невидимый за деревьями парка поезд детской железной дороги. Я ел антибиотики горстями. Я пил из термоса приносимый мне родителями индийский чай. Я играл в дурака с железнодорожным пэтэушником Мыколой (и научился с первой раздачи угадывать результат с большой точностью). Я беседовал с Виталиком Сальниковым, пожилым человеком, родившимся на станции "Лев Толстой" в тридцатые годы, о еврейском происхождении Ю.В.Андропова и историософской лирике Тютчева. Я курил в туалете со Славиком Лифановым. Я улыбался из окна своей будущей жене Свете, прошедшей уже педагогическую практику в ЭССР и теперь гостящей у нашей однокурсницы Кати Ш. в Киеве. Я слушал стоны нервного больного по фамилии Костерной. Костерной по ночам громко жаловался на комбижир. Я пошел на поправку.

Я поправлялся еще две недели. Меня выписали. Я вышел на улицу. Дул теплый ветер, кружилась голова, в такси пахло бензином.

Примерно через полгода, ближе к зимней сессии, наступил срок сдачи документов о прохождении педагогической практики.

Передо мной стоял простой выбор: представить университетским педагогам справку о том, что я вместо педагогических усилий провалялся в больнице с дизентерией, или же подделать выданные мне педагогами бумаги. Я выбрал второе.

Довольно легко дались мне характеристика и отзыв на мою педагогическую работу. Их сочинили мои друзья из общежития на ул. Пяльсони, обладавшие самыми взрослыми почерками.

Отчет о проведенном в пионерлагере мероприятии, который также был обязателен, я вдохновенно написал за пять минут. Как могут догадаться мои немногочисленные, но постоянные читатели, это была мнимая беседа о вреде курения. Заканчивался отчет словами: "...а пионер Штыкин Сергей, прослушав беседу, расплакался и сказал, что теперь он точно никогда уже больше этого не будет".

Сложнее дело обстояло с подписью начальника лагеря. То есть с подписью самой по себе никаких проблем не было, ее изобразил Н.Н.Ермоленко, даже не заметив, как это произошло. Но подпись должна была быть заверена печатью.

Предыдущей зимой к нам на ул. Гороховую заезжали люди из Питера: мальчик и девочка, оба с волосами. Ехали они, кажется, в Крым автостопом, но попали к нам на Гороховую. Мальчик, обучавшийся некогда в "Мухе", вспомнил, что у него давно уже не продлен студенческий билет. Он попросил блюдце, чернил, спичку и лезвие. Капнул чернилами на блюдце. Лезвием заточил спичку. И изобразил спичкой, обмакнув ее в чернила, минут за двадцать у себя в потрепанном студенческом билете три идеально круглых печати.

Вспомнив об этом, я сходил в ближайший магазин за вином и потребовал коллегу Катю И., обучавшуюся до поступления в наш университет в художественной школе города Ленинграда, к священной жертве. Катя И. вино пила, но говорила искренне, что печатей подделывать она не умеет.

Мы пили вино, варили яйца, не золотые, а простые, и пытались перевести с помощью яиц (была и такая методика) круглые печати с наших зачеток на листок с общей оценкой и мнимой подписью начальника пионерлагеря. Зачетки пахли яйцами. Мы закусывали испачканными яйцами вино. Печати не переводились.

Тогда мы взяли спички и блюдца, и чернила, и лезвия. И тренировались на разных бумажках. Получалась ерунда. Вино кончилось, я купил еще. И опять ерунда получалась.

И в конце концов я взял большую резинку-ластик и нарисовал на ней шариковой ручкой буквы названия своего пионерлагеря. Пентаграмматон: А, и Н, и Т, и Е, и Й. И взял потом лезвие бритвы безопаснейшей, и вырезал все пространство резиновое вокруг букв. И обмакнул это дело в чернила. И оттиснул, не глядя, на итоговой бумаге с поддельной подписью начальника пионерлагеря.

Так чудовищно получилось, что не только я сам в эту печать поверил, но поверила в нее и поставленная от нашей педагогический кафедры руководительница моей несуществующей дизентерийной педпрактики. За каковую практику я получил в зачетку четверку. Потому что зарываться не хотел и именно такую оценку предложил поставить себе от лица начальника пионерлагеря и сонма пионервожатых. Социальную ответственность понимал.

Что там раньше было, товарищи, яйца или курица, кто помнит?

Никто не помнит уже.

Опрос

Что вы подделывали?

Подписи
Документы
Документы и подписи под ними
Яйца
Результаты выборов
Все вышеперечисленное
Ничего

Комментарии

Alma Pater

Детская любознательность, разбуженная словом "фальшивомонетчик", не была своевременно утолена: - Понимаешь, они не настоящие, поддельные. - Ну и что? Ничем не отличаются и, главное, можно делать, сколько хочешь. Оттого по сей день мнится здесь особенно сомнительный пункт общественного договора - куда более сомнительный, чем водочная монополия и авторское право. А вот упражнения в подделке чужих подписей неизменно убеждают в уникальности людских индивидуальностей и причудливости человеческих характеров. Писательские чувства начинают шевелиться в роде "Бовари - это я". Дело творческое, что подтверждает достославная история ван Меегерена - возродил в себе спустя три века голландское барокко и писал вермееров лучше самого Вермеера. На исконной почве мотив таланта, подлинность которого удостоверяет подделка, известен по одному из "дел" в сериале "Следствие ведут Знатоки", между прочим популяризировавшем имя Фаберже, и кто бы сомневался, что истоки яичной аферы коренятся где-то там. Однако вариациям не увести от темы в те сферы, где на досуге обсуждают, лучше или хуже "Дон Кихот", написанный Менаром: ясно ж, золотое - круче серебряного (про простое и золотое см. в "Курочке Рябе"). Только Вексельберг яиц не делал и дарований ван Меегерена или персонажа Караченцова не обнаружил. Зато удивительно совпал с новым русским из анекдотов.

Владислав Слизинский

Один мальчик очень не любил яйца всмятку, которые ему готовила мама каждое утро. "Я ими давлюсь!" - сказал он маме. "А хочешь, я возьму тебя с собой на кафедру педагогики?" - ответила мама. "Конечно, хочу!" - ответил мальчик. "Тогда съешь яйцо, а я пойду помою посуду". Мальчик любил бывать на кафедре педагогики, там лежали пыльные папки с документами, и смеялись молоденькие секретарши, и вообще много было всего интересного, но яйцо оказалось очень уж невкусное, липкое какое-то, и он подбежал к окну и выбросил его на улицу. А тут и мама вернулась и сказала весело: "Вот и молодец!" - и мальчик вылез из-за стола и уже собирался идти на кафедру, как вдруг в комнату вошел милиционер. "Интеллигентные люди, а выбрасываете всякую гадость в окно!" - сказал милиционер, и у мамы глаза стали зеленые-зеленые, как крыжовник. Она положила милиционеру что-то в карман и сказала "Извините", а когда он ушел, без разговоров положила мальчика спать, хотя было еще утро. И мальчик лежал и долго думал, как это так получается, что тайное становится явным, а потом заснул.

Во сне он все-таки попал на кафедру педагогики, но это была какая-то другая кафедра педагогики, не та, куда он раньше ходил с мамой. Там в прекрасной золотой клетке сидел большой серый попугай с поклапым носом и красным хвостом, на полу лежали красные ковровые дорожки, а за столом сидел очень лысый человек в черном с прозеленью костюме, похожий на милиционера. От него заметно пахло курицей. "Подойди, любезный! - сказал он мальчику. - Ты не боишься меня, не правда ли?" - "Зачем я тебя буду бояться?" - отвечал мальчик. "Лучше тебе этого не знать! - сказал человек и некстати засмеялся. - Если ты будешь меня слушаться, я дам тебе конопляное семечко. Его надо поджечь спичкой и вдохнуть дым, тогда ты станешь таким умным, что сможешь выучить наизусть сразу двадцать печатных страниц подряд". - "А зачем?" - спросил мальчик. "Говорю же, лучше тебе этого не знать. Но сперва ты должен сделать для меня одно важное дело. Смотри мне в глаза!" И потом неизвестно каким образом мальчик оказался в совсем другом доме, где жили какие-то столетние старушки, а в руках он держал куриную ногу. Он точно знал, что старушки будут варить борщ, куда нужно подбросить ногу, но так, чтоб они не заметили. Он поднял крышку с кастрюли, но тут откуда-то со шкафа соскочила серая кошка, и мальчик испугался и вскрикнул, и старушки проснулись и тоже испугались, а одна из них даже выпала из окна, а другая забежала на кухню, и, чтоб она ничего не заметила, мальчик быстро съел эту невкусную ногу.

На другой день мама заметила, что у мальчика сильная горячка, и вызвала "скорую". Недель через шесть мальчик выздоровел и выписался из больницы, и пошел вместе с мамой домой пить чай с бубликами и брынзой, и смотрел телевизор, где рассказывали, как одному солидному мужчине бросили в голову яйцо, а другого, тоже солидного, отравили борщом. С курицей, конечно.

Торонтовец

Чистосердечное признание

в том, что мною в 1972 году в Киеве была организована преступная группировка в составе О.К. (ныне - Народной художницы Украины), В.К. (ныне - композитора, Заслуженного деятеля той же страны), ХХ (ныне - депутата израильского Кнессета), С.В. (ныне - почетного клошара г. Лион, а по нечетным - поэта и драматурга), В.С. (ныне - члена Международного Олимпийского Комитета) и Ф.Ц. (ныне - зачуханного американского программиста, зарабывающего больше, чем все вышеназванные господа-товарищи вместе).

Целью нашей преступной группировки было: подделка билетов на абсолютно все спектакли Московского Театра на Таганке, в первый (и, как оказалось, в последний) раз гастролировавшего на территории славного города Киева - столицы нашей родной, тогда еще советской Украины.

Так как гастроли театра проходили в основном на сцене Ордена (не помню уже чего и кого) Киевского Театра Оперетты (ул. Красноармейская - номера тоже уже не помню), то билеты на спектакли Московского Театра на Таганке печатались на той же бумаге, что и билеты Киевского Театра Оперетты. Это несколько облегчило нашу задачу, и, цинично скупив некоторое (но вполне достаточное для достижения наших преступных замыслов) число билетов на не пользующиеся спросом простых советских граждан спектакли Театра Оперетты, - мы с блеском подделали эти билеты, изменив в них то, что следовало изменить, и оставив то, что следовало оставить (Уф!!!).

Наши преступные деяния закончились полным успехом, вызвавшим дикую зависть многочисленных скептиков, не поверивших в возможность осуществления этой культурной аферы и не пожелавших вступить с нами в преступную связь и таким образом не только лишившихся возможности лицезреть спектакли московских гастролеров, но и проигравших нам на спор большое количество спиртных напитков, до которых мы все в те проклятые советские годы были весьма и весьма охочи.

Мы все долго думали, чем можем искупить свою вину, и, кажется, придумали. В связи со скорым визитом на доисторическую родину - мне как главарю банды поручено: купить такое же количество самых дорогих билетов на самые непосещаемые спектакли Киевского Театра Оперетты и, стоя с поднятым воротником и снятой кепкой в ближайшем от театра переходе, - раздать эти билеты всем желающим. Количество билетов, которые надо купить, - уточняется, а сбор средств на их приобретение обьявлен среди всех бывших (живых и полуживых) членов преступной группировки.

В заключение своего чистосердечного признания не могу не уточнить, что в содеянном я и мои подельники не раскаиваются и, если бы это было возможно, повторили бы все свои преступные действия со всеми сопутствующими афере отягчающими обстоятельствами.

Татьяна Хейн

В Москве к материальной ответственности были призваны метеорологи.

Мэр, увенчанный властью и кепкой, объявил, что намерен бить рублем по разгильдяйству, влекущему бездорожье. А ежели предсказан снегопад, то пусть будет. Иначе он, мэр, финансирование метеослужбы прекратит.

Метеорологи слабо отбивались, пеняя на повышение процента попаданий при общей скудности жизни. В частности, рассказывали, что пунктов наблюдения наблюдается семнадцать при настоятельной необходимости двухсот. Еще что-то о темной воде во облацех и неисповедимых путях. И про осознание социальной ответственности в противовес материальной, которая тяжела и не понесут.

Мэр не внял. Чем разочаровал. А метеорологи растрогали.

Каждый москвич твердо знает, что погоду подделать может только мэр, а метеоролог никак не может. Нету у него власти над стихией. А у мэра есть.

А если о печатях, подписях, деньгах и общественном мнении, то этот товар подделывается любым мало-мальски образованным человеком в меру его ответственности перед страной, народом и узким кругом соратников.

Что до меня, то, будучи ответственна перед узким кругом и наделена художественным образованием, не могу и сосчитать, сколько треугольных печатей и шапок на бланках, сделанных вот этими самыми руками, хранят на себе бесчисленные больничные. А уж о круглых печатях, продлевающих липовые студенческие, и речи нет. А рисованные от руки цветными карандашами проездные... Песня.

Но главная песня фальшивомонетчика была спета под лозунгом "Тот не художник, кто не может за час трешку нарисовать!"

Что нам вульгарная трешка? Мы с приятелем уселись ваять двадцативосьмирублевку. Конечно, не за час. Мы же не халтурщики. Один Лукич с гербами на просвет потребовал вложения времени, усилий и педантичности в подборе материала. Но нарисовали. За образец была взята купюра номиналом 25. Только фиолетовенького побольше фигакнули и кое-где желтеньким оживили.

Потом полюбовались и пошли проводить полевые испытания.

Магазинная кассирша денежку приняла безропотно. Пыталась сдачу с двадцатипятирублевки отдать, но была остановлена и призвана.

"Как же, - говорим, - мы вам двадцативосьмирублевку, а вы как с двадцати пяти сдаете?"

Она слегка приужахнулась и стала на просвет разглядывать, а оттуда ей Ленин в кепке игриво так. Бедная, даже за дополнительной трешкой потянулась. Но мы нашу шедевру у нее отняли и убежали ржать за угол.

Потом долго в этот магазин носу не казали, а когда пришли, на нас все пальцем показывали и весело смеялись, а в то, что мы сами бумажку вручную сделали, - не поверили. Может, и к лучшему.


Обсудить тему, вариации или комментарии
(Не откажите в любезности процитировать комментируемое место из колонки. Вы также можете ознакомиться с чужими комментариями.)


поставить закладкупоставить закладку

Предыдущие публикации:
Роман Лейбов, Ceci n'est pas unе pipe /21.02/
Курил ли Пушкин? - Разберет Евронаркоконтроль. Разберет и сделает оргвыводы.
Роман Лейбов, Двое в лодке, не считая третьего /14.02/
Стрекозу заретушировали, и теперь ее нет на снимке.
Роман Лейбов, Растление малолетних /07.02/
Педофилы и фашисты - два черных персонажа новейшей мифологии, причем мифы о них имеют сходный сюжет.
Роман Лейбов, Кстати о птичках /31.01/
Изгой с поклапым носом, выходец из теплых южных стран, свой среди чужих, пернатый и картавый полиглот, несносный наблюдатель, сомнительный литератор и записной иронист - мифологический попугай обречен рано или поздно слиться с мифологическим евреем.
Роман Лейбов, Два метра, или Межвидовое скрещивание /24.01/
Тема гибридизации была популярна в советских учебниках биологии, не забыт был еще Мичурин, этот социалистический Приап, похаживавший по фруктовым садам и скрещивавший все, что только росло в окрестностях Тамбова.
предыдущая в начало следующая
Роман Лейбов
Роман
ЛЕЙБОВ
Личный секретарь М.И. Мухина
roman@admin.ut.ee

Поиск
 
 искать:

архив колонки:





Рассылка раздела 'Понедельник' на Subscribe.ru