Слова интересны своими отношениями с жизнью. Отношения эти, как уже достаточно давно было выяснено, бывают непростыми, и слова могут что-то прояснять в окружающей нас действительности, а могут и затемнять, уводить от понимания вещей. Они могут отставать от происходящих изменений и мешать осознанию нового - поэтому просветители в свое время так много сил уделяли ключевым словам, наивно полагая, что когда-нибудь язык станет совсем ясным и адекватным реальности, - но чаще всего слова так или иначе отражают сдвиги в жизненном укладе, хотя отражения эти не всегда оказываются прямыми и четкими, напоминая то замутненное, то искривленное зеркало.

Вот, скажем, в какой-то момент обычным спекулянтам присвоили гордое звание "инвесторов". Так и стращают правительства: не примете такого-то решения - завтра инвесторы уйдут, прихватив денежки. Это что же за инвесторы такие, что вот так вот "уйти" могут? Поэтому и "инвестиций" разного рода стало много - хотя на самом деле значительную часть их надо просто называть иначе. Не повезло Джорджу Соросу: к нему так и прилипла кличка "биржевого спекулянта", хотя в наши дни его финансовые операции - вещь совершенно обычная. Больше того, его все больше обходят молодые и зубастые, и все чаще в памяти всплывает киплинговское "Акела промахнулся". А сам он все больше призывает к цивилизованности отношений, но это, как и звание филантропа, помогает ему только отчасти, потому что вызывает опять-таки критическую реакцию, как у Славоя Жижека, который считает, что честнее было бы не пытаться "поправить дело" с помощью благотворительности и душеспасительных бесед, что, впрочем, тоже спорно (на самом деле, если оставить в стороне глобальные проблемы капитала в современном мире, благотворительная деятельность Сороса в России как конкретный факт - явление замечательное, и то, что мы так и не собрались спокойно и с достоинством поблагодарить его за это, говорит, к сожалению, не в нашу пользу). Правда, какие-то "спекулянты" на биржах все же еще остались. Но этого почетного титула удостоены совсем уж отмороженные, которые, извините за выражение, "вкладывают" деньги то ли на полчаса, то ли на полдня.

Более основательные инвесторы в число своих заслуг постоянно записывают то, что они "создают рабочие места". Но вернее было бы сказать: им приходится иногда создавать рабочие места, потому что без этого не обойтись. На самом деле их основная забота - сокращение рабочих мест. Именно эта операция оценивается партнерами по бизнесу как положительная. Только что одна из крупных европейских компаний заявила, что предполагает уволить несколько тысяч сотрудников. На бирже, как сообщили СМИ, это тут же нашло "позитивный отклик" (тех самых "инвесторов", а может быть, даже и "спекулянтов"). Впрочем, говорить о сокращении рабочих мест сейчас не принято. Это называется теперь иначе: "сокращать издержки". Издержки - это мы с вами. Такое у нас теперь почетное звание. То есть если со званием "товара" на "рынке труда" еще как-то начинаешь свыкаться - в конце концов, можно тешить себя мыслью, что ты товар не какой попало, а почтенный и не массовый, что-нибудь вроде ящичка дорогих сигар, - то считать себя издержками (от которых до отбросов не так и далеко) совсем уже не хочется.

А как насчет того, чтобы выйти на "рынок образовательных услуг"? Образование в наши дни вообще больная тема, и Русский Журнал справедливо старается следить за драмой, разыгрывающейся в этой сфере. Пока обратим внимание только на один момент во всем этом клубке проблем: а все ли виды отношений между людьми могут строиться по модели "оказания услуг", то есть сервиса?

Любопытная вещь произошла со словом "агрессивный". Оно как-то неожиданно приобрело позитивный смысл. То есть если речь идет о том, что какая-то компания проводит на рынке "агрессивную политику", то это хорошо, это похвала и рекомендация все тем же "инвесторам". Из жаргона международного бизнеса такое употребление перекинулось на другие сферы общения. На прошедшем чемпионате Европы по футболу команды хвалили за "агрессивную игру". Политики обещают проводить "агрессивное расследование" случаев коррупции. Наконец, для выхода из начавшегося банковского кризиса (чтоб его!) правительству и банкирам предлагают действовать "агрессивно". На протяжении двадцатого века (какими бы ужасами этот век отмечен ни был) обвинение в "агрессии" и "агрессивности" стояло среди самых страшных. Даже самые отъявленные негодяи и агрессоры его боялись и стремились устроить все так, чтобы хотя бы формально, для вида можно было обвинить в агрессии противоположную сторону, а себя представить жертвой агрессии. И происшедшая в последнее время утрата этого понятийного стопора - достаточно тревожный симптом, поскольку затрагивает, судя по всему, взгляд на мир вообще. То есть еще раз получает поддержку дремучий принцип "кто смел, тот и съел".

Не так давно по телевидению вдруг повторили фильм Бертолуччи "Конформист". Пока я смотрел его, в голове все время вертелась мысль: как же изменилась жизнь и взгляды на нее. В шестидесятые и семидесятые годы (причем в разных политических системах) противопоставление нонконформизма и конформизма играло важнейшую роль. Тогда трудно было представить себе, что вскоре придет время, когда стремление бежать вместе со всеми будут не просто поощрять на всех уровнях общественного устройства (а тех, кто не бежит, будут считать идиотом без всяких вариантов), больше того - этому будут на все лады обучать, полагая, что такова и есть настоящая доблесть. Как же объяснить в наше время, что вмещалось тогда в слово "конформист"?