Давно не видел отрывных календарей: боюсь, что в них день взятия Бастилии уже не означен красным цветом. А зря. Потому что события, с этим связанные, имели серьезное значение для всеобщей истории. Так, вторым в известном лозунге тех времен стояло, как известно, требование равенства (égalité). С него, собственно, и начинается то самое гражданское общество, пришествия которого мы так напряженно ожидали, а некоторые не перестают ждать и по сей день.

За правами гражданина последовали и права человека, закрепленные международной декларацией, и что бы там ни говорили, признание равноправия всех людей на Земле - замечательное явление. Но от признания до осуществления - расстояние немалое. Очевидно, что и равноправные люди не одинаковы, а значит, и результаты у них будут разные. Но одно дело - сознавать это, так сказать, натуральное неравенство, другое дело - использовать неравенство в качестве социального инструмента.

В брежневское время была такая замечательная формула: "в порядке исключения". Почти магическая. Так и писали разного рода заявления: "прошу разрешить в порядке исключения". И резолюции налагались соответствующие. В общем, проход закрыт, но вы попросите - и вас пропустят. Одна из причин, по которым советский строй не устоял, - это то, что он запутался в вопросах обеспечения прав. Но ведь и сейчас у нас, как показал взрыв возмущения по поводу "монетизации льгот", продолжается та же чехарда с делением людей на разные разряды. Слово "гражданин" для нас - по-прежнему чужое, заемное, зато "льгота" - родное, свое.

Льготы бывают двух видов - для сильных (богатых и т.п.) и для слабых. Плохи и те, и другие. Потому что раскалывают общество. Потому что отодвигают действительное решение реальных задач. Потому что консервируют отвратительные привычки нашей жизни - готовность при необходимости прикинуться сирым и убогим (в советское время по любому поводу обзаводились медицинскими справками, не страна, а клиника), необходимость кому-то кланяться и кому-то что-то доказывать, хотя речь идет часто о вещах вполне естественных - как те самые права человека.

Конечно, ненормально, когда чуть не все население страны числится среди тех, кому полагаются льготы. И как-то эти числа особых людей разного рода надо сокращать. Но ведь и решение новейших проблем направляется по тому же старому пути - льгот, то есть послаблений. Простой пример: введение обязательного страхования автогражданской ответственности тут же поставило вопрос о реалистичности заявленных тарифов. Каков был ответ? "Для отдельных категорий граждан" тарифы могут быть снижены. То есть опять льготы. Вместо того чтобы разобраться, почему граждане страны не в состоянии выполнить свои обязательства, предлагается опять взнуздывать кривую кобылу. А ведь впереди введение повременной оплаты за местные телефонные разговоры для большинства населения страны (пока что такая оплата существует только в нескольких местах). Опять будем делить граждан на "категории"? Аристотель, первым написавший о категориях, даже не подозревал, что его философский термин когда-нибудь падет так низко.

Вся эта категориальность то и дело порождает анекдотические явления, впрочем, многим не заметные, поскольку они полностью поглощены логикой всякого рода исключений. Вот, например, при заключении в тюрьму особо значимых персон возмущение у общественности вызывает то, что их помещают то "в обычную тюрьму", то в "обычную камеру". И находиться там, оказывается, совершенно невозможно. Какой из этого делается вывод? Что нужно сделать так, чтобы условия в наших тюрьмах были человеческими для всех? Ничего подобного. Что достойных людей надо держать в спецтюрьмах и спецкамерах, где обеспечиваются достойные их условия. Получается заключение "в порядке исключения". Вообще считается, что наши граждане склонны к неприятию неравенства, не любят выскочек. И это не лишено оснований, отсюда, например, стойкое отвращение нашего человека к ситуации конкуренции (имеется в виду вполне честная, нормальная конкуренция). Но тот же самый человек в любой ситуации с ходу начинает оглядываться: как бы где-нибудь какую льготу прихватить, как бы оказаться равнее других, как бы пройти без очереди. Есть у нас, например, замечательный обычай: занять очередь. Европейцы этого никак не понимают: для них человек либо стоит в очереди, либо нет - и третьего не дано. И чего тут непонятного...

Та же логика исключений охотно принимается нами в общении с внешним миром. Скажем, проблема транзита при проезде в Калининград: обсуждается "упрощение проезда для жителей Калининградской области". Пардон, а что, другим гражданам России туда ездить незачем? Ведь надо решать проблему в принципе, а не такими вот кусками. Еще пример. Нам сообщают, что с некоторыми европейскими странами достигнута договоренность об облегчении визового режима. Прекрасно. Но тут же выясняется, что облегчение это касается "определенных категорий граждан". Это не решение проблемы, я псевдорешение. Хотя бы потому, что такие "послабления", как и любые льготы, можно в любое время отнять. А главное - это нарушение основополагающих принципов прав гражданина и человека. Потому что если у меня есть право свободы передвижения, то необходимо думать о его реализации, а не о том, как подкармливать кривую кобылу наследием Аристотеля. А то ведь так можно дойти и до рассуждений в духе уже помянутого Брежнева, который считал, что официанткам платить не надо, потому что у них чаевые есть, с них и так хватит.

Правда, кривые кобылы ездят не только по нашим просторам. Вот небольшой курьез из жизни соседей. Гельмут Коль, бывший канцлер Германии, добился в суде, чтобы его признали обычным гражданином. Понадобилось ему это вот зачем. Госбезопасность ГДР следила за политиками ФРГ, собирая всеми возможными способами (включая прослушивание и подглядывание) на них материал. По принятому после объединения Германии закону материалы, хранившиеся в архивах госбезопасности ГДР, не могут быть опубликованы без согласия человека, которого они касаются. Однако если данные представляют особый общественный интерес, то этот запрет может быть нарушен. Некоторым политикам рангом пониже пришлось с этим смириться. А Гельмуту Колю удалось доказать, что он, в сущности, такой же, как все. И поэтому касающиеся его материалы могут публиковаться только в той части, которая не затрагивает его личной жизни и проч. Понятно, что на практике это значит: почти любые данные могут быть защищены от публикации, потому что провести точную границу, скажем, при записях прослушивания бывает крайне трудно. Но доказать свое равенство с другими Гельмуту Колю удалось только потому, что он оказался немного равнее других. Парадокс.