Удивительная вещь - переоценить не поддающуюся пересмотру классику после чего-то нового и дикого. Типа заокеанского "Хеллбоя" или нашего кассово очумелого "Ночного дозора". Я вдруг пересмотрел (не полностью, за завтраком, - но с открытым ртом, то бишь с отвисшей челюстью, так что завтрак пришлось отменить) "Александра Невского" по главному ретроканалу - "Культуре".

"Невского", если кто не знает, снял в 1938 году режиссер Эйзенштейн. Фильм - про то, как наши на льду Чудского озера наваляли немцам из тевтонского ордена (они же псы-рыцари); те потонули под чрезмерной тяжестью собственных лат, проломивших весенние озерные торосы, и этим ознаменовали одну из славнейших побед русского оружия и один из государственнейших мифов о торжестве русского воинского духа. Ледовое побоище на Чудском озере - один из трех самых важных символов русского досоветского патриотизма для представителей народных масс, которых тьмы, и тьмы, и тьмы. Наряду с Куликовым полем (где, как утверждает злой язык академика Фоменко, нет археологических подтверждений гигантской битвы) и Бородиным (где такие подтверждения, понятно, есть). Случались и другие славные битвы, например Полтавская или взятие Измаила. А главным позором и кошмаром Наполеона во время русской кампании одна тысяча восемьсот памятного года стало сражение не при Бородине, а при Березине. Однако - вот парадоксы среднего образования! - спроси кого про Березину в максимально интеллектуальной передаче вроде "Кто еще хочет миллионерова тела?", человек, поди, тут же судорожно согласится на кабальные условия "пятьдесят на пятьдесят" или попросит помощь братков из зала. В одном из недавних заграничных фильмов (забыл каком) фразу "Это было для него как Березина для Наполеона" продублировали по-русски: "Это было для него как Ватерлоо". Потому что про далекое Ватерлоо у нас знают все, а про близкую Березину - как сказать.

Этот маневр в направлении Березины нужен лишь для того, чтобы подчеркнуть, насколько глубоко сидит в патриотическом сознании память об исследовании пытливыми иноземцами подводных тайн Чудского озера, хотя его льды проломились под ними почти на шестьсот лет раньше, то есть еще во времена Еврипида и мамонтов.

Впрочем - к фильму, где одна лишь сцена появления на горизонте немецкого свиного клина стоит четверти прочего кинематографа XX века (вот где саспенс так саспенс!). При сегодняшнем - даже полувнимательном - просмотре в "Александре Невском" обнаруживаются темы, как очевидные ранее (мы их чуточку затронем), так и неожиданные.

Первый круг тем. В фильме 1938 года, снятого до брудершафта Риббентропа с Молотовым, когда у нас готовились к войне именно с Германией, надо было четко показать народу, кто всегда - исторически - был нашим главным врагом. Поэтому в псах-рыцарях легко распознается гитлеровская армия: у пехотинцев - вполне фашистские каски, восхищавшие своими формами тихую садомазохистку Лени Рифеншталь, а на щите у вожака псов - собаки магистра - кайзеровский орел, которого еще недавно, до глобального введения скучнейших на вид металлических евро, можно было увидеть на монете в 5 дойчемарок.

Но это как раз замечено давно. Интереснее, что в фильме о ледовом побоище 1242 года все выстроено в соответствии с (добавим для юбилейной красоты пару лет) советской воинской доктриной начальных, предвеликоотечественных 1940-х, - в частности в гармонии с тогдашними представлениями о взаимодополнении вождя народом и наоборот.

Вождь Александр Невский стратегически полностью контролирует ситуацию, он, считай, "у колеса рулевого в Кремле" (цитата из рифмованных строк "Наши депутаты" С.Маршака, обнаруженных в подаренном мне родной сестрой в качестве букинистического раритета журнале "Пионер" 1937 года), но вместе с тем он со своим народом сражается, как простой пехотинец, в гуще схватки. Среди его бойцов наряду с регулярными пехотными частями, то есть обученными профессионалами с ромбиками в петличках, - самые что ни на есть посконные и домотканые представители срубо-избушечного народа: мужичье с дрекольем, баграми и прочим примитивным, но (по патриотическим легендам) эффективным вооружением: олицетворение дубины народной войны и извечного, не ведомого другим нациям и народностям русского патриотизма, проявляющегося в дни испытаний в любовном слиянии вождей в законе и простых мужиков. Эти мужики стаскивают залатанных в дорогостоящее железо псов-рыцарей с лошадей и мочат их чем ни попадя. (Надо бы уточнить, что мужики с дрекольем нападают на псов-рыцарей с тыла, что символизирует печальную участь любых завоевателей, необдуманно сунувшихся в дебри русской территории: коллаборационистов у нас нет, всякого расслабившегося пса ждут кистень и рогатина.)

Что, однако, означает еще один любопытный факт: в начале Ледового побоища по версии Эйзенштейна (читай: в начале серьезной войны вообще) неприятельские, упакованные в латы армады встречаемы только пехотой да боевыми мужичками в тулупах и с колунами. Неужели имеется в виду, что у нас нет серьезных войск и техники и мы способны одолеть супостата на одном "Эй, ухнем!"? Ничего подобного. Мы лишь прикидываемся, будто у нас нет танков и авиации (таких же, как у врага, только более совершенных), заманивая наивного супостата поглубже в болота и объятия, из которых так просто не вырвешься. Засадный полк, каковой и решает в "Александре Невском" исход дела, - сплошь конный, упакованный, красивый, в таких латах и сбруе, что старый голливудский байкер на "Харлей-Дэвидсоне" загнется от зависти. В случае с фильмом Эйзенштейна запасный полк и нужно считать суперсовершенной танковой армией, хитро спрятанной до поры в лесах СССР. Таким образом, "Александр Невский" наряду с "Мальчишем-Кибальчишем" пропагандировал миф о том, что у нас в резерве таятся непобедимые силы, каких у вражьих псов нет в помине, до подхода которых надо только день простоять да ночь продержаться. Пролетят самолеты - "Привет Мальчишу!" Жаль, чуточку поздно для Кибальчиша прилетели. Коротка кольчужка у него оказалась.

Второй круг тем. Он связан с действием того самого, решающего исход сражения засадного полка. Почему никому никогда не казалось странным - и показалось только мне и сейчас во время просмотра "Александра Невского", - что все легендарные сражения, включая Куликовское, русская армия выигрывала одним-единственным способом: при помощи хитроумной засады? Мудрая тактика вождя, будь то Александр Невский или его двойной тезка Дмитрий Донской, сводилась к одному: враг, мол, тупица, свиным клином основных сил постарается рассечь нас по центру, а мы, даже жертвуя воинами-героями, защищающими центр, дадим ему увязнуть в атаке ("И смотри же, Васька Буслаев!.. Смотри, Дмитрий Брянский!.. Не дрогните!.. А ты Фома Екавеньевич! И ты, Лука Будулайнович!.. И ты, Боброк-Волынский!.. Вы сдерживайте чувства своих войск! Не дайте солдатушкам раньше времени броситься на выручку своих. Пусть гады вклинятся попрочнее!.. Тут-то вы их в жопу с громовым ура!..").

Тактика использования исключительно засадного полка выглядит чересчур простой. Неужели многоопытные противники не могли ее раскусить? Неужели у них не была поставлена элементарная разведка, способная обнаружить нервничающих в засаде горячих воинов в ближайшей тенистой дубраве? Тем более если дубрава, как в случае "Александра Невского", оголена зимой и снегами? Не возникает ли у вас следом за мной сомнение: все наши великие победы (по крайней мере официальные отчеты об их ходе) есть в некотором роде легенды и мифы Древней Греции? Я никого не хочу задеть. Я сам вполне патриот. Меня доконало поражение со счетом 1:7 от Португалии. Я просто спрашиваю.

С другой стороны, даже если это легенды, - повторяющаяся история с засадным полком, благодаря которому выигрываются сражения, отражает тип нашего воинского сознания. Оно, как ни крути, не агрессивное, а оборонное, что в общем хорошо. Засадные полки возможны лишь в случае защиты. При нападении запасные полки - новые и новые вливания в битву тыловых частей (правда, чего бы и этим тыловым частям не вести себя хитрее? Не бросаться напропалую в центр битвы - а бить, например, в бок засадным полкам обороняющейся стороны?).

Третий круг тем - наиболее интересный и неисследованный. Противостояние благородных русских и псов-завоевателей в "Александре Невском", как теперь понимаешь - после всей просмотренной кинопродукции последних лет, после трех "Матриц", двух "Людей X", трех "Властелинов колец", двух "Человеков-Пауков", пяти "Звездных войн", избранных "Бэтменов" и особенно одного-пока-единственного "Хеллбоя", - типичнейшее голливудское противоборство абсолютного Добра и безусловного Зла. Подобное очищенное от всего пришлого противостояние случается, как мы теперь понимаем, лишь в традиционном для американской публики, но новом для нас жанре комикса. Подмявшем под себя (и вобравшем в себя) в последнее десятилетие - при развитии компьютерных технологий - прочие киножанры.

Главный вывод после просмотра "Александра Невского": ничего принципиально нового Голливуд не изобрел. Как все мы вышли из гоголевской шинели, так и весь жанр современного голливудского комикса выбрался из Эйзенштейновой кольчуги.

В рамках современной киномифологии противостояние Добра и Зла - это обязательно противоборство людей и нелюдей. Нелюдей самых различных видов - от хищников инопланетян, зомби и инородцев орков до мутантов, похитителей тел, роботов и свободного от нашей морали (и потому опасного) искусственного разума как такового. В общем виде это схватка Человека и Чужого: ради жизни на Земле, в ее окрестностях и одной отдаленной галактике. Чужой в классической традиции - одно из наименований Дьявола. Соответственно, это битва с демонами ада. Представители ада могут принимать человеческое обличье либо проникать в человеческие тела, используя по своей поганой надобности телесную оболочку, но принципиально важно, что их истинный облик - нелюдской.

Так вот: псы-рыцари в "Невском" (псы! то есть нелюди уже по определению) - безусловный прообраз абсолютного дьявольского Зла, которое теперь смоделировано Голливудом. Эти рыцари - как роботы. У них демонические шлемы, страшные намордники: будь то роботоподобное ведро с прорезями в виде креста или кошмарная, колышущаяся кольчуга-вуаль, в которой видится что-то кладбищенское - кажется, что за ней прячется склизкий оскал мумии (на такую трактовку тоже наводит опыт просмотров последних лет). Это очевидно дьявольское начало. Дьявольщинка ощутима и в написанной для фильма музыке Прокофьева - в момент упомянутого страшного появления на горизонте свиного рыцарского клина. Клин еще толком не виден - что особенно тревожит русских воинов. Но в то же время с помощью своего любимого монтажа Эйзенштейн крупно демонстрирует прущую на наших воинов нелюдскую гадость: механически раскачивающихся в седлах неодушевленных монстров. Музыка Прокофьева пугает (дальний утробный нечеловеческий рев рогов); в то же время, пока она убыстряется в такт движению дьявольской атаки, в ней все отчетливее звучит мелкая бесовщинка, этакий издевательский канкан, мерзкий и противный человеческой природе.

Неповторимость "Александра Невского" в том, что это первый и последний случай в истории кинокомикса (и, наверное, в истории европейской культуры вообще), когда символом абсолютного Зла, дьявольского начала является крест. Прорези на мордах роботов-рыцарей - именно в виде креста. В ставке главнокомандующего адские силы просят поддержки у Господа и возносят в небо кресты. Этим дьявольским знакам с эмблемами Александр Невский и его сограждане противопоставляют на своих стягах и щитах нечто языческое, в завитушечках (никаких тебе Спаса или Богородицы), что у Эйзенштейна символизирует истинно человеческое начало и Добро. Причины такого отношения к кресту понятны (от советского атеизма до креста как одного из главных гитлеровских символов). Поэтому мы лишь фиксируем парадоксальную ситуацию. Комментировать не будем.