Художник: Я художник. Рабочий: А, по-моему, ты говно! (Художник тут же побледнел как полотно и, закачавшись как тростинка, неожиданно скончался. Его выносят).

Юрий Альберт выставил в галерее Марата Гельмана некий проект под будоражащим названием "Живопись". В этом провокационном названии нет ничего разжигающего межчеловеческую рознь - каждому русскому художнику предписано немедленно присоединиться к господствующим течениям мирового дискурса. Такова его, русского художника, планида. И ничего страшного, если такая поспешность и суета окажутся несколько комичными. Хотя бывает и так, что некоторые вполне независимые персонажи невольно оказываются в положении слишком юрких провинциалов, как то случилось с русскими художниками, представленными в русском павильоне на последней Венецианской Биеннале. Виктор Мизиано пылко поверил в абсолютность заявленного лозунга о "возвращении Живописи". А вот ему никто почти и не поверил, хотя все решили, что речь идет о возвращении имперского соцреализма. Но ни Константин Звездочетов, ни Дубосарский с Виноградовым, ни Валерий Кошляков к возвращению тоталитарной живописи не имеют никакого отношения. Хотя было бы гораздо радикальней предъявить бушевско-берлускониевскому художественному начальству реалистическую картину того, какие живописные виды их ждут на трудной дороге возвращения Живописи. То есть показать человечеству в натуре опусы Церетели, Андрияки и Шилова. Но такой показ скрытого желания власти был бы уж слишком порнографичен. А сложное амбре, издаваемое этими отечественными возродителемя живописи, явно предназначено не для среднеевропейских носов.

Но Юрий Альберт никакого отношения к этой вечной поспешности не имеет. Но его абстрактная живопись и в самом деле сильно попахивает продуктами разложения, поскольку изготовлена из крови и кала художника. Известно, что Хороший художник пишет картины кровью своего горячего сердца. А плохой - гадит в душу бедным любителям искусства. За это мудрый товарищ Хрущев и назвал говном всех этих абстракцистов и пидарасов. Так что ингредиенты выбраны очень точно - именно в таких терминах поп-культура отличает Высокое от Низкого, истинное от неистинного. Например, Саддам Хусейн, крупнейший авангардист эпохи, после неудавшегося покушения на сына Удея, заказал написать Коран его собственной кровью. Но в исполнении Юрия Альберта и картины, написанные кровью художника, и откровенно дерьмовые картины выглядят чистым модернистским кичем. Юрий Альберт вовсе не сторонился никогда обвинений в том, что "все это уже было". И он сам готов выложить весь список своих источников - венских акционистов, проливавших потоки бычьей крови, вспомнить Андреаса Серрано, помещавшего между стеклами собственные кpовь и семя. Напомнить про дорогостоящие баночки с дерьмом художника Пьеро Манзони и автопортрет младобританца Марка Квинна, выставленный на знаменитой выставке Sensation в Бруклинском музее. И много мог бы вспомнить Альберт, который не пожалел ни своей крови, ни своего дерьма для того, чтобы в очередной раз доказать несостоятельность русского художника перед лицом интернационального художественного дискурса. Конечно, в содержательной акции Юрия Альберта есть и прямой отклик представителя клана московских концептуалистов на телесные безумства перфомансистов девяностых. Но Александр Бренер тоже ведь, как известно, так и не смог насрать перед картиной Ван Гога, отчего и взвопил - "У меня ничего не получается!!!". То есть Альберт встроил в свой текст также и отсылку к аутентичной национальной парадигме "Хотели как лучше, а получилось как всегда".

Собственно, вот эта безнадежная вторичность всякого русского искусства и есть личный сертифицированный прием Юрия Альберта, прием, который и сделал его едва ли не первым русским постмодернистом. Не тем представителем бессмысленного и беспощадного постмодернизма, который полагает, что теперь наступило время легально работать во всех стилях. В таком изводе постмодернизм возник намного позже, а Юрий Альберт, без всякого давления со стороны Лиотара, еще в начале восьмидесятых понял, что наступило время, когда нельзя верить большим метанарративам. А главный тоталитарный метанарратив, который угнетает русского художника - Музей Великого Запада.

Ключевое для русского искусства второй половины ХХ века слово - "традиция". Стенания одних о необходимости возродить русские живописные традиции привели к преждевременной смерти живописи. А восклицания других о том, что нужно продолжить традиции русского авангарда вообще выглядели чистым нонсенсом - согласно штатного расписания авангардисту положено сбрасывать предшественников с корабля современности. Среди материалов, использованных Юрием Альбертом для получения живописных красот, есть еще и третий элемент - пепел от сожженных книг. Этот элемент композиции, выстроенной Юрием Альбертом, в наибольшей степени отдает тлением. Всесожжению был предан типовой список из библиотеки советского интеллигента, Аристофан - Лев Толстой, Марк Твен, Корней Чуковский... Категория времени и пространства принципиально в этом звездном списке отсутствуют - "традиция Сезанна" может быть абсолютно равнозначной с "традицией Уорхола". Но Дзержинский, Жданов и Хрущев ответственности особой за порядки в этой тюрьме народов не несут: начиная с русского византийства каждому художнику вменялось в обязанность не просто выбрать стиль, а присоединиться к правильному дискурсу - реализму, сезаннизму, футуризму etc.

Для того, чтобы вырваться из этого тюремного музея, где каждый может выбрать себе камеру по вкусу, Юрий Альберт подался в отказники. И стал делать серию автопортретов, где было начертано - "Я не Уорхрол", "Я не Базелиц" и так далее. А для Кабаковa Альберт изготовил оммаж, где нарисован кабачок, и подписано фирменным шрифтом Ильи Иосифовича - "Кабачок".

Так что русский постмодернист, осознавший неожиданно факт своего заточения в запаснике мировой культуры, есть фигура трагическая. Окружающим кажется, что это он так себе, ризомки с места на место перекладывает, а он, сердешный, хочет воли. Люди с обратной стороны Луны удивляются, глядя на то, что дикие антиподы какие вещи знают. Но радикально Другого в них не признают. И тотальный пессимизм, который культивировал романтик Юрий Альберт, приводил к глубоко несвоевременным и эпатирующим жестам. На знаменитой 17 молодежной выставке в 1987 году, где жизнь кипела ключом, он выставил небольшую табличку, на которой было начертано - "В моей работе наступил кризис. Я смущен, растерян, и не знаю, что теперь делать". Замечательно, что большинство бравых ребят, которые 17 лет назад строили энергичные планы по завоеванию вселенной, так куда-то и провалились.

А Альберт, с его вечной депрессией, выжил в качестве художника, его не сбил с панталыку даже факт переезда на ПМЖ в Германию. За истекший период он сделал множество трудоемких и общественно-полезных дел - рисовал картины для моряков и стенографисток, а также для слепых, шрифтом Брайля. Переписывал от руки письма Ван Гога брату Тео. Пытался писать пейзажи в Царицынском парке. И так далее.

А теперь вот сдал кровь и мочу на анализ, который показал, что художник Юрий Альберт патологически здоров.