В одном из стихотворений о Риме Иосиф Бродский (благодаря которому я в Риме провел три странных месяца) сравнил этот город с раскаленным добела пятаком, приложенным к глазу. Образ впечатляющий, более того, претенциозный. Но, по размышлении, столь же справедливый. Рим прожигает сознание и чувство. В случае Бродского - возможно, это ведет к поэтической просветленной слепоте. На поэтичность моих римских соображений и впечатлений я ни в коем случае не претендую.

Только снова и снова пытаюсь понять: что же такое Рим-1?

Самый красивый город

Раньше я пробовал выстроить список: какой самый красивый город в мире, из тех, что я видел? Венеция? Но она - венецианцы, возможно, со мной не согласятся - не город, а преувеличенная, симулированная и отраженная в себе картинка города. Прага? Хороша, нет слов. Но Праги вечно маловато, она город Кафки, готового забиться в чулан и там переродиться не то в раввина Лева, не то в слишком большого таракана-скарабея, не то в Швейка. Париж? Город Света? В Париже свет отражается сам от себя, там манихейство и тринитарная теология оказываются бессмысленными. Там - зеркало, и в нем видишь себя, а это обычно неприятно.

Нет, самый красивый город - Рим.

Потому что там есть все. На станции Рим-1, приедь ты хоть на вокзал Термини (название от termae, "бани", но заставляет помнить о терминале жизненного пути), сразу все и начинается. В руины огромных римских бань Микеланджело встроил немалую богородичную церковь. Рядом с ней тусуются римские мизерабли - на примусах варят украинский борщ, эритрейскую чечевичную похлебку, вьетнамскую лапшу.

И так далее - по остановкам истории искусства, человечества и человечности. А надо всем этим очень синее небо, прожженное очень ярким солнцем, по бокам же пронзительные тени домов, зонтичных сосен, кипарисов, обелисков, колонн и людей.

Этот город не город конфликтов - говорить о противоречиях по отношению к Риму столь же бессмысленно, как пытаться понять, почему в человеке изуверство сплавлено с окончательной добротой, а вера - с безверием. В Риме давно нет конфликтов, разве только обычные, будничные, а так - кошки, как люди, слоняются по повапленным гробам истории человечества, гоняют блох и ждут, когда их окормят.

И люди, и они свое получают.

Много Римов

Кошкам - миска Whiskies. Любителям барокко - кубометры стукковых ангелочков и волют, похожих на завитки римской цветной капусты, да ошеломительные по богословскому и живописному хамству полотна Караваджо в гнущихся под мраморными извивами церквях.

Фанатам древних руин - да бросьте вы за деньги карабкаться толпой на Колизей и спотыкаться на базальте Виа Сакра, безуспешно догадываясь, как цезарям удавалось прогонять по узенькой жилке форумов свои легионы, тысячи рабов, стада слонов и умудряться с Ростры что-то рассказать популяции, хотевшей одного.

Максимума жирной жратвы и как можно больше кровавого шоубиза.

Посмотрите лучше на гнилой зуб арки Долабеллы на холме Челио.

Вот так и проходит мирская слава.

Слава божественная? А что может быть лучше для ее искателей, чем синее небо в просвете окошечек колокольни церкви Санта Мария ин Космедин, потускневших пальм над порталом церкви Санта Мария ин Трастевере или перекошенного потолка в бедненькой церкви Сан Джорджио ин Велабро? Из этого подтухшего поздневизантийского болота - прямой путь в небо.

Слава мирская? Флаг вам в руки, как экскурсоводу, ведущему спасаемое культурой стадо по бесконечным залам бесконечных римских музеев. Там шедевр громоздится на другой шедевр, и жизни будет мало, чтобы загубить свою, пытаясь понять, что же такое узрел.

В Риме есть все. Кроме перечисленного, естественно, - жуткие местные Черемушки, откровенно бессмысленная фашистская архитектура и скучнейшие буржуазные "residential areas".

У меня мой Рим. Конечно, это густота крошечных улиц, где вдруг набредешь на мраморную табличку, вмазанную в угол обшарпанного дома: "Известнейший и справедливейший президент этой улицы синьор такой-то повелевает, что если всякий мерзавец осмелится выбрасывать на мостовую гадость, в том числе экскременты и дохлых животных, то в первый раз заплатит он столько-то сольди, во второй - столько-то, а в третий - предстанет перед судом Сената и Народа Рима. 1734 год от Рождества Спасителя".

Еще это парки Рима, обширные просторы, по которым бегают в поисках здоровья джоггеры-римляне в разноцветных нейлоновых спортивных костюмах, а над ними кивают головами пинии, а за беглыми римлянами едва поспевают радостные и замечательно воспитанные собаки.

Это еще удивительные мозаики в апсидах старых римских церквей, которые не успели изуродовать роскошные папы Нового времени.

Многое отдам за то, чтобы снова увидеть Процветшее Древо в св. Клименте, обитаемое совами и попугаями, оленями и львами, овцами и волками, людьми и ангелами. И за то, чтобы вновь оказаться в полузаброшенном дворике монастыря Санто Кватри Коронати, неподалеку от Латерана.

В честь кого в V веке начали эту церковь? Чтобы прославить четырех солдат из Паннонии, во времена Юлиана Отступника не захотевших принести жертву на языческий алтарь? Или четырех скульпторов, отказавшихся изготовить очередного нехристианского истукана? Никто не помнит. Рим - беспамятный, потому что если все вспомнить, так умрешь немедленно.

И хорошо бы снова оказаться в светло-сумрачном благолепии доминиканской церкви св. Сабины на Авентинском холме, где суеты нет как не было, а рядом - апельсиновый, не вишневый сад, умирающий и рождающийся вновь уже семь веков.

Но главное в Риме для меня - подъемы и спуски по лестницам и рампам, прогулки по его оврагам и заросшим преувеличенными лопухами боковым тропинкам, по его протоптанным за века морщинам.

Для большинства итальянцев слово clivo значит ложбинку между женскими грудями. В Риме clivo - крутой проход вверх или вниз куда-то, мимо улиц, мимо докучных людей, между психическими состояниями.

Мой любимый clivo - тот, что поднимается резким изгибом от Тибра на Авентин, ведущий к св. Сабине, clivo de Monte Savellо, заросший между отполированными камнями брусчатки робкой нежной травой.

Я там понял, что такое Mamma Roma, эта суровая, блажная и добрая матушка.

Жителю Рима-3, я уверен, это полезно.

Я теперь хожу по Рождественскому бульвару по-другому.

Urbi et orbi

В Риме ты всегда чужой. Чтобы быть римлянином, там надо родиться, быть noiantro, "земелей", напитаться от сосков Мамы Римы, обозлиться на нее, но не осесть на остаток жизни в Милане, Турине и не перебраться в Нью-Йорк либо в Токио.

Рим, как известно, "открытый город". В кавычках. Этот город, тысячелетиями говоря с собой, позволяет "понаехавшим тут всяким" вольноотпускаться, но его гражданином стать почти невозможно.

Это международный город? Да, в том смысле, что очень много туристов, говорящих на мыслимых и немыслимых языках - как апостолы, когда на них обрушился дар глоссолалии.

В том смысле, что на мостах чернокожие торгуют поддельными сумками Vuitton и Hermes, желтокожие пытаются продать римлянам и иногородним, иностранным, электрические игрушки, а бледнокожие англосаксонские и просто саксонские пожилые панки выпрашивают денег на содержание своим собакам и себе.

Этот город международен прежде всего по другой причине.

Посреди Рима есть другой Рим - католическая Лхаса, Город-государство Ватикан.

Он обнимает мир не только щупальцами колоннады св. Петра. Ватикан выплескивается в Рим паломниками и священниками, функционерами Св. Престола, выезжающими из ворот св. Анны на лимузинах "Lancia", и трогательными монашенками-босоножками из словацкого захолустья, восхищающимися берниниевским "Экстазом св. Терезы" и не обращающими внимания на соблазн пошлого римского шика. Чуть не четверть Рима - экстерриториальные владения Ватикана, и что же они там делают, все эти бенедиктинцы и францисканцы, камедулы и меньшие сестренки, доминиканцы, августинианцы и сестры матери Терезы?

Не иначе, страшные ковы куют.

А что им еще делать?

Католическая церковь - это наднациональная организация, отвечающая за судьбу своих членов, будь они китайцами или норвежцами. Работа, безусловно, трудная и требующая больших мыслительных вложений.

Что, собственно, и вызывает раздражение у РПЦ, предпочитающей организовывать победу православия в отдельно взятой стране.

Самопожирающийся паразит

У Рима есть и другое лицо, скорее отвратительное, чем прекрасное. Этот город - вселенский паразит, и был таким всегда. Он всасывал в себя соки мира и при Республике, и во времена Империи, и в Средние века, когда папы додумались, что их апостольская наместническая власть выше любой земной власти и, соответственно, мир обязан отдавать Риму самое ценное. Что получая взамен? Ничего, кроме посулов пакибытия.

А уж совсем опаразитился Рим, достиг в этом состоянии окончательно роскошного состояния при ренессансных и барочных папах, Юлиях, Александрах, Павлах и Климентах из родов Киджи, Боргезе, Барберини, Медичи, Фарнезе и Памфили.

Нет, конечно, спасибо им, что они не только плели интриги, истребляли неугодных и предавались немыслимому разврату, не только пытались прикарманить все попадавшееся на глаза и превратили коррупцию в главный принцип государства, но и поддерживали художников, собирали коллекции и строили изумительные храмы и дворцы.

Однако - слава богу, что они все же не были настолько богаты, как им бы хотелось.

А то бы точно снесли весь Рим и построили его заново в соответствии со своими сомнительными вкусами. К счастью, даже у них на это денег не хватило. Вот и облепляли казавшиеся им убогими строгие романские церкви фальшивыми барочными фасадами. Или наоборот - почему-то оставив в покое внешние стены, набивали мраморной, алебастровой, гипсовой, позолоченной требухой намоленные нефы древних базилик.

Как известно, посетители Рима делятся на бароккофилов и бароккофобов. Что же, о вкусах не спорят, но взгляните на панораму Рима, на почти не отличающиеся друг от друга купола, - это было беспардонное поточное строительство. Цель которого - потешить свое тщеславие. Мой предшественник построил пять церквей, я построю пятнадцать. Этот построил пятнадцать - я пойду на рекорд, сделаю тридцать.

Город св. Петра естественным образом превратился в католический Голливуд, отравляющий мир бесконечным тиражированием подобий Бога.

Индустриальным методом церкви облеплялись жабьей икрой, состоявшей из экзальтированных ангелов, святых и скелетов. Результат? Ожидаемый. Ныне в Риме к мессе ходит самое маленькое количество жителей, даже меньше, чем в совсем не католическом Париже, - около 2,5%.

А итальянцы расшифровывают древнюю аббревиатуру SPQR (Senatus Populusque Romanus) не как "Сенат и римский народ", а - Sono porchi questi romani, "Эти римляне - свиньи".

Гете написал про папское государство, что оно стоит на земле только потому, что земля его не хочет принять. За пять веков до Гете в Европе бытовал анекдот, потом пересказанный Петраркой. Жил в Париже купец христианин. У него был приятель еврей. Христианин, разумеется, все время пытался обратить иудея в истинную веру. Тот сопротивлялся, но в конце концов сказал: "Ладно, только сперва съезжу в Рим, посмотрю, правда ли там такая святость, как велит Христос". Христианин, прекрасно понимая, чем это путешествие кончится, всячески отговаривал жида, но тот упорствовал. Поехал. Вернулся. Христианин услышал то, что ожидал - про гнойное грешное болото на берегах Тибра. Но в завершение печального еврейского повествования услышал неожиданное: "Если христианство, несмотря на жуть, творящуюся в Риме, стоит, то это безусловно самая святая вера, и я ее готов принять".

Вот на этом абсурде Рим как стоял, так и стоит.

Но почему он столица Италии? Зачем не Милан или не Турин? А потому что так надо, исходя из паразитической концептуальной идеи: свято место пусто не бывает, если не столица цезарей, не престол св. Петра, - так еще что-нибудь.

И Маззини с Гарибальди в 18490-м, подняв гениальный по своей глупости клич "Рим или смерть!!!", попытались устроить в Риме республику. Из затеи ничего не вышло. Потом Рим стал столицей Итальянского королевства, а через несколько десятилетий Муссолини, вспомнив про "Рим или смерть!", сделал город столицей своего ублюдочного корпоративного (читай - мафиозного) государства.

А потом Рим стал "открытым городом", сейчас здесь правит удивительный пройдоха Berlusca, его финансовым и политическим чудодеяниям дивятся все итальянцы, но, исходя из имманентного абсурдизма, за него голосуют.

Потому что Рим не только пожирает все вокруг себя и прожигает сознание и чувство попавших на его холмы. Он, как по праву занявший римский республиканский трон Берлускони, владеет тавматургическим даром жрать самого себя, самоопустошаться, превращаться в скукожившегося клопа, а затем вдруг жиреть от пустоты и в очередной раз превращаться не то в Вавилонскую блудницу, не то в св. Терезу.

Кто теперешние римляне? В этом городе чудовищная статистика. Более 40% трудоспособного населения - чиновники разных рангов, служащие в бесконечных министерствах и департаментах макаронообразной итальянской бюрократии, а также в банках и прочих конторах. Столько же - работники "сферы обслуживания", снабжающие нужным жителей столицы и ее гостей. Еще процентов 15 - лица, связанные с Ватиканом. Немногочисленный остаток - те, кто производит хоть что-то материальное, а также персонажи без определенного рода занятий и просто гопники.

Милый портрет "этих свиней римлян"? Но разве он сильно отличается от облика обитателей Рима-3?

И ничего

Рим - столица кичения и самоуничижения. Один из самых удивительных его монументов - надгробие папы Александра VII Киджи, изваянное Бернини. Огромное беломраморное изображение усопшего понтифика, дивного коррупционера, из-под ног которого свисает клубящийся волнами кринолин из красного мрамора-порфира. А из-под этой юбки глумливо выглядывает золотой скелет, сующий в нос паломникам и туристам песочные часы.

Мол, вот так, с шиком, transit gloria mundi.

Но это - уже времена окончательного и бессмысленного падения нравов, а Бернини, хоть и безусловно великолепный мастер, сильно смахивает на своего безмозглого прапраправнука из Рима-3, Зураба Церетели.

Куда сильнее то, на чем можно поскользнуться в базилике Санта Мария Арачели.

Напольные погребальные плиты, понятно, имели точный смысл: "сегодня ты идешь по моей могиле, а завтра кто-то будет топтаться на твоей". То есть они должны быть плоскими. Плиты в Санта Мария Арачели XIV-XV веков сделаны в технике достаточно высокого рельефа.

Это как же так? Эквилибрировать на носу, лбу, сложенных ручках и остроносых ботиночках мраморных симулякров князей церкви и князей мирских?

Ничего, веками пытались сохранить равновесие. Вытоптали симулякры до относительной плосковатости. У рук не осталось пальцев, на месте носа, как у сифилитика, провал, а вместо глаз полированный ровный камень.

Видимо, чтобы избежать таких танцев на своей могилке, кардинал Антонио Барберини, францисканский монах, умерший в начале XVII столетия, выкинул гениальный фортель.

Его надгробие на полу церкви Санта Мария делла Кончеционе - Богородицы Оправдания! - это совсем, окончательно плоская плита из белого мрамора, на которой большими черными буквами, чтобы любому дураку было понятно, значится:

Hic jacet pulvis cinis et nihil

Здесь лежит пыль зола и ничего

Вот и все. А ведь мог из порфира и золота что-нибудь заказать. Но этот гений мистического цинизма и нигилизма, померший от пульмонарного заболевания, прославил себя в веках, пожалуй, более, чем жадные до жабьей икры дядюшки и кузены.

Жалко, цветочный ларек по соседству с Санта Мария делла Кончеционе был неоправданно закрыт в рабочее время. А то бы я купил цветочки и положил их на могилку кардинального брата Антона.

Но что поделаешь, римляне на то и римляне, хотят - торгуют цветами, не хотят - идут заниматься другими делами, припадая к сосцам Мамы Римы.

Потому что в этом городе можно делать что угодно, в том числе - ничего.