Русский Журнал / Колонки / Столпник
www.russ.ru/columns/stolpnik/20050623.html

Контент-менеджмент
Вячеслав Глазычев

Дата публикации:  23 Июня 2005

В передышках процесса сборки икейских емкостей наблюдал подряд два воскресных толковища. Одно - у Третьякова: предметному знанию у Зайончковской и Вишневского, которые знают о демографических и миграционных процессах в России все или почти все, по сценарию противостояли попытки известных господ, включая экс-мэра Попова, произнести нечто членораздельное по вопросу, о котором они не имеют ни малейшего представления. Другое - у Познера: попытки присяжных говорящих голов хоть что-то внятное сопоставить с четкостью позиции Чубайса (Анатолия, разумеется) по вопросу приватизации выглядели скорее жалко. Любопытно и то, что оба ведущих давно отвыкли от того, чтобы всерьез готовиться к посиделкам.

Мы живем в очень специфической ситуации: от интеллигентов XIX века унаследовано заимствованная у европейцев склонность рассуждать (по воскресеньям) исключительно о высоком. Им, европейцам, хорошо: у них дела низменные давно идут в почти автоматическом режиме, поскольку довольно давно высохли кровь и пот, которыми эта автоматика далась. У нас иначе, и по этой причине надо бы для начала научиться понимать скучные, отнюдь не возвышенные вещи. Учиться их слушать и слышать. Учиться говорить о сути дела способом, внятным для сколько-нибудь вразумляемой особи.

Похоже, что об этом догадались в Государственной думе, где в пятницу единороссы взбунтовались против собственной податливости при штамповке законопроектов, вылетающих, как бумажные голуби, из недр правительственной машины.

Это хорошо. Или почти хорошо, поскольку документы, порожденные в правительстве, сочиняются очень узким кругом экспертов, постоянно работающих на правительство - в ЦСР, в Институте экономики города да еще в Институте экономики переходного периода. Затем два редакторских процесса - в самом правительстве, где обычно "чужих" экспертов и не слышат, и слышать не стремятся, и в парламенте, где редкое общение с внешними экспертами имеет характер случайный и спазматический. Странности этих документов, изготовляемых в огромном количестве, имеют системный характер по двум причинам.

Одна структурная: всеобщий вопль о необходимости законодательных новаций оправдан и в этой своей оправданности создает стресс - хороший закон, тем более хороший кодекс, как минимум требует времени и со спешкой несовместим. Другая - техническая, напрямую связанная с первой: действительно трудно заниматься кропотливым анализом каждой статьи, удерживая при этом образ целого. Трудно, значит, нуждается в компетенциях, каких кругу весьма квалифицированных, но так или иначе идеологически заангажированных экспертов не будет достаточно, если такой круг узок.

У нас и впрямь любят обсуждать нечто "в целом" и "вообще", что, с одной стороны, позволяет до боли привычным говорящим головам сохранять хорошую мину при любой игре, а с другой - делает всякий диспут пародией на дискуссию, поскольку аргументы не встречаются, а проскальзывают один мимо другого, как встречные поезда.

Мы никак не можем привыкнуть к тому, что речения политиков предопределяют условия нашего же бытия не непосредственно, а через чрезвычайно пресные вещи вроде статей закона. Эти статьи выражают философские воззрения куда в большей мере, чем отраженный практический опыт. Если же учесть, что философские воззрения в наше время усваиваются скорее через слова говорящих голов, чем путем чтения старых диалектиков, то круг замыкается. Юристы оформляют законы, содержание которых формируют люди, находящиеся в позиции экспертов, и... круг замыкается вторично.

В устоявшихся обществах закон по преимуществу оформляет накопившиеся нужды практики, в нашем транзитном состоянии вокруг каждого закона идет подспудная, редко осмысляемая самими участниками борьба установок. Одни установки ретроспективны - осознанно или нет, через них транслируется стремление вернуться в патерналистское государство как в материнскую утробу. Другие проспективны, они выражают нацеленность на то, чтобы сделать шаг к освобождению от Отца, при этом не впадая в излишества малограмотного либерализма или вовсе безграмотного анархизма.

Иногда экспертный круг удается расширить - пока еще не до того, как закон принят по всех чтениях, а после. Так случилось, к примеру, в тот момент, когда проблемы жилища и, еще того хлеще, проблемы родимого ЖКХ были с удовольствием сброшены на неокрепшее Министерство регионального развития. Зарплату служащим там платят, но денег на деятельность им дать не торопятся.

В прошлую пятницу в компании очень разумных людей я затратил два часа интенсивной работы на то, чтобы разобраться в смысле и, главное, в направленности всего шести статей одной главы из множества глав Жилищного кодекса.

Тут ссылкой на Мишеля Фуко или Фукуяму не отделаешься. Тут думать надо. В самом деле, а что является объектом жилищных прав? Почему никак нельзя согласиться с авторами Кодекса, когда они в начале XXI века называют жилым помещением комнату (что справедливо для общежития или, скажем, комнаты на маяке или на спасательной станции) и при этом забывают о многоквартирном жилом доме как интегральной системе? Что мы можем себе позволить в том состоянии умов, какое есть: надеяться на неспешное приучение людей к мысли о необходимости добровольного страхования жилища или в стиле Петра Великого учить их этому силой закона, введя обязательное страхование? А если рискнуть ввести, то - уже за рамками законодательной работы - какие инструменты растолкования и убеждения следует применить, как и кому поставить задачу, чтобы новая норма не вызвала такую же слепую ярость, как монетизация льгот?

Некий заунывный драматизм ситуации заключается в том, что я, со своим ограниченным опытом, могу заполнить такими вопросами множество страниц, тогда как большинство милых, образованных людей считает, что эти низкие вещи можно оставить чиновникам, нисколько о них не заботясь. О, если б это было так!

Простой арифметический подсчет показывает: для действительно серьезной проработки Жилищного кодекса нужно затратить не менее трех месяцев напряженной работы дюжины неслуживых экспертов, а затем еще (в лучшем случае) столько же, чтобы убедить служивых экспертов. И еще в лучшем случае столько же, чтобы убедить чиновников, расписанных по множеству ведомств, и депутатов. Накинем для верности еще квартал - меньше года никак не получается, но ведь власть, медлительная в делах практических, бывает очень нетерпелива, когда речь о бумажной работе.

Как сказано в Псалме XCIII, Oculus habent et non videbunt (имеют очи, но не видят).