Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Быков-quickly | Режим | Столпник | Не в фокусе | Идея фикс | Злые улицы | Всё ок | Понедельник | Всюду жизнь | Московские странности
/ Колонки / Злые улицы < Вы здесь
Хорошая могила
Дата публикации:  10 Августа 2005

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Сначала знаменитый апокриф. В Канне-90 дебютную картину Павла Лунгина "Такси-блюз" отметили спецпризом за режиссуру. Между тем фильм крайне не понравился Жан-Люку Годару, который оперативно откликнулся на чужой триумф следующей репликой: "Стоит увидеть, как Лунгин поглощает свой утренний йогурт за столиком каннского кафе, чтобы понять - перед нами мошенник и прохвост". Как-то вот так.

Успех Лунгина, его решительная, его нагловатая манера повествования не понравились отечественному истеблишменту: реплику Годара единодушно подхватили газеты и злые языки коллег-кинематографистов. Лет через десять, напомнив Лунгину тот злополучный наезд мэтра, какой-то саркастичный интервьюер поинтересовался психологическими последствиями, кажется, надеясь услышать отповедь Годару, гневное опровержение, полемику. Но ответ Лунгина приятно удивил. "Бог с вами, - ответил он, - где Годар и где я! Вероятно, случайно попался ему на глаза. Не уверен, что Годар вообще смотрел ту мою картину. Он и думал, и говорил о чем-то о своем". Мне понравились эти легкость и незакомплексованность. Лунгин, живший к тому времени в Париже, производил впечатление действительно свободного человека. Однако фильмы его не находили в моей душе никакого сочувствия. Чего стоит один Мамонов в "Такси-блюзе"! После "Линии жизни" совсем перестал Лунгиным интересоваться.

Год назад взялся писать для одной питерской энциклопедии текст про "Свадьбу". Скорее всего потому, что картину снимали под Тулой. Думал - стошнит. Оказалось, наоборот. Оказалось, "Свадьба" - очень умная, очень тонкая картина про борьбу живых с мертвыми, про то, как дикая дивизия невменяемых упырей - все эти герои соцтруда и милиционеры, совковые родители и новорусские предприниматели, хабалки и карьеристы - мешают доброму молодцу жениться, и про то, как он в лучших традициях архаического фольклора, то есть всего за одни сутки, все-таки становится и мужем, и отцом. Важнейший, наряду с муратовскими, фильм постсоветского периода!

Но всего интереснее, конечно, Андрей Панин в образе Гаркуши, этого классического трикстера, который сначала разрушает мир, а после снова его созидает - из пепла, из ничего, из отчаяния и беды. Никто в постсоветской культуре не сказал о судьбе русского мужика даже тысячной доли той правды, которая удалась тут заезжему гастролеру, парижскому гостю Лунгину. "Жить-то хочешь?" - приставив к виску милиционера Борзова пистолет, интересуется Гаркуша. "Хочу". - "А Я ЧЕГО-ТО НЕТ... Бери, начальник. Бери меня без целлофана". Панин, этот русский Николсон, этот реактивный невротик со стертой, неаристократической и неглянцевой физиономией, не имеет в нынешней социокультурной ситуации шанса стать мало-мальским героем или даже нормальным обывателем: в официальной культуре для него нет сюжетов, а в стране - маленького клочка земли, где он мог бы попросту выжить. Поэтому умный-преумный Панин всегда играет одно и то же - Великий Отказ, "нет" этому миру и этому порядку вещей; поэтому он всегда бандит, полубандит, шулер, плут и нарушитель бессовестных правил. Бесконечно живой Панин, для которого больше нет места под солнцем, в одиночку ставит легитимность и целесообразность этого мира под сомнение. Уникальные особенности Панина из всех наших кинематографистов сознательно и последовательно использовал один только Лунгин, и за это - за бесподобные интонации, за глаза обреченного, но непримиримого Гаркуши - я поклонюсь Павлу Лунгину в ноги!

Новый фильм Лунгина - победившие на сочинском Кинотавре "Бедные родственники" - рифмуется со "Свадьбой". Обе работы выполнены в стиле неукротимой витальности, в манере "буря и натиск", "скорость и наглость", на грани потери "хорошего вкуса" - этой сомнительной категории, по наличию которой отечественные образованцы-начетчики опознают своих, "грамотных". Роевое томление то и дело разрешается у Лунгина выбросом сумасшедшей индивидуальной энергии очередного оголтелого солиста. Однако если "Свадьба" - волшебная сказка из жизни русских, то "Бедные родственники" - то ли назидательная притча, то ли фарс из жизни евреев.

Константин Хабенский играет "Остапа Бендера", Наталья Коляканова - "мадам Грицацуеву", а фильм в целом - история неудавшегося плутовства. По мне, и сюжет, и диалоги сценариста Геннадия Островского значительно уступают соответствующим компонентам "Свадьбы", писать которую Лунгину помогал Александр Галин. Однако и в новой картине есть перлы, которые запоминаешь надолго - на всю оставшуюся жизнь. "Человеку нужна хорошая могила. На неделю. Поскорбит - и уедет" - такими словами пришлый герой Хабенского, циничный король проигрыша по имени Эдуард, приобщает к своему плутовству местного раввина, хранителя еврейских могил. Городок Голотвин предстоит выдать за Голутвин. На самом деле Голутвин был стерт с лица земли во вторую мировую. Там теперь ничего, пустыня. Эдуард привозит богатеньких иностранцев, чтобы те встретились со своими давно утерянными родственниками, так сказать восстановили связь, припали к корням, обнялись с живыми, порыдали над мертвыми. Голутвинские родственники, ясное дело, подставные, а деньги хотя и верные, но небольшие.

Вот именно, оформилась новая тенденция: наши выдающиеся режиссеры бессознательно, но тем более последовательно и жестко обесценивают деньги, дискредитируют саму идею больших легких денег, еще недавно столь популярную. Ой, симпто-ом! Режиссеры же правда выдающиеся, не лохи. Видят далеко, зорко, слышат подземный гул, расшифровывают обещания набирающей скорость Истории. В "Настройщике", адаптируя традиционную западную фабулу "криминальная афера", Муратова понижает рабочую сумму с традиционных миллионов долларов до "всего лишь" восьми тысяч. Впрочем, всем ее персонажам и эта сумма кажется чудовищно большой, легко провоцирующей и многомесячную плутовскую возню, и трагические сожаления обманутой жертвы (ср. с легкомысленным отношением невнимательной Ларисы Садиловой аж к тридцати тысячам!).

Лунгин идет еще дальше. Едва явившись в местечко, его Эдуард предлагает первому попавшемуся пареньку "хорошо заработать". Сколько же? А целых 20 долларов! И впоследствии будут травмировать слух подобные "большие-пребольшие" суммы: 25 долларов, 50 долларов, максимум 90. Профанация либерального бреда (или все-таки лукавства?) относительно радужных перспектив отечественного общества потребления и сопутствующей ему внезапной капиталистической демократии.

Островский с Лунгиным рассказывают немудрящую историю про то, как любимое дитя нэпа, Эдуард Бендер в исполнении Хабенского, терпит полный финансовый и человеческий крах, зато лжеродственники, к полному изумлению корыстного интригана, который, по словам некоей русалочки, "никого никогда не любил", братаются, целуются, сливаются в экстазе. Снова, снова симптом. Историй такого рода, с таким вот пафосом не снимали у нас три тысячи лет. Наши местечковые мастера экрана и сегодня ни на что подобное не решаются, а Лунгина несомненно вдохновляет Париж, где, судя по всему, неотравленная атмосфера.

Островскому стр-рашно повезло с постановщиком. Лунгин спасает ходульные анекдоты сценариста тем, что, как и в "Свадьбе", находит для "примитивного" сюжета пластический и темпоритмический эквивалент. Раз фильм про то, что расчет, умозрение и вкус - ничто в сравнении с жизнью и сопутствующей страстью, то следует строить каждый кадр так, чтобы интенсивность взаимодействия героев чудовищно, в десятки, в сотни раз превосходила повествовательную задачу. Надо, чтобы торжествовала избыточность, чтобы движения были лишними, жесты необусловленными, а эмоции форсированными. Чтобы царили не ум со вкусом, а скорость с наглостью - единственно эффективное оружие живых в борьбе с упырями. Надо, чтобы глупые анекдоты трещали по швам, а экзальтация с биологическим восторгом ("хочу, могу и люблю!") - выплескивались зрителю в морду. Так и сделано.

Повторюсь, Лунгин - свободный человек, смелый. В Москве или Питере подобный фильм еще невозможен. Только в Одессе или Париже. Смысл лунгинской манифестации вот в чем. Подавляя нарратив, вкус и хорошие глянцевые манеры предельной экзальтацией, Лунгин отсылает к внефильмической реальности. Он говорит: есть вещи поважнее претенциозного "качественного кино", поважнее искусства. Ему в очередной раз кричат "мошенник, прохвост", а он кротко улыбается: есть базовые вещи, глядите, и эти вещи располагаются в точке разрыва повествовательной ткани и ткани эмоциональной.

В середине фильма припомнил прошлогоднюю историю. Случайно оказался в одной еврейской семье, где несколько дней интенсивно общался с больной, но бодрой духом еврейской же бабушкой. Допустим, она ценит Савика Шустера с правозащитниками и не ценит Буша-младшего, я же наоборот, но все равно - с ней было интересно спорить и даже в корректной форме ругаться. Один раз речь зашла о нынешних беспризорных детях, тему подсказал телевизор. Она зачем-то ляпнула, а я почему-то запомнил: "В детдомах нет ни одного еврея. Евреи никогда не бросают своих детей в детдомах".

Дело ведь не в конкретной бабушке. Просто существуют формулы, вполне обеспеченные смыслом: основательные, несмешные. И есть многочисленные другие: амбивалентные, для жонглерства. Так вот, жизнеспособны лишь те социальные образования (этнос, государство, команда, бригада, семья и т.д.), которые могут предъявить пару-тройку обеспеченных концептов. Я не знаю, есть ли в наших детдомах "евреи", не важно. Дело в том, что бабушкин концепт кажется высеченным из мрамора, из гранита. Словно тут не бабушкин треп, а спущенная откуда-то сверху заповедь. Кажется, от этих слов срываются гроба шагать четверкою своих дубовых ножек. То есть можно быть анти- или филосемитом, но нельзя эту формулу проигнорировать, нельзя ее засмеять. Она не позволит, она сопротивляется иронии. Зато любимый мною "Брат-2" целиком состоит из поливалентных предложений. "Русские своих на войне не бросают!" - эта формула ходит ходуном, вибрирует, издевается. Правда что ли - не бросают? Каких таких "своих"? На какой такой войне? А если эта война - гражданская, то бишь наша самая популярная, наша по-настоящему отечественная? Почва уходит из-под ног, и это страшно неравновесное состояние компенсируется смехом. "Но-но, я полицейский!" - "Да я и сам милиционер!" Помню, как на этом фильме сползал от смеха куда-то под лавку. Раззудись плечо, размахнись рука. Ничего святого. Заповедник постмодернизма.

...И идут без имени святого
Все двенадцать - вдаль.
Ко всему готовы,
Ничего не жаль.

Наше новое барство уже заказывает "красоту", "эстетику", "величие" и "глубину", но тут появляется добродушный увалень Лунгин (правда, из Парижу, поэтому местное барство ему худо-бедно внимает, даже завидует), говорит: "Человеку нужна хорошая могила. На неделю. Зато красота с величием - фактически не нужны. Ну, или потом, потом". Вот вам "Бедные родственники": не шедевр, больше чем шедевр, другое.

В одном интервью Киры Муратовой я наткнулся на апологию Сергея Герасимова, у которого Муратова училась во ВГИКе. Герасимова, одного из лидеров советского официоза, давно, еще с перестройки, принято, презирая, разоблачать. И вдруг, резко меняя тон своих высказываний с игриво-необязательного на трепетный и ответственный, Муратова говорит: не трогайте Герасимова, что вы про него знаете?! Он был замечательный, благородный, гениальный; любил своих учеников и неизменно им помогал; я всегда его защищаю, я не могу слышать о нем дурные слова, не могу!! Очень похоже на Лунгина. Она тоже поначалу со всем соглашается, кокетничает и юлит, но вдруг дает понять, что ее игра не тотальна. Что есть черта, за которой начинаются базовые ценности. Может, две-три, может, даже одна. И уже не до смеха, не до кокетства, не до цинизма. "Человеку нужна хорошая могила. Поскорбит - и уедет".

Кстати, Герасимов - человек двадцатых годов, из породы ФЭКСов. Вот, оказывается, откуда в фильмах Муратовой эта воля к безукоризненной форме, этот блеск! Все получено из первых рук, она - наследница по прямой. Ее безукоризненный вкус - лишь надстройка над чем-то более существенным. Это всегда опознаешь, чувствуешь. У нынешних, корыстолюбивых и циничных, никогда не случится ни лоска, ни формы, ни даже качественного глянца. Кто их учителя, кто диктовал им формулы успеха? Новые русские экономисты, менеджеры, дельцы? Что же, и экономистов, и кинематографистов погребут обломки одноименного, то бишь новорусского рая.

Последний урок Лунгина: образ делается вопреки бытовой достоверности и наперекор повседневной очевидности. Никто не знает будущего, но свободные художники кое-что угадывают.


поставить закладкупоставить закладку
Предыдущие публикации:
Игорь Манцов, Во дворе дрова /01.08/
Кинематограф, суперзвездами которого являются такие одномерно-статичные фигуры, как Гоша Куценко, Рената Литвинова или Петр Мамонов, не обещает стране движения. Страна окончательно перешла на консервы.
Игорь Манцов, Тревога! /25.07/
"Требуется няня" Ларисы Садиловой - существенная ошибка, путаница идеалов с интересами. Фильм продемонстрировал отсутствие вменяемой системы образов, посредством которой можно было бы описать Россию с позиции социального успеха.
Игорь Манцов, Клубок змей /14.07/
В "Видимости гнева" режиссер Майк Биндер грамотно рассказал страшную-престрашную историю, но так и не решился дать ее фигурантам надлежащую оценку. Замаскировал кошмар политкорректными поцелуйчиками, улыбками.
Игорь Манцов, Не жалею, не зову, не плачу /07.07/
Спилберг весьма талантлив, но все же преувеличен, и я давно не жду от него откровений, даже элементарной радости. Однако "Война миров" цепляет, воскрешает доверие. Пожалуй, здесь Спилберг наконец Художник.
Игорь Манцов, Дети лейтенанта Шмидта /01.07/
Разрыв 17-го года - непоправимый, тотальный. Теперешняя страна - маленькая безымянная девочка, цыпочка. За спиной не столетия, а разверстое материнское лоно и два безответственных акушера: Троцкий с Лениным.
предыдущая в начало  
Игорь Манцов
Игорь
МАНЦОВ
URL

Поиск
 
 искать:

архив колонки:





Рассылка раздела 'Злые улицы' на Subscribe.ru