Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Быков-quickly | Режим | Столпник | Не в фокусе | Идея фикс | Злые улицы | Всё ок | Понедельник | Всюду жизнь
/ Колонки / Злые улицы < Вы здесь
Как обустроить наше воображаемое?
Дата публикации:  13 Сентября 2004

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Опрятный огненно-рыжий зверек белка - светлое впечатление детства. Белки из громадного тульского парка, расположенного в пяти минутах от дома, брали орешки с ладони, крутили хвостиком. С тех пор я воображал ангелов рыжими и пушистыми. Встреча старых друзей произошла двадцать пять лет спустя, позавчера. Срезая дорогу, отправился прямиком через парк: две роскошные белочки носились друг за другом, прятались на вершине дуба-патриарха, кубарем скатывались вниз, замирая где-то у основания дерева. В душе ожило сокровенное, и, осторожно приблизившись к дикой природе, я заглянул по ту сторону неохватного ствола. Тревожно замерев, на меня смотрело первобытное чудовище. Врезались в память маленькие злобные глазки и невменяемый оскал.

Вы смотрели на белку с расстояния вытянутой руки? Белкин взгляд отрицает все, чем мы дорожим. Все достижения человеческого духа и разума. "Белка ужасна!" - с чувством произнес я и резким движением прогнал животное в чащу.

Мой поступок не остался безнаказанным. К дереву давно приблизились мать и малолетнее дитя неопределенного пола. Дитя приготовило орешки и теперь намеревалось заплакать. Молодая мать так строго мне выговаривала, что я вынужден был объясниться: "Понимаете, при ближайшем рассмотрении белка оказалась чудовищем!" И, уже удаляясь, попытался внушить рыдающему ребенку: "Белка ужасна. Когда-нибудь ты со мной согласишься".

Днем раньше тему "человек и зверь", "человек и монстр" на моих глазах развивал американский фильм Hellboy, где люди сосуществуют с разного рода нечистью и нелюдью. В свое время нацисты попытались достучаться до демонов и случайно выпустили из ада чортика, демонического детеныша. Приручивший детеныша американский аспирант-католик воспитал из него истребителя всякой нечисти, самолюбивого и неуязвимого. Демон ежедневно подпиливает свои неуклюжие рога, дружит с человеком-амфибией, заигрывает с девушкой, продуцирующей огонь, кличет состарившегося аспиранта, ныне профессора, отцом, а сам прозывается Хеллбоем, Парнем из ада. Стареющий профессор, за которым охотятся неприрученные демоны во главе с Григорием Распутиным, подготовил себе замену в лице обаятельного, но заурядного молодого человека. Еще немного, и силы зла овладеют миром, победят. Люди выставляют против злых - Хеллбоя со товарищи, потому что людям тягаться с нелюдью не под силу. Короче, очередная экранизация комикса, вроде "Ван Хельсинга". Как и всегда бывает в случае качественного масскульта, есть о чем поговорить.

В противовес биологической уязвимости человека акцентирована неистребимость демонов и титанов. Человек кончается от легкого прикосновения стального клинка, а эти молотят друг друга почем зря, взрывают, плющат о стены, раздирают на куски, и хоть бы что. Живы, здоровы, готовы к новым схваткам и почкованию. Эта стратегия доминирует в фильме, именно ее считывает внимательный зритель из тех, что не навязывают фильму априорные установки. Такому зрителю открывается, что фильм умный. Все прочие отправляются на совковую кухню: разоблачать заграничную бездуховность.

Итак, Hellboy в одном флаконе предъявляет материальную действительность человека и его воображаемое. Фильм показывает, что материальное с воображаемым переплетены. Что воображаемое непосредственно влияет на материальный мир и преобразует его. Воображаемое угрожает миру или же его спасает. Жанровая грубость картины скрывает изящество авторской мысли.

Внимание: воображаемое неоднородно. Воображаемое добро ведет борьбу с воображаемым злом. Они плющат друг друга, они неистребимы, подобно платоновским идеям. И эта борьба - отнюдь не баловство, но высшая реальность. Фильм наглядно предъявляет связь высшей реальности с материальной.

Кажется, именно он, по необходимости третируемый мной Достоевский, обмолвился: "Поле битвы добра и зла - сердца людей". Так вот, именно Hellboy - адекватная версия Достоевского, а не наш хваленый и бессмысленный, как все новорусское, телесериал "Идиот". Hellboy - это дух Достоевского, "Идиот" - буква, почувствуйте наконец разницу! Люди умирают, воображаемое - нет. Вот это и есть высокая-превысокая современная культура. Орудие борьбы, средство мобилизации. Наконец, технология социального анализа.

Было непереносимо слышать, как наши публичные люди именуют ворвавшихся в Беслан бандитов нелюдями. К сожалению, нынешняя Россия - страна, где даже среди элиты преобладает межеумочное поселковое сознание. Именовать конкретного врага нелюдью - значит путать воображаемое с материальным. И это не оговорка, не лексическая неточность, а гуманитарная катастрофа! Говорить "нелюди" про людей - значит возгонять бандитов до символа, до идеи. Значит - впустить демонов в Мир. А это нешуточное дело, за это сжигали на кострах.

Смертельный грех постсоветских демократов: они оказались неспособны сконструировать для приватизированной ими страны новое воображаемое. Не смогли обслужить даже любимых себя, не сумели укоренить свои квазибуржуазные ценности. Вот почему в стране все идет наперекосяк: экономический базис один, а воображаемое другое. В дни бесланской диверсии телевизор крутил средние и плохие советские фильмы про Великую Отечественную. Получалось, в нашей новой беде снова виноват Гитлер! Извините, дурдом. Кто-то сообразительный запустил "Крепкий орешек" с Брюсом Уиллисом. А где же наш, российский "Крепкий орешек"? На что потрачен его гипотетический бюджет? Думаю, приватизировали, разворовали, прожрали и просрали.

Воображаемое нельзя сымитировать. Представьте: у человека появилось много новых возможностей, а ему по-прежнему снятся Зыкина со Штирлицем и Макаревичем, "Беломор" с разбавленным палаточным "Жигулевским". Ладно, он же крутой пацан, он пытается приохотить себя к по-настоящему опасной Кайли Миноуг, он проклял Зыкину с Макаревичем. Но тогда они приходят именно в качестве проклятых монстров, мучают и пытают, мучают и пытают. Все вместе называется постсовок.

Ладно, с этими ясно. А что на другом конце спектра? В одной патриотической газете ("ЛГ") писатель Валентин Распутин, который представляется мне человеком совестливым и достойным, ругает Америку последними словами. Причем его даже не спрашивали, он сам: "Америка долго не продержится. Я, конечно, не оракул, но это исторически предрешено... Американская нация ослабла... Ее разнородный генетический фонд пришел в противодействие и предвещает тяжкие гражданские события... Мир всюду не любит Америку... Американцы ослабили себя болезнью, которая называется демократией... Очень возможен распад этого государства".

По-нашему, это шок. Откудова такие осведомленность и прыть? Какое дело пожилому русскому художнику слова до Америки? Понятное дело, Распутин неосознанно сводит счеты с проамерикански настроенными писателями-либералами, налицо обыкновенный перенос. Так не логичнее ли разобраться с конкурентами творчески, потиражно? Или даже по-простому, на кулачках? Я бы приветствовал, я бы смазывал победителям-патриотам рваные раны и ссадины. Так нет, им подавай цельную Америку. Богатыри, не мы. Однако у Америки есть свой мобилизующий "Крепкий орешек", а у нас - нет. Так называемые патриоты не сумели защитить в пространстве воображаемого даже своего Сталина! Сдали Сталина либералам, не сдюжили, и вот теперь принялись воевать с мельницами. И это тоже грустный-прегрустный постсовок. Очередой рецидив поселкового сознания. Наши грамотные окончательно запутались в русском языке.

Кроме того, Распутин повторяет общие места про духовность "деревенских": "Народ живет в селе, а в городе население". Иначе, снова пытается создать культ простеца. Во-первых, русского села давно нет, и вместо того чтобы заискивать перед мертвыми, следует спасать живых. Во-вторых, города у нас нет и подавно: только поселок, где действительно живет не народ и даже не население, а плебс. В-третьих, именно межеумочные простецы, все эти хруще-брежне-горби-ельцины, "парни из соседнего села", поделив страну с либеральными реформаторами, сдали народ. Довольно морочить голову: "деревенщики" и либеральные реформаторы - одна шайка-лейка. Нерушимый союз советских простецов с советскими же хитрецами. Противоположности, которые сходятся.

Погодите, пройдет всего десять лет, и разница между этими разновидностями советского человека будет незаметна. Философ Мамардашвили говорил, что советский человек - самое жадное существо в мировой истории. А что значит жадничать? Не знать точных границ своего "Я" и желать большего, чем можешь унести.

Кстати, читаю последний роман Акунина. Оказывается, приступив к реформам и объявив новую страну во второй половине XIX века, японский император первым делом отменил самурайские пенсии, полученные за заслуги в прежней стране. То есть уравнял шансы старых и новых, знатных и безродных. Результат известен: Цусима. Нам же надо хорошо подумать: в каком веке и в какой стране мы живем. Или не живем? В любом случае - думать, шевелиться, оставить Америку в покое, не задирать обидчивых городских.

Размышлял на ходу, как вдруг что-то стремительно выкатилось под ноги. "Белка ужасна, белка ужасна!" - восторженно орал вчерашний ребенок. "Вы победили!" - рассмеялась подобревшая ко мне мать. "Чепуха. Китайцы призывают отмечать победу похоронной процессией. Всего лишь заглянул в глаза реальности и произнес страшную правду вслух".

"А кошка, а кошка?" - заверещало дитя, нацелив пальчик в ближайшие кусты. Я с отвращением поглядел на облезлое, измученное собаками, дворниками и лишаем четвероногое. Но в голосе ребенка звучала такая пронзительная надежда, что пришлось, слукавив, обменять ее на милосердие по курсу один к одному: "Кошка другое дело. Кошка приемлема".


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Игорь Манцов, Братья и сестры - 2 /06.09/
В сегодняшней колонке нет никакого кино. Потому что без кино и литературы прожить можно, а без страны и родных людей - нет.
Игорь Манцов, Лицо /01.09/
"Я, робот" - среднее, но настоящее кино, ибо свое подлинное содержание оно транслирует визуальным образом. Среди торжества безликости единственная выразительная физиономия - Уилл Смит, на которого по-настоящему интересно смотреть. Все, кино состоялось. Лицо - единственная гарантия человеческой подлинности, чудо.
Игорь Манцов, Тема героя и предателя /24.08/
Наше прошлое обезлюдело. Кто теперь Ленин и Лазо? Болотное чмо. Коллективная воля испуганно изымает вчерашних богов из мира. А как воспринимает коллективное бессознательное тех, кто богам верил, так называемый народ? Еще хуже: как тупорылых рабов.
Игорь Манцов, Бойцы метафизического фронта /16.08/
По улицам Тулы, по улицам Москвы ходят миллионы юных, которые хотят наконец жить. Если их не травмировать некрофильскими сюжетами наподобие "Ночного дозора", если им верить, если их любить, они откроют все десять заповедей заново. Однако их не любят. Им не верят. Их боятся.
Игорь Манцов, Смерть Цицерона /09.08/
Павел Чухрай позволяет себе немыслимые вещи. Протагонист "Вора" регулярно писает в штаны и этим исчерпывается. В "Водителе для Веры" режиссер методично опускает героиню. Задолго до финала ублюдок, которого автор даже не представил зрителю, с легкостью всаживает в голову женщине, чье имя вынесено в заглавие картины, пулю-дуру.
предыдущая в начало следующая
Игорь Манцов
Игорь
МАНЦОВ
URL

Поиск
 
 искать:

архив колонки:





Рассылка раздела 'Злые улицы' на Subscribe.ru