Русский Журнал / Обзоры /
www.russ.ru/culture/19991022_pospel2.html

Обзор бумажной прессы
Петр Поспелов

Дата публикации:  22 Октября 1999

Берлинский филармонический оркестр и Клаудио Аббадо.

Судя по газетным полосам, концерт берлинцев стал самым безусловным художественным событием прошедшей недели. Это можно было предположить заранее, зная репутацию оркестра и его руководителя:

"Берлинский филармонический оркестр, наряду с Венским филармоническим и амстердамским "Концертгебау", - лучший оркестр Европы, а его 66-летний шеф Клаудио Аббадо - один из первых современных дирижеров мира". (Петр Поспелов, "Известия". - Прошу прощения, что начинаю с цитирования самого себя, но на моем месте это мог бы написать любой).

"Вряд ли найдется коллектив или дирижер, способные в длительном концертном марафоне составить конкуренцию "вольной оркестровой республике" (так называл оркестр один из предшественников Аббадо - Вильгельм Фуртвенглер). Берлинский оркестр, постоянно оспаривающий звание лучшего оркестра в мире в неустанной борьбе с аналогичным оркестром из Вены, - коллектив уникальный. Его музыканты сами выбирают для себя руководителя. Так, через два месяца после смерти Караяна оркестр проголосовал за Аббадо, а минувшим летом - за нового главного дирижера с 2002 г. - сэра Саймона Рэттла (Аббадо объявил оркестрантам о своем уходе по истечении контракта). (Вадим Журавлев, "Ведомости".)

Между тем в ожиданиях звучали и критические нотки:

"Три года назад на концерте в Мариинке тот же самый Berliner Philharmoniker отделал Аббадо таким несогласованным штрихом и грубыми медными репликами, что, показалось, итальянец Аббадо не справится с оркестром, идущим на караяновском автопилоте". (Елена Черемных, "КоммерсантЪ".)

Автор этих строк "дважды слушал берлинских филармоников во главе с Аббадо живьем (записи - не в счет), в Берлине и в Петербурге, оба раза отмечая сочетание высокого класса с некоторым равнодушием и самоуспокоенностью; никаких откровений не было; более того, в финале Седьмой симфонии Бетховена музыканты из группы первых скрипок вообще играли разными штрихами, при полном попустительстве со стороны концертмейстера." (Петр Поспелов, "Известия".)

Газета "Время МН" напечатала интервью с Клаудио Аббадо (интервьюер - Мария Бабалова). В нем дирижер, в частности, пролил свет на кадровую ситуацию в своем оркестре:

"Конечно, оркестр чтит немецкую традицию, идущую не только от Караяна, но и от Фуртвенглера. А с другой стороны, оркестр всегда был открыт для сотрудничества с новыми дирижерами. Я уже десять лет работаю с Берлинским филармоническим, теперь сильно обновлен состав его музыкантов. В оркестре много молодых лиц - это лучшие солисты Европы. Есть женщины, что при Караяне было строжайшим табу. Сегодня мы свободны в выборе репертуара. Играем все, что захотим, - от современной музыки до барокко. И, может быть, наши программы стали демократичнее".

Столь редкие гости не приехали бы в Москву, не будь на это веских политических причин. По этому поводу я позволил себе написать следующее:

"Приездом оркестра москвичи обязаны не только продвинутым немецким спонсорам (Daimler Chrysler, Deutsche Bank) и российским организаторам (Росинтерфест), но прежде всего политической истории XX века: берлинцы и их маэстро, не взяв гонораров, подарили концерт Москве как столице одной из стран-победительниц: их турне проходит под девизом "50 лет демократии в Германии" и обнимает Москву, Лондон, Париж и Вашингтон. Многие заметные концерты устраиваются по поводам, которые часто кажутся внешними: хочется забыть о них и просто слушать музыку. Здесь другое дело: Берлинский филармонический в его нынешнем качестве - пример того, чего добилась демократическая Германия за 50 лет. Оркестровая культура, организация оркестрового дела, репертуарные принципы - вещи далеко не дикорастущие, но результат осознанной политики, которая по своей структуре близка политике государственной. Поэтому устроители правы, когда сопоставляют в своем обзоре исторические вехи с вехами биографии оркестра: в 1955 году был пожизненно избран Караян и отменен оккупационный режим - Германия снова стала Германией; 1990 год - избрание Аббадо и объединение Германии; 1999 год - утверждение будущего преемника Аббадо, англичанина Саймона Рэттла, и введение евровалюты". (Петр Поспелов, "Известия".)

Екатерина Бирюкова ("Время МН") честно призналась читателям от имени современных россиян: "Концерт мы ничем особенным не заслужили. Если кто и заслужил, то наши отцы и деды, давным-давно победившие во Второй мировой войне".

А Дмитрий Абаулин ("Неделя") подумал: "Теперь впору прикидывать, какой следующий праздник с политической подоплекой доставит нам такую радость".

Радость, действительно, была неописуемой, и тревожные ожидания, к счастью, ничем не подтвердились.

"В Москву в виде Берлинского филармонического Аббадо привез то, что ничем не напоминало пузатый профессорский коллектив, отягощенный традицией, амбицией и ментальностью симфонического тяжеловеса". (Елена Черемных, "КоммерсантЪ".)

"Волшебство, именуемое Берлинским филармоническим оркестром, находится столь далеко от привычного нам сегодня уровня, что вписывать его в обычную концертную жизнь просто неловко... Качество - испытанное, немецкое - пожалуй, первое, от чего захватывает дух. Впрочем, оно вполне востребовано современной ситуацией - когда такого рода коллективам приходится соревноваться с уровнем собственных же записей. Оркестр работает, как машина - дорогая, холеная, комфортная. Слушая его, получаешь физическое удовольствие, примерно как от езды в "Мерседесе". Насыщенный и одновременно прозрачный звук, словно исходящий из элитной аудиоаппаратуры, идеальный строй, фантастические соло, отрегулированность каждой детали - как будто в оркестре сидит еще и звукорежиссер". (Екатерина Бирюкова, "Время МН".)

"Оказалось, что тутти - это вовсе не способ создать непереносимый шум. Наоборот, тутти - это когда слышно все инструменты, именно: все до одного". (Дмитрий Абаулин, "Неделя".)

Противопоставляя Берлинский филармонический отечественным коллективам, Анна Ветхова ("Культура") пишет: "Мы не устаем петь хвалебные оды мастерству западных духовиков. Но чтобы медь играла таким звуком! Мы можем удивляться их оркестровому умению. Но чтобы каждый звучал как солист! И дирижерские качества превозносим. Но как сделать, чтобы мелодия, проходящая через несколько "инструментальных этажей", казалась спетою одним огромного диапазона голосом?.. За тему английского рожка, ей-Богу, можно отдать полмира".

Московские критики, похоже, соревновались в том, кто отдаст оркестру больше похвал:

"Первый же унисон Четвертой симфонии Бетховена сразу снял все вопросы относительно строя и баланса, не говоря уже о точности вступлений. Отменно сильно показали себя солисты-духовики, и не только английский рожок, игравший у Дворжака божественную индейскую песенку. Медь могла играть и мощно, и тонко. Матовый, выстроенный звук струнных был результатом тончайшей слаженности. Главное же - удивительный контакт оркестра с Аббадо, порождавший идеальное взаимослышание всех групп. Звук сохранял прозрачность и в самых ослепительных туттийных местах, а медленная часть Дворжака, с выделенной группой солирующих струнников, стала просто подарком с небес". (Петр Поспелов, "Известия".)

"В интерпретациях Бетховена и Дворжака не стоило искать интеллектуальной игры или драматического напряжения, зато он (Клаудио Аббадо - П.П.) замечательно сумел прочувствовать и полюбить саму материю музыки, разбудив эту сладостную любовь и в своих слушателях. Упоительная элегия медленной части Дворжака, пожалуй, останется витать под сводами осчастливленного консерваторского зала дольше всего остального, прозвучавшего в этот удивительный вечер". (Екатерина Бирюкова, "Время МН".)

Некоторый сюжет в интерпретации Девятой симфонии Дворжака все же обнаружила Елена Черемных ("КоммерсантЪ"):

"Музыкальное путешествие из Европы в Америку - дворжаковская симфония "Из Нового света" - выглядело "Титаником", не подозревающим о судьбе. Аббадо долго ласкал слушателей ровным гулом морской качки (Первая часть), элегическими предвкушениями заокеанского чуда (Вторая часть с упоительным соло английского рожка), прагматикой обязательной и скорой удачи (Третья часть) и ослепительным звуковым блеском финала. Это далекое от актуальности повествование, красивое и слаженное, внезапно засверкало кровавым SOS. Версия дирижера, сформулированная буквально в последних тактах, озвучила не драму - трагедию европейца, оказавшегося вне Европы".

Подборка этих цитат могла бы напомнить пресс-релиз, подобный тем, что составляют из статей завлиты гастролирующих артистов. Немного омрачает картину сдержанная реакция на произведение Вольфганга Рима, появившееся в программе все по тем же политическим причинам:

"После Москвы оркестр выступит в столицах других стран антигитлеровской коалиции. За это консервативной московской публике пришлось вынести 30-минутное сочинение современного немецкого композитора Вольфганга Рима, написанное специально для этого турне. Симфоническая поэма "На двойной глубине" написана Римом на текст голландского гея и коммуниста Маринуса ван дер Луббе, обвиненного в поджоге Рейхстага, казненного и закопанного в могилу "двойной глубины". В тюрьме голландец написал пространное стихотворение "О красоте", которое было опубликовано в начале 1999 г. в числе прочих архивных материалов. Средняя по своим музыкальным качествам, поэма Рима местами - откровенно скучна, местами - привлекает мастеровитостью и профессионализмом". (Вадим Журавлев, "Ведомости".)

Анна Ветхова ("Культура") записывает опус Вольфганга Рима в "отдающий запахом нафталина авангард "средней руки", хотя и замечает: "Несмотря на уровень произведения, качество исполнения было отменным. Вот только публике было тяжело, особенно той, что пришла на "светский раут" (у остальных как раз этот раздел программы вызвал любопытство)".

А ваш покорный слуга отваживается на вывод: "Что же, и здесь музыка осталась в согласии с политикой: Вольфганг Рим ровно настолько же лучше Хренникова, насколько Германия 90-х лучше Советского Союза 70-х". (Петр Поспелов, "Известия".)

В целом событие, похоже, действительно вышло исключительным, причем не только для москвичей, но и для самих приезжих музыкантов:

"Смею думать, берлинцы не просто продемонстрировали свой хваленый уровень - они дали концерт, свидетельствовавший о новом качестве для них самих". (Петр Поспелов, "Известия".)

"Именно сейчас мы увидели будущее оркестра. Сломав авторитарную инерцию фон Караяна, Аббадо подготовил коллектив к современному европейскому стилю - комбинации романтического, аутентичного и интеллектуального дирижирования. В этом Аббадо проявил себя мощным реформатором, равным своему легендарному предшественнику". (Елена Черемных, "КоммерсантЪ".)

Объявлен шорт-лист премии Smirnoff-Букер

Если концерт Клаудио Аббадо вызвал у прессы единодушные восторги, то объявление шорт-листа литературной премии Букер заслужило столь же единодушный разнос.

От прямых оскорблений в адрес членов жюри рецензенты воздерживаются. Однако пишут:

"У жюри премии Smirnoff-Букер был шанс актуализировать яркие достижения новой русской литературы. Мало того, что прошлый год был урожайным; изменение регламента премии позволило учесть и тексты, явившиеся в первые четыре месяца года нынешнего. Шанс этот начисто провален судейской коллегией (председатель - литературовед Константин Азадовский, СПб.; славист Пекка Песонен, Хельсинки; поэтесса Ольга Седакова; прозаик и критик Ольга Славникова, Екатеринбург; актер и литератор Сергей Юрский)... За восемь букеровских лет мне впервые не интересно, кто 25 ноября станет лауреатом". (Андрей Немзер, "Время МН").

"Загадка для психолога: отчего шесть солидных, профессионально состоятельных людей, по отдельности высказывающихся вполне разумно, собравшись вместе, словно бы гасят друг друга и являют миру какие-то трюки по опыту доктора Гальвани? Кто знает ответ - пишите в редакцию; пока же остается констатировать факт: букеровские жюри как занимались всю дорогу гальванизацией реализма, так и продолжают в том же духе". (Михаил Новиков, "КоммерсантЪ".)

"Состав жюри (четверо русских, один финн) немыслимый, какой-то чарли-чаплиновский шорт-лист и общий алкогольный дух мероприятия навевают мысль о подвохе: да полно, не розыгрыш ли, не шутка ли мецената, не съемки ли комедийной ленты "Особенности национального премирования"? Шок, катастрофа, полундра! На самую поверхность вдруг вылез андеграунд - подпольная, некоммерческая литература". (Лев Данилкин, "Ведомости".)

По Новикову, судей было шесть, по Данилкину - пять (четверо русских, один финн). Финалистов же точно шесть - тут все посчитали одинаково. Газеты пунктуально публикуют список романов-номинантов, а "Время МН" даже печатает фотокарточки пятерых финалистов; шестому же, не найдя портрета и не посмев дать фоторобот, приносит извинения, - вот это профессионализм! Итак, шорт-лист таков:

1. Юрий Буйда. Прусская невеста. М., "Новое литературное обозрение", 1998.

2. Михаил Бутов. Свобода. "Новый мир". 1999. NN 1-2.

3. Александра Васильева. Моя Марусечка. "Знамя". 1999. N 4.

4. Леонид Гиршович. Прайс. СПб., Издательство Ивана Лимбаха, 1998.

5. Владимир Маканин. Андеграунд, или Герой нашего времени. "Знамя". 1998. NN 1-4 (отдельное издание - М., "Вагриус").

6. Виктория Платова. Берег. "Время и мы". 1999. N 141.

Что говорят рецензенты о качестве представленных произведений?

Михаил Новиков ("КоммерсантЪ"): "Все это произведения старомодные, как драповое пальто, стилистически вторичные и, увы, лишенные той волшебной повествовательной легкости, за которую вообще-то и любят романы".

Лев Данилкин ("Ведомости"): "Судя по этому списку писателей, объявлен джихад всем ранее существовавшим представлениям о хорошем тексте: по их мнению, не должно быть ни сюжета, ни оригинального языка, ни занимательности. Собственно, радикальность жюри в том и состоит, что они оказались святее Папы Римского - самого Владимира Сорокина: тексты всех шестерых, будь они подписаны "Владимир Сорокин", имели бы невероятный успех - до подобной дикости автор "Голубого сала" пока не додумывался".

Андрей Немзер ("Время МН") считает все-таки иначе. Он находит несомненные достоинства в каждом из текстов-финалистов, кроме, правда, романа Виктории Платовой. И тем не менее Немзер вердиктом букеровского жюри тоже недоволен. В чем причина? Оказывается, либо роман, пусть он и хорош, не тянет на роман (как в случае с Юрием Буйдой и Александрой Васильевой), либо против каждого романа-номинанта написаны другие романы в том же измерении, только лучше или, по крайней мере, не хуже. Против Бутова - "Самоучки" Антона Уткина, "Generation "П" Виктора Пелевина, "Свидетель" Владимира Березина и "Дар слова" Эргали Гера. Против Гиршовича - "Вспомнишь странного человека..." Александра Пятигорского. Роман Маканина полностью Немзера устраивает. Беда в одном - Маканин уже Букера получал.

Итак, ситуация сложилась неблестящая. Кто виноват? Видимо, механизм отбора, действие которого описывает Михаил Новиков ("КоммерсантЪ"): "Процедура такова: каждый из пяти судей составляет собственный список, затем, в день объявления шорт-листа, эти списки совмещаются и из них выводится такой, который устраивает всех. И в этот раз, как всегда, литература пала жертвой консенсуса".

Похоже, что из самих членов жюри никому в отдельности список тоже не понравился. То, что Новиков определяет как "гальванизированный реализм", а Данилкин как "андеграунд", одна из судей, поэт Ольга Седакова характеризует так: "Все это - продолжение критического реализма, "литература доноса" - когда писатель кому-то пишет о том, как мы плохо живем" (ее слова процитированы в "Коммерсанте").

Сам Новиков ("КоммерсантЪ") в той же статье недоумевает, почему за полями списка осталась успешная коммерческая литература: "На вопрос, есть ли хоть у одного произведения из вышедших в финал шансы на коммерческий успех, ответ был категорический: нет таких шансов. "Эту премию, - объяснила Ольга Славникова, - жюри воспринимает как премию качества, интеллектуальных и литературных достоинств. Такие вещи должны иметь неуспех". Зачем культивировать этот двойной стандарт - непонятно. Тем не менее едва ли не единственная из выдвигавшихся на премию коммерчески успешная вещь - пресловутый "Generation П" - в шорт-лист не попала. "Пролетели" и жанровые стилизации Л. Гурского и Б. Акунина".

На несоответствие шорт-листа реальному кругу чтения указывает и Лев Данилкин ("Ведомости"): "Из списка выметен весь мэйнстрим и даже традиционалистская литература: в нем не осталось ни "Голубого сала" Владимира Сорокина, ни "Generation "П" Виктора Пелевина, ни "Турецкого гамбита" Б. Акунина, ни "Закрытой книги" Андрея Дмитриева, считавшихся главными претендентами на премию".

По свидетельству Михаила Новикова ("КоммерсантЪ"), даже "член жюри, финский славист Пека Песонен посетовал, что в списке нет ни авангарда, ни фантастики, и сообщил, что он был единственным, кто предлагал в шорт-лист Сорокина".

Тут Андрей Немзер ("Время МН") солидарен с коллегами: "Не люблю я ни Виктора Пелевина, ни Владимира Сорокина, но уж лучше их скандальные опусы, чем перекрещиванье карася в порося и демонстрация достижений уездного литкружка. Тоска".

Заканчивает же Немзер статью перечислением своих фаворитов:

"А Виктор Астафьев, Андрей Дмитриев, Евгений Попов, Александр Пятигорский, Михаил Успенский, Антон Уткин как были писателями, так и останутся".

Кому же все-таки дадут последнего в этом веке русского Букера?

Новиков оценивает ситуацию так: "Из текстов, что пробились сквозь пелену судейских предубеждений, наиболее предпочтительно выглядят шансы двух эмигрантов - живущего в Израиле Леонида Гиршовича и американки Виктории Платовой. "Прусской невесте" неуклонно набирающего репутацию в узких кругах Юрия Буйды, по всей вероятности, помешает то, что книга эта - сборник рассказов. Владимир Маканин "Букера" уже получал. Формально не возбраняется и еще разок, конечно, но - едва ли. Александра Васильева - дебютантка; Михаил Бутов просто еще слишком молод..."

По сведениям Немзера, Леонид Гиршович живет в Германии, а его роман "Прайс" "волей жюри занимает чуть ли не первую" позицию, поскольку Маканин, за которого косвенно ратует критик, "на лавры рассчитывать не должен".

Данилкин, еще более уточняя место жительства писателя, тоже считает, что "наиболее вероятный кандидат на получение прайса - ганноверский житель Гиршович".

Положительная сторона вышепроцитированных отрицательных рецензий, мне кажется, в том, что из них можно выудить совокупный список писателей, которых авторитетные критики нам рекомендуют. Вот эти авторы: Виктор Пелевин и Владимир Сорокин, Б.Акунин и Л.Гурский, Виктор Астафьев, Андрей Дмитриев, Евгений Попов, Александр Пятигорский, Михаил Успенский и Антон Уткин. Будем знать, кого спрашивать в книжных магазинах.

"Матрица" на московских экранах.

Сюжет этого фильма не слишком прост для понимания и тем более - для пересказа. Тем не менее критики ведущих газет делают все от них зависящее:

"Ну, вы знаете, что все мы - порождения коварных программистов; сначала они хотели сконструировать идеальный мир, а потом в результате ошибок программной оболочки бросили нас на полпути к совершенству. Отсюда в жизни Нео возникает эффект дежа вю: так, он дважды видит одну и ту же черную кошку. И тут же соображает, что дело здесь нечисто. Оказывается, самым ловким удалось своевременно удрать от компьютерного беспредела в будущее, на некий плывущий в океане времени космический корабль, и оттуда наблюдать за конвульсиями земных тварей конца второго тысячелетия. Но и они - ловкие - оказались во власти могущественной Матрицы, которая приставила к ним шпиков-отморозков и управляет каждым их движением. Вот вы едите бифштекс и знаете, что никакого бифштекса в действительности не существует. А Матрица посылает электрические сигналы и внушает вашему мозгу, что бифштекс сочный, и вы жуете его с видимым удовольствием. Пожалуй, это самая наглядная иллюстрация к названию фильма; но на всякий случай в нем говорится, что никому нельзя до конца объяснить, что такое Матрица". (Андрей Плахов, "КоммерсантЪ".)

"На дворе уже совсем другое тысячелетье, а люди (в том числе и сам Андерсон) только думают, что существуют. На самом деле все жители планеты уже давно расфасованы по специальным капсулам и пребывают в летаргическом сне. Они служат этакими живыми батареями, которые вырабатывают энергию для инопланетных форм жизни. Правда, некоторое количество землян сумело очнуться и организовало движение сопротивления". (Станислав Ростоцкий, "Время МН".)

Как видно, чтобы понять в чем дело, нет другого выхода - надо пойти и посмотреть фильм. Однако с позициями критиков ознакомиться не мешает.

Сергей Кузнецов ("Ведомости") считает, что "братья Вачовски сняли первый успешный киберпанковский фильм". Критик разбирает причины неудач предыдущих попыток других режиссеров и приходит к выводу: "Секрет успеха "Матрицы" в том, что в отличие от большинства создателей кинокиберпанка Вачовски догадались скрестить фантастику с множеством других жанров: от достаточно традиционных в этом контексте Евангелия, греческой мифологии или волшебных сказок до гонконгских фильмов типа "Круто-сваренных" Джона ВУЗ и "Палачей" Джони То. Для интеллектуалов добавили несколько головоломок и "намеков" (например, книга, в которой Нео хранит диск, - работа французского философа Жана Бодрияра "Симуляция и симулякры", рассказывающая об имитации реальности в современном мире). Правда, по дороге потеряли одну из главных идей киберпанка: о родстве человека и машины, реального и виртуального мира. В мире "Матрицы" компьютер, использующий людей как живые батарейки, - главный враг, а самая страшная реальность лучше утешительной иллюзии. Для героев Уильяма Гибсона вопрос так не стоял".

Источники мотивов фильма перечисляет и Станислав Ростоцкий ("Время МН"): "Вачовски не стесняются брать свое там, где они увидели свое - и ничуть по этому поводу не комплексуют. Количество кинематографических цитат и ссылок, рассыпанных по лабиринтам "Матрицы", не поддается исчислению - тут и Фриц Ланг, и Говард Хоукс, и Ридли Скотт, и Джон Ву, и Ривз знает кто еще. Но фильм от этого не перестает быть оригинальным и революционным".

Лариса Юсипова ("Ведомости") считает, что "Вачовски сняли не что иное как фильм-балет, объединивший эстетику комиксов (в издательстве комиксов братья проработали несколько лет) с воспоминаниями современников о прыжке Нижинского: "просто подпрыгнуть и задержаться в воздухе". Являются ли братья поклонниками Дягилева, русских сезонов или они просто считали информацию, пропитавшую "культурный воздух" века, - угадать трудно. Также трудно, как понять степень осведомленности режиссеров в тех философских понятиях, которыми нашпигованы диалоги персонажей. Главные персонажи, кстати, носят многозначительные имена: Морфеус (Бог сна), Тринити (Троица), Нео (пояснения излишни), - но на божественную Троицу никак не раскладываются, хотя, похоже, именно на такой расклад авторы стараются намекнуть".

Остается думать, что "Матрица" - лабораторное кино для семинаров. Но на выручку приходит все тот же Станислав Ростоцкий ("Время МН"): "По счастью, "Матрица" - не только (да и не столько) полигон для знаек. Фильм Вачовски - зрелище и впрямь неглупое. Но даже если бы сюжет не выходил за привычные для Голливуда рамки ясельной книжки-малышки, "Матрица" осталась бы шедевром. Именно для таких фильмов придумывали большой экран и систему Dolby Digital. Все действующие лица обладают способностью парить над землей и перепрыгивать с одного небоскреба на другой, без промаха стрелять из любого положения и ударом кулака пробивать бетонные стены. Крутизна героев вполне карикатурна (что нашло отражение и в их имидже - радикально черный цвет одежды, солнцезащитные очки при любом освещении и обилие кожаной и хромированной амуниции) - но это не мешает забыть обо всем и на экран смотреть не мигая, время от времени издавая восторженные вопли".

У Андрея Плахова ("КоммерсантЪ") забыть обо всем не получается, как не удаются ему и восторженные вопли:

"Самое слабое в "Матрице" - увы, сценарий. Его написали, не доверив это дело профессионалам, сами режиссеры - братья Вачовские, которых после лесбийской криминальной комедии "В связке" считали вундеркиндами американского независимого кино и прочили в качестве смены братьям Коэнам. Но Вачовских задавил большой бюджет. Тяжеловесной конструкции "Матрицы" явно не хватает коэновской элегантности. Включая финал с неожиданно-неизбежным признанием бесстрастной, словно Матрица, Троицы в нежных чувствах к Нео. Фильм Вачовских тоже вызывает эффект дежа вю - после "Игры" Дэвида Финчера и еще целой обоймы картин про компьютерный тоталитаризм. Спасибо, конечно, что здесь хотя бы есть порочно-невинный Киану Ривз, на которого приятно смотреть, а не стареющий интриган и ловелас Майкл Дуглас".

Итак, уважаемый читатель, наши обзоры бумажной прессы начинают приобретать черты постоянства. Просим Вас присылать свои замечания и советы по адресу arco@cityline.ru