| Русский Журнал
/ Обзоры / www.russ.ru/culture/19991105_pospel.html |
|
Обзор бумажной прессы Петр Поспелов Дата публикации: 5 Ноября 1999 События московской культурной жизни, анонсированные нами в прошлые две недели, получили отклик на страницах бумажной прессы. Лондонское "Прикосновение" на московской сцене Гастроли Королевского национального театра из Лондона вызвали закономерный интерес публики и прессы: "Прикосновение" Патрика Марбера в Москву привез британский Национальный королевский театр, и на спектакль постарались попасть все, даже самые пресыщенные члены московской арт-тусовки." (Алексей Филиппов, "Известия") "Два вечера подряд просьбы о лишнем билете раздавались еще на дальних подступах к Театру имени Моссовета, а в зале были заняты все ступеньки." (Роман Должанский, "КоммерсантЪ") "Большой энтузиазм вызвало многократно повторенное со сцены слово fuck и его разнообразные эквиваленты в русском переводе. Собственно, этим fuck'ом пьеса стала особенно знаменита." (Андрей Башкирцев, "Неделя") "Тем не менее, даже новаторская (как выяснилось, не только для русского, но и для британского театра) сцена виртуального секса была воспринята почти благодушно. Может быть, оттого, что диалог про члены, сперму, задницы и "все дырки" не произносился, а в такт стрекоту клавиатур воспроизводился на компьютерном экране над сценой." (Роман Должанский, "КоммерсантЪ") "В "Прикосновении" все спят со всеми. При этом спектакль сохраняет холодноватое викторианское изящество: актеры играют сдержанно и отстраненно, добросовестно донося до зала авторский текст, а режиссер ограничил себя разводкой мизансцен - англичане показали Москве очень традиционный театр... Можно водрузить на сцену не два, а дюжину компьютеров, и через два слова на третье говорить fuck, но мелодрама все равно останется мелодрамой: Патрик Марбер написал милую пьесу, а актеры мило ее разыграли - никакой новизны тут нет." (Алексей Филиппов, "Известия") "Это типичная мелодрама со страстями, ревностью, изменами и гибелью одной из героинь в финале" (Марина Давыдова, "Время МН") Содержание пьесы Патрика Марбера, числящейся по ведомству новой волны английской драматургии, оказалось много скромнее, чем ожидалось: "После знакомства с "перчеными" произведениями некоторых представителей этой волны (например, Shopping & Fucking Марка Равенхилла или "Очищение" Сары Кейн, среднестатистический герой которых - страдающий наркоманией гомосексуалист с садомазохистским комплексом) пьеса Патрика Марбера "Прикосновение" кажется диетической овсянкой... Если в спектакле Королевского Национального театра что и удивляет, так не текст, а способ его сценической подачи. Английская сцена в целом как-то равнодушна к режиссуре (отдельные яркие личности вроде Деклана Доннеллана - исключение). Основные фигуры здесь - актер и драматург. Постановщик обычно выполняет роль прикладную - развел артистов, чтобы не путались друг у друга под ногами, и молодец. У нас самый завалящий режиссер постарается как-нибудь - музыкально, ритмически, с помощью света, наконец, - решить хотя бы финал. В "Прикосновении" (за режиссера здесь Пэдди Каннин) все куда проще. Прозвучала первая реплика - начался спектакль, прозвучала последняя - закончился." (Марина Давыдова, "Время МН") "Пьеса сыграна суховато и отчетливо, поставлена в минималистских декорациях. Напоминает скорее концертное исполнение, а не полноценный спектакль." (Анна Кузнецова, "Ведомости") "Если бы спектакль передали по радио, потери слушателя по сравнению со зрителем были бы невелики." (Роман Должанский, "КоммерсантЪ") В самой драматургии критики видят определенные достоинства: "Драматургическая техника Марбера напоминает сценарии школы Тарантино. Он не скупится на флэш-бэки и с поразительной точностью уравновешивает сложную конструкцию сюжета. Его пьесы можно читать как партитуры, настолько музыкально соотношение речи и пауз. Про Марбера говорят, что его чувство театрального ритма достойно самого Пинтера." (Анна Кузнецова, "Ведомости") "Надо отдать должное: Марбер изящно строит диалоги и умудряется придать незамысловатой истории налет таинственности, но в мировой драматургии (в частности, у английского классика ХХ века Гарольда Пинтера) есть пьесы, где сходная тематика разрабатывается с меньшей откровенностью, но с не меньшим (а нередко и большим) изыском." (Марина Давыдова, "Время МН") "Самый сильный его прием - это пауза. Она повисает между незначащих слов, чреватая скандалом или поцелуем, расставанием или смертью. Марбер называет все вещи своими именами, но умеет быть трогательным, не впадая в сентиментальность. В "Прикосновении" мы смотрим, как два мужика занимаются сексом по Интернету, и понимаем, что один таким образом признается в любви к женщине. Невозможный симбиоз жестокости и нежности - вот что потрясает публику, теперь уже и московскую, на премьерах молодых драматургов." (Анна Кузнецова, "Ведомости") Впрочем, Андрей Башкирцев ("Неделя") предполагает: "Кажется, то, что написал переводчик Сергей Волынец - это совсем не то же самое, что написал драматург Патрик Марбер (откровенно говоря, так всегда и бывает). И то, что видят в пьесе "Closer" англичане, сильно отличается от того, что мы видим в пьесе "Прикосновение". Англичан волнует тема получеловека среднего класса, у которого словно бы нет одной ноги - он уже вовсе не пролетарий, но еще далеко не буржуа. Нам заметна скорее христианская мораль наказания одного человека за общие грехи." Романа Должанского ("КоммерсантЪ") опыт английского драматурга совсем не увлек: "Какая-нибудь "Пьеса #27" Алексея Слаповского, написанная о том же, о чем "Прикосновение", даст сочинению Марбера сто очков вперед, да только нет на нее оборотистых ройал-кортовских толкачей." И все же английский спектакль Должанский считает показательным: "Английское "Прикосновение" не заслуживало бы особого внимания, если бы за гастролями Королевского театра не угадывалось моднейшее поветрие европейского театра. Уже несколько лет в мире только и разговоров, что о феномене новой волны в английской драматургии, которую во всех странах без перевода называют new writing. Главные миссионеры этого "нового писания" из лондонского театра Ройал Корт разъезжают по всему миру, разъясняя величие своих молодых авторов, пропагандируя их сочинения и провозглашая закат режиссерского театра и начало новой театральной эпохи - эпохи Драматурга... Во-первых, недовольство диктатом режиссуры тлеет во всех актерах, а во-вторых, что еще важнее, повсюду полно современных драматургов, ревнующих к режиссерскому увлечению Шекспиром и Чеховым. После спектакля плодовитая, но не слишком востребованная сценой драматургесса с блеском в глазах хвалила спектакль: пьесу слышно, сюжет понятен, тексту никто не мешает - ни актеры со своими индивидуальностями, ни режиссер со своими концепциями. Просто мечта." Идея пострежиссерского театра, на мой взгляд, привлекательна и современна. Но, видимо, схема "драматург + актеры" подходит не каждой театральной культуре. Прислушаемся к Марине Давыдовой ("Время МН"): "Тут мы подходим к самому главному. Представьте себе, что мелодраму с интимными откровениями в отсутствие режиссера решили сыграть в каком-нибудь русском академическом театре. Получилась бы какая-нибудь невообразимая пошлость вроде "Овечки" Надежды Птушкиной, игравшейся на сцене того же театра Моссовета (кстати, там и режиссер - Борис Мильграм - был, но это не помогало, а вредило). Английские артисты могут сделать спектакль скучным, но почти никогда - пошлым. Самые грязные фразы в их устах звучат органично. Это не темная сторона жизни, а жизнь как таковая. В постановке есть какая-то качественность и добротность, вообще свойственные английской продукции (отнюдь не только театральной). Вероятно, столь толерантное отношение нашей публики к "лучшей пьесе о сексуальных отношениях" (рекомендация одной из английских газет) и определялось не в последнюю очередь отстраненно-холодноватым способом подачи текста." Алексею Филиппову ("Известия") "спектакль сильно напоминал старую добрую отечественную антрепризу - хоть и лишенную почти обязательного у нас налета пошлости... На нашей сцене с детищем Марбера обошлись бы совсем иначе. И еще обойдутся. "Прикосновение" - кассовая пьеса, за нее наверняка ухватятся антрепризы, она широко пойдет по периферии. Актеры станут старательно играть в иностранцев, раскрашивая каждую реплику, изображая западные нравы так, как их у нас представляют, - результаты этих усилий почти наверняка будут ужасны." Столь же негодным видится Алексею Филиппову и обратный вариант - если мы примемся следовать как раз английской эстетике: "В сегодняшней Москве много мертвых и полумертвых театров, на их сценах идет немало спектаклей-покойников: некоторые из них и на свет-то появляются мертвыми. Но отечественная театральная жизнь непредсказуема: с провалами чередуются удачи, три спектакля вызывают глубокую тоску, четвертый приносит радость. А британская постановка предназначена для сытых и не склонных себя волновать людей: приготовленный по старым английским рецептам продукт был завернут в современную, высокотехнологичную упаковку и имел в Москве большой успех... Не дай бог, чтобы русский театр приобрел лицензию на производство таких спектаклей." Через несколько дней на московской сцене случилось нечто, видимо, похожее на то, чего опасался критик. В Театре Олега Табакова поставили спектакль "Секс, ложь и видео" по киносценарию американца Стивена Содерберга (режиссер Антон Кузнецов). "В российском театре до сих пор не говорили о сексе - подробно, обстоятельно, по-простому. Он, секс, до сих пор присутствовал на нашей сцене либо в качестве скабрезного довеска к комедийной развлекухе, либо в виде какого-то помойного кошмара, иллюстрирующего беспутную жизнь маргиналов из загаженной подворотни. И вот наконец он стал предметом светской дискуссии в компании сытых и благополучных обывателей. Таких же, какие составляют львиную долю публики Театра Табакова" (Арсений Суховерхов, "Неделя") "На сцене Табакерки установили два телевизора. Грэм смотрит по ним свои записи - женские секс-исповеди. С экрана Дэн услышит, почему от него уходит Анна. В видеозаписи идут некоторые сцены, и иногда это сделано остроумно: эпизод, в котором Анна, убирая дом, находит серьгу сестры, стилизована под рекламу моющих средств. Но упорная актуализация иногда дает обратный эффект: вот и изящный содерберговский сюжет напомнил старую салонную драму с тростями, шлейфами, изменами и находкой в постели подвязки соперницы." (Елена Ковальская, "КоммерсантЪ") "Правда, самые пикантные диалоги происходят только в видеоварианте, для чего прямо на сцене установлена пара телемониторов (в этом, собственно, и состоит сценография французского художника Джулио Лиштнера). А Марина Зудина немножко смущается, произнося слова "трахаться", "член", или, опять же, "оргазм". (Арсений Суховерхов, "Неделя") "В фильме Содерберга вопросы и ответы про импотенцию Грэма (в театре - в блеклом исполнении Максима Виторгана), видеоистории про первую встречу с членом, про мастурбацию, не резали слух. В спектакле все это становится заметнее. Пока героиня Марины Зудиной говорит о том, как ее беспокоит проблема мусора, слушать ее интересно. Это действительно забавно, и ей веришь. Когда она начинает говорить о сексе своими (вернее - их) словами, верить перестаешь... Все дело в том, что Зудина - хорошая, но... нет, "но" тут ни при чем: хорошая русская актриса. А в русской традиции говорить вслух о каких-то вещах по-прежнему не принято, и в этом конкретном случае мысль изреченная остается (или - становится) ложью. Единственное соприкосновение с залом случилось, когда Джон (Ярослав Бойко), по профессии адвокат, спросил у своего друга: "Налоги платишь?" - и тот ответил ему утвердительно, но без энтузиазма. При обсуждении более интимных вопросов актеры начинают сильно волноваться, кричат. Сразу что-то не ладится. Секс и видео - данность киносценария. Ложь приходит "извне" - по месту пребывания." (Григорий Заславский, "Независимая газета") "Ложь, ложь и ложь." (Елена Ковальская, "КоммерсантЪ") Фестиваль современной музыки "Московский Форум" Этот фестиваль стал самым неожиданным успехом среди событий московской культурной жизни. "Московский форум" проводится в стенах Консерватории уже шесть лет; он успел заработать себе славу добротного, но узкоцехового мероприятия, где концерты не слишком посещаются публикой, зато окружены научными конференциями, интересующими лишь профессионалов-музыкантов. Руководит "Московским форумом" профессор Консерватории по классу композиции Владимир Тарнопольский - изощренный, высокотехнологичный мастер современной музыки, один из немногих современных российских композиторов, кто пользуется благосклонностью западных заказчиков, чья опера исполнялась на престижном фестивале в Мюнхене, кто вписан в европейский культурно-музыкальный контекст. Тарнопольский уже шесть лет проводит свой фестиваль, пытаясь внедрить цивилизованное мышление современной Европы в наш музыкальный обиход и в сознание учащейся молодежи. Однако до сих пор его фестиваль, высоко ценимый в профессиональном кругу, вызывал прохладную реакцию со стороны публики: даже на объективно лучших концертах прошлых лет Рахманиновский зал консерватории (основная точка "Московского форума") оставался обидно пуст. Что было тому причиной? Может быть, недостаток рекламы, может быть, полное равнодушие к фестивалю со стороны федеральных и московских властей (так осталось и по сей день), а может быть, и закономерный снобизм московской художественной тусовки по отношению к академической современной музыке. Сложилось ощущение, что серьезной современной музыки, чей язык чуть сложнее, чем у Майкла Наймана, Москва слушать не хочет. И все-таки "Московскому форуму" удалось эту ситуацию переломить. В первые дни газеты рапортовали: "В Москве открылся VII фестиваль современной музыки "Московский Форум". Первый день его работы в Рахманиновском зале консерватории сопровождался мощным аншлагом." (Елена Черемных, "КоммерсантЪ") Энтузиазм публики так окрылил критиков, что они пустились в самые смелые фантазии: "Оптимизм опасен, но как будто со столичной публикой происходят отрадные перемены. То ли действует октябрь (всегда - один из пиков культурного сезона), то ли требовательно машет флажком конец века, призывая собраться с мыслями, то ли - самое желательное предположение - период пресыщения авангардом, взамен которого поднялось в цене все простое, понятное и традиционное, прошел и людям хочется на новом витке серьезно вернуться к вершинам искусства XX века. Во всяком случае, на открытии фестиваля "Московский форум" в Рахманиновском зале консерватории яблоку было негде упасть." (цитирую себя - Петр Поспелов, "Известия") Поначалу в устойчивость слушательского спроса критикам не верилось: "Едва ли толпа на входе в нынешний "Форум" свидетельствовала о массовом интересе к современной музыке. Скорее о любопытстве к программе открытия. На первое - "Квартет на конец времени" Оливье Мессиана, на второе - перформанс-лекция пианиста Ивана Соколова "Пение птиц", на сладкое - "Каталог птиц" того же Мессиана." (Елена Черемных, "КоммерсантЪ") Однако дальнейшие события подтвердили обратное: "Все последующие концерты, а их было порядка десяти, также с боем осаждались публикой - для академической авангардной музыки факт почти невероятный, а для последних лет в нашей московской жизни - просто уникальный." (Виктор Екимовский, "Культура") Такого никто не ждал от фестиваля, известного своей скучно-профессиональной репутацией: "В предыдущие годы фестиваль деловито знакомил немногочисленных желающих с новинками современной музыки, справедливо сетуя на то, как далеки мы еще от западной цивилизованности. Будем откровенны, строгий профессиональный дух "Форума" так и не стал востребован. В этот раз фестиваль перестал настаивать на своей академичности, широко открыл двери перед популярными за пределами консерватории персонажами, оставшись бесплатным для публики. В общем стал фестивалем с человеческим лицом. В результате почти все его концерты сопровождались аншлагом." (Екатерина Бирюкова, "Время МН") В успехе фестиваля сыграло свою роль равновесие поэтических и прозаических причин: "За шесть лет деятельности "Московский форум", познав надежды первых дней и временный спад, пришел к победе - не пожертвовав уровнем сложности, он к седьмому разу превратился из цехового мероприятия в полноценный факт культуры. Свою роль, кроме стараний организаторов, тут сыграли умелая политика Французского культурного центра и бесплатный вход." (Петр Поспелов, "Известия") По традиции "Московского форума", каждый год его программа строится на соотнесении музыки какой-либо европейской страны с музыкой России. В этом году наступила очередь Франции, и, соотвественно, Французский культурный центр стал партнером организаторов фестиваля. А высокую точку отсчета в программе фестиваля задали произведения классика французской музыки XX века Оливье Мессиана (1908-1992): "Дитя эпохи подвижности и взаимоотрицаний, он сумел, однако, выковать (для современников и будущего) из вертлявой мировой культуры диковинную, но стабильную конструкцию, стоящую разными ногами в идеале католицизма и индийской мифологии, в формах григорианского хорала и ритмах раги, в цветах радуги и витража, в прогрессиях технического века и пении птиц. Свое самое знаменитое сочинение - "Квартет на конец времени" - Мессиан написал (и исполнил) в немецком концлагере в 1941 году, живописуя не преходящий ужас жизни, но сияющее торжество Апокалипсиса. Музыку эту, в которой утонченная французская чувственность сконденсирована до духовной формулы, играть необыкновенно трудно - тем больше чести квартету молодых музыкантов (Ирина Петухова, скрипка; Борис Лифановский, виолончель; Яков Кацнельсон, фортепиано; а особенно я бы выделил кларнетиста Евгения Петрова, умеющего вдохнуть музыку в каждую ноту), достойно открывавшим программу." (Петр Поспелов, "Известия") "Над фестивалем витала тень могучего Оливье Мессиана - петербургский дуэт "Филармоника" сыграл (и нада сказать, весьма впечатлюяюще) ставший в последнее время популярным цикл "Образы слова 'Аминь'", а московские солисты исполнили (так же впечатляюще) еще более популярный "Квартет на конец времени". Однако это тоже "дела давно минувших дней", 40-е годы, и тут возникает вопрос - не слишком ли растяжимым стало понятие "современная" музыка, сколько лет ей отводится: 20, 50, 100?" (Виктор Екимовский, "Культура") Если даже могучий Мессиан был на "Московском форуме" определяющей фигурой, то фестиваль не стал бы столь значимым событием без тех артистов, кого Екатерина Бирюкова ("Время МН") назвала "популярными за пределами консерватории персонажами". О том же пишет Ольга Романцова ("Независимая газета"): "Самыми интересными стали концерты, в которых музыканты меняли привычные взаимоотношения между исполнителями и зрительным залом. Иван Соколов в своем выступлении "Пение птиц", напоминавшем одновременно лекцию и авангардный перформанс, играл на рояле стоя, махал руками, как крыльями, и в сочинении "Дятел" Софии Губайдулиной время от времени даже ударял носом по клавишам." Продолжить птичью линию Мессиана на современном этапе стало счастливой мыслью организаторов: "Орнитологическим экспериментом руководил пианист-экскурсовод с птичьей фамилией Соколов... В его подаче классические (Шуман, Римский-Корсаков, Скрябин) и современные (Фирсова, Губайдулина, Вустин, Денисов) музыкальные иллюстрации соединяли явления, до сих пор в одном ряду не стоявшие. Получался красивый и слегка безумный музыкальный птичник, питомцы которого проникали из дореволюционных опусов в современные." (Елена Черемных, "КоммерсантЪ") "Это не было концертом-лекцией: Иван Соколов умеет, создавая ситуацию непринужденного общения с публикой, творить единый художественный текст, в который входят и разговоры, и само поведение музыканта, и его игра (не всегда отточенная, но всегда вдохновенная)". (Петр Поспелов, "Известия") "Соколов выступил в трех лицах - как первоклассный пианист, блестяще сыгравший, между прочим, 10-ю сонату Скрябина, как композитор, првративший клавирабенд в свое собственное сочинение, и как режиссер, творчески и изобретательно отнесшийся к играемому и читаемому материалу, - всех впечатлила, например, долбежка соколовским носом ля-бемоля в пьесе Губайдулиной "Дятел", чего автор, конечно, не задумывал." (Виктор Екимовский, "Культура") Должен отметить, Виктор Екимовский (по основному призванию композитор, а также музыкальный критик и музыковед, написавший о Мессиане отедельную книгу) посвятил "Московскому форуму" самую обстоятельную статью. Кроме Ивана Соколова, он отмечает в числе участников фестиваля исполнительницу на терменвоксе Лидию Кавину и композиторов, ею сыгранных - Владимира Николаева и Антона Ровнера. Вместе с тем особое место Екимовский отдает проекту Владимира Мартынова, в чем с ним солидарны и другие критики: "Открытием фестиваля стала группа Opus-POST. Возникшая из "Академии старинной музыки" Татьяны Гринденко группа, согласно концепции Владимира Мартынова, создает новое пространство музицирования. Музыканты, настаивающие на своей полной анонимности, выступали в длинных черных одеяниях, их лица скрывали маски, похожие на рыцарские забрала. Играя Ксенакиса, группа Opus-POST извлекала почти мистическую энергию из сложной системы звуковых комбинаций композитора, основанной на математических расчетах." (Ольга Романцова, "Независимая газета") "Мартынов, выступив перед началом концерта и объявив день рождения нового ансамбля, складно рассказал свою любимую идею о нынешней посткомпозиторской эпохе. Сам Мартынов, отменяющий процесс композиторского творчества в традиционном его понимании, существует в ней, тем не менее, весьма успешно. Один из важных его козырей - отличные исполнители. Другой - терпеливые слушатели, способные оценить потрясающую структурную мощь мартыновских сочинений, в которых почти ничего не происходит. Главное - не уйти в первые десять минут звучания его музыки. Минут через сорок уже не захочется. " (Екатерина Бирюкова, "Время МН") "Успех был запрограммирован, как всегда в последнее время у Мартынова; переполненный зал неистовствовал, требуя автора на сцену, но надо отдать должное и исполнителям - играли они исключительно безупречно". (Виктор Екимовский, "Культура") Если группа "Opus-POSTH" впервые появилась на "Московском форуме", то ансамбль "Студия новой музыки" и его дирижер Игорь Дронов должны гордиться ролью ветеранов: "Ансамбль "Студия новой музыки" под управлением Игоря Дронова "вывез" весь этот фестиваль и "вывез" на превосходном уровне - если авторы остались довольны, то что говорить о публике..." (Виктор Екимовский, "Культура") "Держали планку и отечественные силы, прежде всего базовый ансамбль фестиваля "Студия новой музыки" под командованием Игоря Дронова - ему спасибо не только за французскую музыку, но и за "alla Nostalgia" Фараджа Караева, например." (Петр Поспелов, "Известия") Не всем консерваторский ансамбль понравился одинаково: "Студия новой музыки" продемонстрировала присущий ей профессионализм, но на концертах было скучновато." (Ольга Романцова, "Независимая газета") "Заключительный концерт с их участием, в котором, к сожалению, не состоялась объявленная в программе премьера сочинения Александра Вустина, прошел вяловато. Больше всех мне в нем понравился эффектный крикун Нивер, декламировавший свои стихи столь убежденно, что непонятность французских слов нисколько не раздражала. В музыке, которая давно перестала быть самым демократичным из искусств, тоже бывает, что не понимаешь ни одной ноты; искусство исполнителя в том и состоит, чтобы слушатель своего непонимания не заметил. "Студии новой музыки" еще предстоит этому искусству учиться." (Екатерина Бирюкова, "Время МН") А как же собственно французская часть фестиваля? "Собственно французская программа была только одна - выступление ансамбля "Альтернанс". Он приехал небольшим составом и, продемонстрировав блестящую технику, дал лаконичный концерт из немногословной, элегантной, полной воздуха и приятной во всех отношениях французской музыки (в основном звучали сочинения 90-х годов)." (Екатерина Бирюкова, "Время МН") "Исполнительская концепция единственного гостя "Московского форума" ансамбля "Альтернанс" была по духу ближе прежнему стилю фестиваля: свойственные выступлениям ансамбля изящество и хорошая исполнительская школа ничем не отличали его от обычного академического концерта." (Ольга Романцова, "Независимая газета") "Компанию участников украсил маленький ансамбль "Альтернанс" во главе с виртуозом альтовой флейты Жан-Люком Мене - по классу игры ансамбль ничем не уступал лучшим гостям "Московского форума" прежних лет - франкфуртскому Ensemble Modern или венскому Klangforum... Это были приятные открытия: не тщась превзойти мессиановские высоты, нынешние авторы вновь продемонстрировали нам то, чем прекрасен французский стиль - элегантность, чувство меры, тонкое гармоническое чутье, опрятность и вкус. Не более, но и не менее." (Петр Поспелов, "Известия") Хорошо, но как-то кисло - а еще и музыка новейших французов оказалась написана "в стереотипно авангардной манере: все те же "эксперименты" с тихими и тишайшими, редкими и редчайшими звуками, все те же якобы многозначительные паузы, все тот же безликий, стандартный тонус квазимедитации. Хорошо хоть, что в программу попал именитый Жерар Гризе - его пьеса "Пролог" для альта соло выгодно отличалась от остальных реальным движением, выверенной структурой и характерной интонационностью, свойственной представителям так называемой "спектральной школы" (в основу основ этого направления положен натуральный обертоновый звукоряд - подлинный феномен природы). Кстати, у Гризе прозвучали еще два сочинения в других концертах - очень отрадно, что европейский знаменитый мастер постепенно приобретает своего слушателя и в Москве." (Виктор Екимовский, "Культура") Такова скупая похвала российского критика в адрес французских авторов. Итог фестиваля Виктор Екимовский посчитал так: "1:1 в пользу России" Позволю себе добавить здесь что-то от себя. Я получил большое удовольствие от французской музыки, прозвучавшей на "Московском форуме". Но получил я его именно оттого, что вокруг сидел полный зал. Возможно, многие из композиций, сыгранных со сцены, и не были объективными открытиями в музыке нашего времени. Но возможно также, что многие из слушателей не слышали раньше объективных открытий, им предшествовавших - музыки Шенберга, Булеза, того же Мессиана. И мне показалось, что явления хорошие, хотя и вторичные, имеют право на существование, поскольку они адресованы новой аудитории, не слышавшей оригиналов. Гораздо важнее то, что в целом новое ухо встретилось с новой музыкой как таковой. Пройдет время, и это новое ухо заразится здоровым снобизмом - тогда уже придет время протестовать и требовать новшеств, а не повторений пройденного. Пока же много важнее то, что "Московский форум" и Французский культурный центр создали аншлаги на, казалось бы, совсем не аншлаговых явлениях. Чтобы вывод не был совсем медоточивым, приведу критику Виктора Екимовского ("Культура") в адрес завершающего номера фестиваля, который, по его мнению, выглядел как "неофициальный аппендикс: коллективная импровизация всех участвовавших музыкантов (при этом они будут играть не на своих инструментах) плюс невесть откуда взявшиеся поэт Константин Кедров и ударник Марк Пекарский. То есть сыграем перформанс, как в лучших традициях фестиваля "Альтернатива". Зачем это было сделано - мы не поняли." "Учитесь худоги" (Неизвестный Тифлис 1917-1921) Казалось бы, скромная выставка, открывшаяся в Московском центре искусств на Неглинной, растопила сердца большинства критиков настолько, что вся их строгость и принципиальность, если и не пропала вовсе, то решила устроить себе каникулы. На большей части площадей своих рецензий критики с удовольствием смакуют мотивы выставки и описывают ее исторический фон. "Необычайный наплыв творческой интеллигенции, наблюдавшийся в грузинской столице в конце 10-х годов, объясняется просто: "худоги" бежали в Тифлис от ужасов русской революции. Меньшевистская Грузинская республика, отделившаяся от России, предоставляла им кров и климат. В это время в Тифлисе выходило с десяток русских газет, существовало множество художественных и литературных группировок, функционировали театры, гастролировали знаменитости. Громче всех о себе заявляли футуристы, мечтавшие превратить Тифлис во второй Париж. И это им почти удалось. Имена братьев Зданевичей, Алексея Крученыха, открытого ими Нико Пиросмани (грузинского Анри Руссо) в конце концов прославились и в настоящем Париже." (Милена Орлова, "КоммерсантЪ") "Они писали обращенные ко всему человечеству поэтические манифесты, устраивали диспуты, спорили до хрипоты, ссорились и мирились, влюблялись... Их называли "блестящие бесшабашники". И никто не знал, сколь трагически сложатся судьбы многих из них." (Татьяна Андриасова, "Московские новости") Сергей Сафонов ("Время МН") припоминает прежние успехи куратора выставки Марины Лошак, чьи проекты "и в "очевидно банковскую" эпоху оказывались замечены публикой из-за умелого их балансирования на стыке изысканно-искусствоведческих и брутально-антикварных интересов." Критик приходит к выводу, что новая выставка "также обречена на успех". Что висит на выставке? "Большинство художественных экспонатов - графика; среди авторов преобладает Кирилл Зданевич: беспредметные и футуристические композиции, супрематические театральные декорации, жанровые черно-белые и цветные листы, запечатлевшие певиц, комедиантов, борцов. Также представлены Терентьев, Крученых, Сергей Судейкин, Ольга Розанова, Ладо Гудиашвили, Давид Какабадзе, Вано Ходжабеков." (Сергей Сафонов, "Время МН") "Многие герои выставки - открытие для широкой публики. Как, например, художник Сигизмунт Валишевский по прозвищу Зига, в 30-е годы ставший знаменитостью у себя на родине, в Польше, а в России известный только специалистам." (Милена Орлова, "КоммерсантЪ") Особая приманка выставки - Пиросмани: "Великий грузинский примитивист представлен тремя работами из частных собраний, в том числе и портретом Ильи Зданевича, которому и принадлежала честь открытия Пиросмани миру." (Ольга Кабанова, "Известия") "На фоне своих продвинутых коллег Нико Пиросмани выглядит еще наивнее, чем положено грузинскому Анри Руссо,- на его портрете Илья Зданевич всего лишь гимназист." (Милена Орлова, "КоммерсантЪ") Надежда Проказина ("Независимая газета") еще решительнее отводит Пиросмани от его французского прототипа:"Об этом художнике принято говорить как о грузинском Анри Руссо, выдавая желаемое за действительное. Но Руссо создает видимость лубка, занимаясь на самом деле классической живописью, а Пиросмани балансирует между вывеской, лубком, модернистской графикой и имитацией живописи." В отличие от своих коллег, Надежда Проказина ("Независимая газета") считает необходимым высказаться о реальной художественной ценности тифлисских работ Кирилла Зданевича: "Он открыт для влияний: то Кандинский, то Малевич, то кубистические тенденции, то ларионовские темы. На примере целой вереницы графических работ видно, как художник пытается преобразовать плоскость листа в пространство: то при помощи хаоса линий, закрученных вокруг центра, то используя геометрически организованные тонкие линии или раскрашенные плоскости. Он подкрашивает саму бумагу, используя тонировку акварелью или графическим карандашом, или берет лист с уже отпечатанным на нем текстом как основу для рисунка. Отдельные его работы интересны, но лишь как комментарий, близкий первому ряду художников. В своей графике он улавливает отдельные закономерности построения листа, но в живописи это уходит, и вся конструкция сложных взаимоотношений "пространства внутри плоскости" остается ему недоступной. Адекватной областью творчества для Кирилла Зданевича становится декорационное искусство, где его облегченное восприятие конструкции, сведенной до уровня декоративного знака, накладывается на облегченные требования жанра." Но гениальной живописи по высшему разряду никто из критиков, по-видимому, и не искал, поскольку, как считает Милена Орлова ("КоммерсантЪ"), "самое интересное на выставке - не отдельные имена и работы, а общее ощущение среды и атмосферы. Среда, как известно, создается не столько центральными фигурами, сколько многочисленными второстепенными персонажами, не столько шедеврами, сколько километрами исписанных в любимых кафе салфеток, пачками писем, фотографий, шаржей, посвящений. Среда - это родственные связи, дружеские пирушки, неопубликованные мемуары. Словом, все то, что обычно игнорируют большие музеи и обожают коллекционеры. Неизбежная неполнота, необязательность, случайность, странность набора, которая часто вменяется в вину выставкам "из частных собраний", здесь оборачивается концептуальным ходом." Ольге Кабановой ("Известия") экспозиция тоже нравится: "Выставлены сотни забавных рисунков, старые фотографии, афиши лекций, диспутов и литературных вечеров ("Футур всеучбище. 4 лекции Ильи Зданевича о итальянском футуризме"), листовки со стихами, самодельные футуристические книжки, поэтические альманахи с нелепыми названиями, смешные автографы, портреты и фотоснимки барышень - пестрый сор веселой, грубой, наглой, словоблудной и авантюрной футуристической культуры, рожденной в пику утонченной, сложной, нервной декадентствующей культуре рубежа веков." Все же Надежда Проказина ("Независимая газета") добавляет свою ложку дегтя и по поводу замысла выставки в целом: "Выставка, сделанная по принципу "отражения литературно-художественной жизни Тифлиса 1917-1921 гг.", представляет эклектику как программу. Пиросмани - об одном, Зданевич - о другом, пейзажи Гудиашвили или графика Гончаровой - о третьем. Если смотреть на сами произведения, то совершенно непонятна этнографическая концепция, если рассматривать экспозицию с историко-культурных позиций, то сами произведения вполне заменимы историческими документами. Попытка связать три выставки в одной создает впечатление постмодернистской игры, где все намешано и превращено в ничто."
|
|
||
|
||