Русский Журнал / Обзоры /
www.russ.ru/culture/20000203_hachat.html

Три дирижера - три планеты

Дата публикации:  3 Февраля 2000

В прошлом выпуске РЖ мы предложили читателям проголосовать, ответив на вопрос:

От кого из известных музыкантов вы ждете новых художественных достижений и от кого уже их не ждете? Кто по сей день множит свой артистический капитал и кто его, уже накопив, проживает, существуя на проценты?

Если Вы еще не проголосовали и хотите сделать это, форма для голосования находится здесь.

Сегодня мы публикуем письмо читателя, искусствоведа Сергея Хачатурова, посвященное трем героям списка, - дирижерам Евгению Светланову, Геннадию Рождественскому и Владимиру Федосееву. Я вижу в этом читателе родственную душу, хотя и не во всем согласен с оценками. Благодарю его за письмо и предлагаю Вам присылать свои комментарии.

Редактор "Новостей культуры" РЖ Петр Поспелов.

* * *

Уважаемый Петр, здравствуйте. Решил поучаствовать в Вашем опросе.

Мой список таков:

Юрий Башмет +

Элисо Вирсаладзе +

Валерий Гергиев +

Наталия Гутман +

Гидон Кремер +

Геннадий Рождественский +

Мстислав Ростропович -

Евгений Светланов -

Владимир Федосеев +

Михаил Плетнев, Владимир Спиваков, Юрий Темирканов, Виктор Третьяков: от голосования воздерживаюсь.

Отдельно - соображения о трех из тринадцати.

Евгений Светланов

Самый харизматический и пафосный дирижер. Своей вальяжной манерой общения он чем-то напоминает тяжеловесов большой политики, Примакова, например. Событием уходящего сезона стала для него премьера оперы "Псковитянка" Н. Римского-Корсакова в Большом театре. Подозрения относительно ошеломляющего успеха оперы закрались уже тогда, когда я свободно купил билет на третий после премьеры спектакль за тридцать (!) р. Окрепли они после третьего звонка (когда, как водится, запрещен вход в зрительный зал). Ровно треть мест в партере оказалась пустой. К сожалению, сама постановка эти подозрения подтвердила. Спектакль получился добросовестной архивной реконструкцией, из которой выкачан воздух живого эксперимента, мысли и чувства. Музыка - чудесная. Трактовка самого маэстро Светланова, дирижера-постановщика оперы, впечатляет особой тщательностью, скрупулезностью работы с оркестром, хорошим контактом с солистами и хором.

Солисты неплохие. Оркестр классный. Хор знатный. Чего ж еще?.. По мне - всему виной то самое "чуть-чуть", которое, будь оно неладно, и превращает работу в творчество. Чуть-чуть не звучат некоторые партии, чуть-чуть не дотягивает хор, чуть-чуть стерта драматургическая канва (при том, что сама по себе "Псковитянка" отнюдь не отличается яркой сценической интригой: спасти положение могло только осознанное авторское прочтение, преодоление штампов). Всем становится как-то чуть-чуть скучно... Созерцая окаменелые картины "народных волнений" и "царских выходов", словно списанные с ученических полотен императорской Академии художеств, зал от действия к действию тает на глазах. Не спасает положения достойная всяческих похвал попытка исполнителя Ивана Грозного Вячеслава Почапского воскресить в этой роли шаляпинские эмоцию и трагическую мощь. Напряжения, коллизии, игры не получилось.

Такая постановка лишь выиграла бы при перенесении на сцену концертного зала. Скромно и со вкусом: "опера в концертном исполнении". Но был повод поставить ее в Большом. 25 июня 1955 года Евгений Светланов впервые встал за пульт Большого театра СССР. Дирижерским дебютом выпускника Московской консерватории была "Псковитянка". Сегодняшний замысел маэстро - музыкальная арка, длинной в прожитую жизнь. В этой арке мы, однако, увидели скорее не "Псковитянку", а автопортрет дирижера Евгения Светланова. Честный, бескомпромиссный и беспощадный. Достоинства и неудачи новой постановки, по моему убеждению, объясняются чертами характера и стилем работы музыкального руководителя премьеры. Почему в спектакле практически нет внятной режиссуры? Почему столь наивно (подчас пошловато) оформление Сергея Бархина (он никогда не был сторонником "дежурного" реализма) с розово-голубым сиянием, теремами, березками и живой лошадью "в кустах"? Почему среди солистов нет звезд первой величины?

Потому что Светланов захотел сделать "авторский" спектакль, свой собственный от начала до конца, отражающий его вкус, представление о музыке, опере, театре, живописи и режиссуре. Светланову так удобнее. Светланов не терпит возражений. Светланов не любит иных лидеров, кроме себя. Даже в роскошно изданной программке Евгений Федорович переходит в активное наступление. Тех, кто осмеливается считать "Псковитянку" неудачной оперой Римского-Корсакова, он клеймит последними словами: "Так могут поступать (то есть высказывать свое собственное мнение! - С.Х.) только безответственные, "медведьнаухонаступленные" дилетанты от музыки. А проще сказать - гангстеры нотного стана". Не слабо, правда? Впрочем, интонации вполне узнаваемы. В них все: и ностальгия по былому имперскому методу общения начальника с подчиненными, и жажда власти, и неприкрытая ненависть к новым временам, новому искусству. Гангстеры нотного стана! Не иначе, это о современных "концептуальных" композиторах.

Ненависть никогда не была основой творчества. Она расшатала отношения в светлановском оркестре, а самого дирижера выбросила на периферию музыкальной жизни. Неспособность к диалогу - симптом наступающей внутренней глухоты. О ней свидетельствуют и малоудачные последние концерты светлановского оркестра (ГАСО), музыканты которого упорно не слышат друг друга и многочисленных приглашенных дирижеров. О ней свидетельствует и премьера "Псковитянки", в которой Светланов был чуток к себе, но нечуток к сцене и слушателю.

И все-таки без этого великого по своим творческим масштабам дирижера трудно себе представить российскую музыкальную жизнь. Дай Бог в новом веке Евгению Федоровичу обрести внутреннюю гармонию, взаимопонимание с коллегами, а нам всем услышать в исполнении ГАСО цикл, сопоставимый по масштабам с симфониями Малера или "Антологией русской музыки".

Геннадий Рождественский

Дирижер-профессор, интеллектуал и эрудит, энциклопедист, имеющий уникальные знания во всех областях гуманитарного творчества (музыке, литературе, театре, живописи и т.д.). Его появления за дирижерским пультом московских оркестров достаточно редки, зато каждый концерт становится событием. В прошедшем сезоне таких событий было три. Первое - премьера авторской партитуры музыки Сергея Прокофьева к фильму Сергея Эйзенштейна "Иван Грозный". Второе - сентябрьские концерты, посвященные памяти Марии Вениаминовны Юдиной. Третье - декабрьская московская премьера оратории Ф.Мендельсона "Илия". Даже по названиям исполняемых сочинений можно сделать вывод, что Рождественскому в музыке прежде всего интересны непроторенные пути.

Подозреваю, что достигшему какой-то высшей мудрости маэстро уже не важно, будет ли на его концертах аншлаг или число слушателей совпадет с числом музыкантов на сцене (увы, чаще всего бывает последнее). Несмотря на это, почти все концерты Рождественского имеют масштаб исторический. Они собирают тех, у кого настольными книгами являются сочинения Кальдерона, Лотмана и Мишеля Фуко; кто критикует шоу-имидж Спивакова и Башмета; наконец, кто является завсегдатаем Музея Кино. Например, исполнение прокофьевской партитуры "Ивана Грозного" превратилось в постмодернистский дискурс по семиотике, в котором "эйзенштейновский" монтаж прокофьевской партитуры задавал многие интертекстуальные связи, позволяющие слушателю выстраивать сложные смысловые конструкции. По-бахтински и по-мандельштамовски цитаты звенели цикадами. Православные пения становились "ритуальным телом", а музыка - фресковой живописью.

Надо сказать, такое напластование различных текстовых структур ("семиотические шумы") - основа музыкального языка, на котором общается с залом Геннадий Рождественский. Его эрудиция безгранична. Многие концерты он предваряет собственными преамбулами, в которых могут нечаянно встретиться герой романа Пьера-Луи "Король Павзолий", композитор Онеггер, художник Фужита... При общении с Рождественским каждый краснеет от осознания своего неизлечимого невежества. Волей-неволей Геннадий Николаевич выступает в роли миссионера-просветителя в далекой Гвинее. В лучшем случае - профессора, читающего лекцию первокурсникам. А во время исполнения "Илии" с молодой консерваторской порослью (аккурат в дни западноевропейского Рождества) он удивительно напоминал кантора сельской протестантской церкви.

Не беда, что маэстро не любит полировать свои интерпретации. Что в звучании оркестров-партнеров Рождественского временами ловятся киксы, а pianissimo иногда неотличимо от piano. Такие шероховатости только акцентируют всегда незавершенный образ первооткрывателя новых музыкальных земель, радостно сообщающего вялой филармонической жизни вкус и азарт подлинного эксперимента.

Владимир Федосеев

Самый щедрый, внимательный к своему слушателю дирижер. Во многом - противоположность Рождественскому и Светланову. В отличие от первого, полагающегося прежде всего на могучий интеллект и безграничную эрудицию, Федосеев "выбирает сердцем", больше всего ценит интуицию и особую душевную чуткость. В отличие от второго, не всегда достойно укрощающего свои амбиции (в том числе и в музыке, в вулканически яростном звучании оркестра), Федосеев "не рисуется демиургом" (определение П.Поспелова). Он доступен, благороден и прост. Он уважает собеседников (в прямом и переносном смысле - и мнение музыкантов, и музыку, которую играет), умеет вести диалог, избегать насилия над партитурой, быть гибким и (модное слово) толерантным. Он именно служит музыке. Его интерпретации отличаются прозрачностью, легкостью, особой красотой тона. Бывший руководитель оркестра народных инструментов (как никто умеющий ценить возможности струнных групп), Владимир Иванович шлифует каждый тембр, добиваясь бархатной кантиленности звучания.

Многие снобы не могут простить ему прошлое "народника". "Классики" презрительно отзывались о нем: "от баяна до Караяна". По иронии судьбы в Токио в конце 80-х годов именно федосеевские записи симфоний Чайковского были признаны лучшими после записей Караяна. Как водится, лишь после признания на Западе (кульминацией которого стало назначение Федосеева на должность главного дирижера Венского симфонического оркестра) российские меломаны сменили гнев на милость.

Многие дирижеры, укрепив свои позиции в Гааге, Мюнхене, Лондоне, Осло и т.д., наведываются в родные пенаты все реже. Федосеев - уникальное исключение. Количество концертов, данных БСО (Большим симфоническим оркестром) в сезоне, не только не уменьшилось, наоборот, удвоилось. Вместо одного абонемента - два. Да к тому же - общедоступных (по символической цене). Это 14 концертов, десять из которых проводит сам маэстро. Ложка дегтя: не все они одинаково удачны. Особое доверие интуиции и слишком мягкое общение с оркестром ставят подножку при исполнении, например, симфонических произведений Шостаковича, Рихарда Штрауса, Стравинского. В трактовке Федосеева они становятся несколько аморфными, несобранными. Зато сороковую симфонию Моцарта, сто третью симфонию Гайдна в интерпретации Федосеева я не променяю даже на аутентичное исполнение Джеффри Тэйта. Убежден, что во Второй Рахманинова, Четвертой и Шестой Чайковского Федосееву нет равных в мире. Замечательно удаются маэстро и большие кантаты, оратории с хором, солистами и оркестром: Свиридова, Бетховена, Малера... Вообще Владимира Ивановича хочется сравнить с Иваном-Царевичем, продирающимся с друзьями-оркестрантами сквозь сумеречный лес - густые заросли партитуры - в поисках своей волшебной Жар-Птицы (один из любимых словесных образов Федосеева на репетициях). Ее свет озаряет пройденный оркестром путь. В эти мгновения сладко щемит сердце и перехватывает дыхание. Если удалось схватить Жар-Птицу за хвост - все чудесно. Если нет - все рассеивается, как мираж. Остаются одни нотные заросли и осколки звуков. Мне думается, такой фольклорный, сказочный тип музыкального мышления - одна из самых сильных и увлекательных сторон федосеевского дирижерского стиля.

Благодаря щедрому таланту В.И.Федосеева московская консерваторская публика имеет оркестр высочайшего уровня - в стабильной форме, с разнообразными и небанальными программами. И это замечательно.

* * *

Три дирижера - три кита - три планеты (каждому подарили "именную" астрономы). Хочется верить, что свет их искусства будет сопровождать нас в будущем веке.

Искренне Ваш, Сергей Хачатуров.