У хореографа Бориса Эйфмана для счастья есть все. Большая, отлично выдрессированная и послушная труппа. Регулярные гастроли. Полные залы. Его творческие позывы позволяют ежегодно выпекать новый балет, и столь же регулярно поощряются премиями и званиями.

Бориса Эйфмана не любят только критики. Во всяком случае, Борис Эйфман на них часто жалуется. Они отравляют ему законное наслаждение всеми вышеперечисленными благами.

Критиков мало. Гораздо меньше, чем это можно было бы представить, учитывая масштаб эйфмановского благополучия. Однако человек все равно волнуется. Так и рекомендует себя: "волк, утомленный гоном". А критиков обзывает вампирами, питающимися его кровью. Подобные страсти не снились, полагаю, даже титану Мариусу Петипа.

Впрочем, волнение хореографа понять можно. Привычку обороняться от внешних врагов Эйфман приобрел смолоду: на заре карьеры - в конце 1970-х - действительно приходилось биться то за труппу, то за репзал, то за балерин в обтягивающем тело трико, то за музыку "Пинк флойд" (под нее Эйфман ставил свое "Двухголосие"). Теперь на всех семафорах для Эйфмана - зеленый свет. И потому нерастраченный боевой пыл Эйфман вкладывает в мелочные препирательства с прессой. Они - это все, что осталось Борису Яковлевичу от былых сражений. Они нужны ему для поддержания психологического баланса в организме.

Ситуация вряд ли переменится. Стиль Эйфмана на диво стабилен, ругань по его поводу - тоже. При этом хореограф убежден, что однажды критики его полюбят. Раз, говорит он, питаются моей кровью, то "в конце концов эта кровь проникает в их гены", а с нею - "и моя боль, моя душа проникнет к ним, и я стану частью их души". Кстати, готовый сюжет для нового эйфмановского балета.

Между тем Эйфмана уже стали похваливать. Точнее - брань перестала быть повальной. Уже и ранний "Пиноккио" кому-то показался ничего себе (лично мне попались две соболезнующие рецензии). Для любви, обещанной художником танца, конечно, маловато. Но уже что-то. Любопытно было бы в связи с этим прикинуть возможности перелома в отношениях Б.Я. с критикой.

Вариант первый. Победит политкорректность: уж на что, дескать, Эйфман плохой хореограф, а мы, тем не менее, готовы поощрить даже самые скромные его успехи. Думаю, что незатейливый "Пиноккио" выехал как раз на этом. Не все ж критикам ругаться. Тоже ведь люди.

Вариант второй. До балетных сфер дойдет слух о том, что постмодернизм нынче вышел из моды, и, согласно новому поветрию, все кинутся искать "положительного героя". Борис Эйфман, с его внятными нравоучениями, душевными пучинами, не охлажденными никаким интеллектуализмом, и понятной массам зрелищностью, - самый первый кандидат.

Вариант третий - наиболее житейский. Борис Эйфман возьмет выносливостью. Сегодня - очередная премьера, завтра - гастроли в Большом театре, послезавтра - премьера в Большом театре. А в промежутке размышления вроде: "Мой хореографический язык становится все более сложным, изощренным, изысканным. Говоря о балетном феномене петербургского театра Бориса Эйфмана, будут иметь в виду театр России, театр ХХI века". Чем это все кончится, известно наперед:

"Инженер раздраженно махнул рукой и холодно сказал:

- Вы ваши штучки бросьте. Ни в какие рассуждения я больше не пускаюсь. Стулья оценены мною в двести пятьдесят рублей, и я не уступлю ни копейки.

- Пятьдесят! - предложил отец Федор.

...Весь день потом фигура отца Федора мелькала во всех концах дачи. То выбегала она из тени криптомерий, то возникала она в мандариновой роще, то перелетала через черный двор и, трепеща, уносилась к Ботаническому саду. ...Наконец, инженер не выдержал, вышел на середину веранды и, вглядываясь в темноту, начал размеренно кричать:

- Черт с вами! Двести рублей! Только отвяжитесь.

Послышался шорох потревоженных бамбуков, тихий стон и удаляющиеся шаги. Потом все смолкло".

Мариинский театр сменит свою просто "Жизель" на "Красную Жизель" работы Эйфмана. А патриарх московских критиков Вадим Гаевский рассыплет набранную книгу "Дом Петипа" и начнет сочинять "Дом Эйфмана".

Балетное расписание февраля см. на сайте "Мир танца 2000"